Кофемолка

— Мама, — сказала Нина, — это владелец нашего здания, Ави Сосна. Господин Сосна, моя мать, Ки Ляу.

— Здрасте, — сказал Сосна. Ки отрывисто кивнула. — Вы говорите по-английски? О, слушай, Шарф, — продолжил он, беря бокал вина у меня из рук. — Тут Берта мне говорит, что ты просишь скинуть сотню-другую с аренды.

— Ави, пожалуйста, не сейчас, — сказал я.

— Я уж вижу почему, — хрюкнул он, махнув на фотографии и закатывая свой закатывающийся глаз.

— Обычно здесь не так все устроено. — Ки явно вслушивалась в разговор. Это было ужасно. — В любом случае, мне кажется, вы должны были предупредить нас о «Дерганом Джо».

— Ничего я вам не должен, — сказал Ави. — А вот вы, коли на то пошло, должны мне за сентябрь.

— Только не я, конечно, — сказал я в совершенном отчаянии и указал на портрет Вика. — А хозяин кафе.

Ави посмотрел.

— А это еще… — начал он.

По счастью, в следующую секунду за нашими спинами начало разворачиваться что-то бесподобное. Басовитая ювелирша Бетти зашла с другой, менее стройной подругой, чем та, с которой ее запечатлела Нина. Она бросила один взгляд на портрет, висевший справа от двери, развернулась и попыталась сбежать. Новая партнерша схватила Бетти за вязаный жилет и затащила ее обратно в «Кольшицкий». Оказавшись внутри, она принялась ритмично дергать пригорошню жилета вверх и вниз, тыча свободной рукой в портрет и вереща на совершенно неожиданном французском: «Qui est celle-la? Qui? R'eponds-moi, salope!» [72] До определенного момента музыкальность последовавших за этим putain de merde [73] делала эту сцену выносимой: она выглядела почти как развлекательный номер программы. Если бы наконец освободившаяся Бетти, топая на выход, не замахнулась вяло на Нину. В толпе вскрикнули. Лицо Нины окаменело, и она медленно скрестила руки на груди. Ки попросила меня открыть еще одну бутылку: эта, дескать, отдает пробкой.

72

А это вот кто? Кто? Отвечай, сволочь! (фр.).

73

Грязная шлюха (фр.).

Француженка едва успела высеменить за дверь, бормоча свои пардоны, как внутрь промаршировала целая делегация местных мелких предпринимателей под руководством покрытого мукой, заранее возмущенного Массимо и Марии из «Сеньориты Флауэрс». Они оба впервые переступили порог «Кольшицкого», несмотря на то что проводили все свое рабочее время, то есть целый день, в метрах отсюда. Минутой позже сцена напоминала уже не Левый берег, а советские подпольные выставки художников. «Кто позволил? Кто разрешил это безобразие? Вы называете это говно искусством? Это не искусство! — орал Массимо. — Я, что, сказал вам, что со мной можно так поступать? Я дал вам разрешение?» При каждом жесте с него слетало облачко муки.

— На самом деле, — включилась Ки громким судебным голосом, остановив Массимо на полуслове, — для художественного, некоммерческого использования фотографии не требуется разрешения изображенного лица. У вас нет позиции. Дорогуша, думаю, я пойду, — продолжила она, обращаясь к Нине. — Надеюсь, ты не против. Это все становится слишком богемно, как выражается молодежь.

— Конечно, мама, — сказала Нина. — Мы тебя завтра проводим в аэропорт.

— Ну что ты, не нужно. Марк, мое почтение, — она помахала водителю лимузина, а затем, через пару секунд, из лимузина нам.

Отъезд Ки был невероятно своевременным. Пока Массимо бесновался, прохожие, привлеченные зрелищем громкого скандала в претенциозном на вид помещении, начали заглядывать внутрь. Секунду спустя они замечали бесплатный бар. Еще минут через двадцать обстановка внутри превратилась в сюрреалистическую толчею раздраженных предпринимателей и все более нахальных халявщиков. Мне показалось, что я заметил в толпе Великого Белого и карибского попрошайку. Несколько зазевавшихся людей искусства спешно удалялись. Вечер вылетал коту под хвост.

Надир нашего падения, однако, наступил чуть позже, когда вино закончилось, неотесанная толпа рассосалась и объявился Кайл Свинтон. Он строевым шагом обошел всю галерею по часовой стрелке, останавливаясь перед каждой работой на равные промежутки времени, сказал Нине что-то, от чего у нее раскраснелись щеки и разжались кулаки, и совершил единственную за этот вечер финансовую транзакцию в «Кольшицком», купив одну из фотографий. Мой портрет.

