Когда Бог был женщиной

Алиса откинулась на спинку стула, сложила руки на груди и уставилась на Лизу.

Та легла грудью на стол и тихо произнесла:

— Алиса, тебе просто нужно забрать алмаз.

— И что? Я его продам и буду жить долго и счастливо в своей квартире? — нарочито громко сказала Алиса.

— О-о… — Лиза закатила глаза. — Зачем я с тобой связалась? Честное слово, если бы только знала, что ты такая тупая… Стой! — она вцепилась в Алису, которая уже вставала из-за стола. — Алмаз дает могущество — не всемогущество — закатай губу! — но все-таки огромную силу, по сравнению с которой твои сегодняшние возможности — ничто. И мои возможности — ничто. Поняла?

У Алисы все еще был такой вид, словно ничего она не поняла, так что Лизе пришлось объяснить:

— Ты разберешься со всеми своими проблемами. Потому что у владельцев алмаза не бывает проблем. У них все получается. Тебе нужно просто его взять — раз ты наследница Елены, то имеешь право забрать его у Екатерины.

— Знаешь, Лиза, я, пожалуй, пойду. Ничего личного. Просто я устала, — отмахнулась Алиса, которой больше всего хотелось опять стать затюканным главным редактором «Глянца», сидеть себе в недрах офиса и редактировать очередную статью об изменах или ревности.

Глава 17

И только в машине Алиса, наконец, ощутила весь драматизм ситуации. У нее колоссальные проблемы. Она ведьма-неудачница. С самого начала. Она ничего не знает, ничего не умеет, но решила, что именно она — самая умная, и может теперь, как взрослая, рисковать не только имуществом, но и жизнью. Собственной жалкой жизнью, в которой все ей приходилось выцарапывать когтями — только потому, что ей хотелось стать кем-то еще. Может, ее судьба — влачить существование журналиста в государственной газете, получать в общей сложности десять тысяч рублей и радоваться просроченной копченой семге, купленной на рынке почти за бесценок? И у нее будет муж с нормальными такими диктаторскими замашками — потому что военный, и он будет еще подрабатывать в частной охране и продавать какие-нибудь там холодильники, и у них будет хорошая, крепкая патриархальная семья и двое детей — девочка в бифокальных очках и мальчик — боксер, и по выходным она станет принимать сексуальные позы на грядках, а летом — отдыхать в ведомственном санатории на Черном море — в обществе офицерских жен, которые все еще упорно красят волосы пергидролем, несмотря на широкий выбор щадящих красок?

Может… она ошиблась? Может, уязвленное самолюбие и нездоровое тщеславие увели ее слишком далеко от нее самой?

Ей было плохо. Очень-очень плохо. Настолько, что она не смогла бы вести машину. Подлый телефон зазвонил, и Алиса, переборов желание швырнуть его на асфальт и затоптать в пыль, ответила, не глядя на определитель:

— