Кофе со льдом
Шрифт:
На мгновение прикрыв глаза, я выдохнула — и достала из стопки бумаги еще один чистый лист.
Через час на моем столе лежали два списка гостей — для званого ужина и для встречи в кофейне.
В самом верху первого значилось «маркиз Рокпорт».
Второй открывало имя Эллиса.
Кажется, это было правильно.
С тех пор, как я подготовила списки гостей, прошло три дня. До официальной рассылки приглашений оставалось еще примерно полнедели. Но людей со второго листка я начала потихоньку зазывать сразу же, по мере того, как они приходили в кофейню. Их было немного, и некоторые из них оказались сразу в обоих списках — как Эрвин Калле, например, или Глэдис. Кое-кто в «Старое гнездо» не заглядывал вовсе —
А на сегодняшний вечер у меня был намечен визит Эллиса — и разговор о расследовании… и не только.
— Леди Виржиния, все двери мы закрыли, кроме черного хода, — сообщил Георг, неодобрительно поглядывая на меня; причина его недовольства была ясна как день, но менять решение я не собиралась. — Вы уверены, что хотите, чтобы я проводил миссис Хат? Ведь тогда вы останетесь здесь в одиночестве.
— Ничего, со мною будет Мэдди, — улыбнулась я.
Мадлен задергивала занавески, беззвучно напевая что-то себе под нос — получались у нее только забавные шипящие звуки, но мы все уже привыкли к этому — и слегка приплясывая в такт. Но когда она меня услышала, то обернулась к Георгу, стукнула себя кулачком в грудь, указала пальцем на меня и состроила воинственную рожицу.
Георг поджал губы.
— Да, Мадлен, мы знаем, что ты готова защищать леди Виржинию до последнего. Однако мне все равно хотелось бы убедиться в том, что она благополучно отбыла домой, а лишь потом ехать самому.
— Глупости, — отмела я все возражения решительным жестом. — Вам действительно стоит проводить миссис Хат. Она плохо чувствует, и я беспокоюсь о ее здоровье. Она сегодня теряла сознание — от духоты на кухне, по ее словам, но ведь раньше за ней такого не водилось! А вы единственный, кто можете о ней позаботиться, и мне еще приходится вас уговаривать, — покачала я с укором головой. — Что же до меня, не извольте беспокоиться. Во-первых, мы же не пойдем бродить по городу, а просто посидим в кофейне. Во-вторых, мистер Маноле уже сидит на кухне и ждет лишь моего приказания — как велю, так сразу отправимся в особняк. В-третьих, скоро придет детектив Эллис, а уж с ним мне точно ничего не страшно.
— Одна, наедине с двумя мужчинами?
Голос у Георга посуровел.
— Мэдди побудет моей дуэньей.
— Мадлен сама — наивная, беспомощная девушка! — вспылил Георг. «Наивная, беспомощная девушка» развернулась резко, как змея, и грозно уперла руки в бока. Взгляд ее не обещал Георгу ничего хорошего. — Как она может уберечь вас от… от…
— У-у, мистер Белкрафт, не знал, что вы мне настолько не доверяете.
— Эллис!
— Мистер Норманн!
— Да-да, это я, всеми обожаемый, везде обсуждаемый и страшно голодный, — ослепительно улыбнулся детектив. — Мистер Белкрафт, не извольте волноваться. Идите уже провожать миссис Хат, а то она сидит на кухне с таким неприкаянным видом, что аж сердце кровью обливается. Честное джентльменское… нет, так вы мне не поверите… готов поклясться своим полугодовым жалованием, что в моем обществе леди Виржинии ничего не грозит, — подмигнул он мне. — Ну, а в крайнем случае она всегда может откупиться от меня каким-нибудь пирогом. Или еще чем-нибудь вкусным.
— Вот видите, Георг? Эллис пообещал, — улыбнулась я и заглянула кофейному мастеру в глаза. — Или вы ему не доверяете?
— Не доверяет… — трагически произнес Эллис. — Как теперь жить? К слову, насчет миссис Хат я был совершенно серьезен.
Георг хмуро оглянулся на темный коридор, связывающий кухню и зал.
— Ну, хорошо. Мистер Норманн, полагаюсь на вас. Доброй ночи!
Видимо, из двух боровшихся в душе страхов, за меня и за первую и единственную свою любовь, победил второй.
— Доброй ночи, Георг.