Мы не открылись в воскресенье. Написанное фломастером объявление гласило: «Закрыто по семейным обстоятельствам. В течение 24 часов можете пользоваться услугами наших менее компетентных конкурентов». Я напросился с Ниной проводить Ки в аэропорт; я был уверен, что она расклеится по дороге домой, но ничего подобного не произошло. Слез не было вообще, не было даже того отстраненного, чуть сонливого тона, который голос Ки обычно вызывал у Нины при телефонных разговорах. Наоборот, Нина позаимствовала у матери немного ее стальной выправки. На всякий случай я все равно решил, что нам нужен «нормальный» вечер в городе. Мы наелись японской лапши в Сохо, долго гуляли, посмотрели, как группа друзей друзей дурачится на сцене в «Тонике». Над этими простыми развлечениями висело такое облако отчаяния, что, казалось, каждый укус, вид и звук был окутан неким высшим смыслом. Где-то к двум часам ночи мы с Ниной добрели до «Кольшицкого». Пол был липким. Пластмассовые стаканчики, до разного уровня наполненные недопитым вином, заполонили каждую горизонтальную поверхность. Все это само по себе выглядело как арт-инсталляция. Работая в изможденном молчании под обвиняющими взглядами Массимо, Марии, массажисток, меня, мальчика, Ави, Вика и Бетти, мы принялись сворачивать выставку.

Глава 4 Октябрь 2007 Kaffeehaussterben

— Нам нужен пиар, — мрачно сказала Нина, уставившись из-за кассы в пустоту зала. По матовым стеклам плыли косые тени прохожих. Элегантно помятая пара остановилась прочитать меню.

К своему удивлению, я осознал, что не хочу, чтобы они вошли. Когда дела по-настоящему, безоговорочно плохи, их лень поправлять; лихорадочное гостеприимство уступает место ощутимому раздражению от самой идеи покупателей. Наверное, щелкает некий внутренний тумблер, и ты начинать воспринимать кафе как свое личное пространство, а посетителя — как его нарушителя. Или включается брутальная логика: один четырехдолларовый заказ не спасет твое заведение, но потратит твое время. Каждый зашедший превращается в нечаянного представителя всех прошедших мимо.

Девушка указала на что-то внизу листа и рассмеялась. Я прищурился и выпустил из указательного пальца лиловый лазерный луч, изжарив ее и ее бородатого партнера на месте.

— Заметь, все мужское население Вильямсбурга в этом году ходит с окладистыми бородами, как дровосеки, — сказал я Нине. — Вопрос: на отращивание такой дикости нужно по меньшей мере шесть месяцев. Каким образом мы пропустили трансформацию? Щетину?

— Нам нужен пиар, — повторила Нина.

Мы оба регулярно произносили эту фразу с момента создания «Кольшицкого», но так как ни один из нас не имел ни малейшего понятия о том, какие действия для этого требовалось предпринять, само признание необходимости ее и удовлетворяло. Мой давешний трюк с пресс-релизом ни к чему не привел, а найм агентства все еще казался неоправданной роскошью. С другой стороны, вариант не нанять агентство практически гарантировал скорое забвение. Платный пиар мог оказаться либо классической глупостью — все равно что вернуться в казино с зарплатой жены, проиграв свою, — либо единственным умным решением, принятым нами за три месяца. Либо — либо. Загвоздка состояла в том, что, не сделав, не узнаешь.

Самым успешным предпринимателем в нашем поле зрения был Ави Сосна. Я заглянул в «Самоцвет» на неприятный разговор об аренде (мы все еще не заплатили за сентябрь). Когда я робко поднял вопрос о пиаре, Ави вытянул шею, недоверчиво таращась на меня левым глазом.

— P… R? — повторил он, как будто этих букв не было в алфавите. — Ты говоришь, у вас нет денег для меня, но есть деньги для… чего?

— Так что вы посоветуете, Ави? — спросил я тоном почтительного ученика. — Мы действительно делаем все, что можем, чтобы раскрутиться.

— Ничего вы не делаете. Иначе не занимались бы продажей моих портретов, — Ави втянул щеки и гулко чмокнул, — а стояли бы на углу и втирали прохожим меню. Придумали бы там, не знаю, блюда дня, купоны, особые предложения, карточки для постоянных клиентов, ну хоть что-то такое. Купил десять ваших чин-чин-чино, одиннадцатое получи бесплатно. Усекаешь? Вот что вам нужно, а не…

— Видите ли, — сказал я, — мы не кафешка, которая раздает купоны на углу. Прямой маркетинг тут может возыметь только отрицательный эффект. Вся наша концепция состоит в том, что мы ведем себя как… — я понятия не имел, каким сравнением его убедить. — Как хороший ресторан… Только… Довольно трудно объяснить.

Ави пожал плечами.

— Вы на чем оборот делаете, на кофе?

— Да.

— Значит, вы долбаная кафешка.

— Понимаете, все не так просто…

— Ох, да ладно. Дохнете на глазах и продолжаете привередничать по поводу клиентуры. Вот и вся ваша проблема. А теперь к делу. Выпиши мне чек за сентябрь и хотя бы часть октября, и после этого мы оба сможем чесать языками сколько угодно.

В конце концов я уговорил его вычесть аренду за оба месяца из нашего залога. Маленькая победа ликвидности.