— Доброй, доброй, — благодушно закивал Эллис, мгновенно утратив всю свою трагичность. — О, Виржиния, а можно я брошу пальто вон на тот стул? Оно безобразно мокрое, там лепит такой снег с дождем, что, честное
слово, мне даже жалко преступников, которые выйдут сегодня на улицы Бромли грабить и убивать под покровом ночи… М-м, а чем это пахнет?— Смотря что вы имеете в виду, — неопределенно качнула я головой, присаживаясь за столик. — Я приготовила глинтвейн и оставила для вас два куска пирога с мясом и сладким перцем. Мэдди?
Девушка понятливо кивнула и убежала на кухню. Эллис оглянулся на опустевший дверной проем и потер руку об руку, то ли для согрева, то ли от нетерпения.
— Что ж, перейдем сразу к делу. Помните милашку Душителя? Расследование передали мне.
Я так и замерла на месте.
— Что? Почему?
— Вы не рады? — протянул Эллис, и в его голубых глазах появилась самая искренняя обида. — Эх, вот так всегда… Никто меня не понимает. Только Дженнингс понимал настолько хорошо, что даже жизнь отдал ради того, чтоб порадовать.
— В каком это смысле? — насторожилась я. Тон Эллиса, вроде бы и шутливый, показался мне зловещим.
— В прямом, — передернул плечами детектив. — Его давеча нашли в Эйвоне, недалеко от района Найтсгейт. Мертвым. Помер от удара тяжелым предметом по голове. То ли совпадение, то ли Дженнингс все-таки нашел Душителя, но неудачно попытался его арестовать… О, Мадлен, это же глинтвейн, как кстати! Я продрог, как бездомная собака, ух…
Я похолодела. Но не от того, что посочувствовала этому безвестному Дженнингсу, мир его душе, нет; просто в одно мгновение я четко осознала, насколько опасна работа Эллиса. Немного меньше было бы его феноменальное везение — и тогда Финола Дилейни вполне могла успеть и выстрелить, или Дуглас Шилдс заподозрил бы неладное и избавился бы от назойливого детектива, или… Да мало ли этих «или»! Каждый день Эллис рисковал жизнью.
И, очевидно, получал от этого удовольствие. Промокший и замерзший, вечно одетый в поношенные рубашки или, как сейчас, в великоватый «летчицкий» свитер, немного напоминающий те, что носил Лайзо — он все равно искренне радовался тому, что наконец заполучил еще одно расследование.
— О чем вы задумались, Виржиния?
Вопрос детектива застал меня врасплох, и я ответила искренне:
— О вас…
На лице Эллиса появилось презабавное выражение, и я поспешила уточнить:
— Нет, скорее, о вашей любви к работе. Вы готовы стольким жертвовать ради нее, — замешкалась я, пытаясь подобрать слова. Все они казались неуместными, слишком пафосными или неточными. — Вы работаете не за деньги и даже не за совесть — за идею. Ваша работа, расследования — это фактически и есть вы; поэтому вы можете поставить на кон все и действовать… бесстрашно, — я почувствовала, что краснею. Но Эллис не перебивал, не смеялся и, похоже, вообще был смертельно серьезен. — Я так не могу. Я с удовольствием помогаю вам в расследованиях… Но вот рисковать жизнью готова только ради близких людей. Как тогда, с Эвани, — добавила я совсем тихо.
Эллис сделал большой глоток глинтвейна и зябко провел руками по выпуклым бокам кружки, будто греясь.
— Это совершенно нормально, Виржиния. — Он не глядел мне в глаза. — Обычно у таких, как я, свихнувшихся на своей работе, есть свои причины. И не всегда… хорошие, приятные причины, о которых хочется вспоминать. Я же не спрашиваю вас, почему вы не развлекаетесь вовсю, а тянете свое графство и управляете капиталом в одиночку, и не отдаете все на откуп управляющим и юристам, как большинство молодых аристократов?
Я опустила глаза. Эллис вздохнул.
— Ну, полно. И, кстати. На этот раз и я имею личный интерес в этом расследовании, — произнес он по-особенному; и это «особенное» в его словах заставило меня поднять голову и встретиться с ним взглядом. Глаза у Эллиса потемнели из-за расширенных зрачков. — Душитель не просто так выбирает мальчишек. Он ворует их из сиротских приютов Бромли… Двое из последних жертв пропали из приюта имени Святого Кира Эйвонского. Из моего родного приюта, Виржиния. Мальчик по имени Томас Ривер и его одногодка, Джеральд Уотс. Томаса уже нашли… Мертвым.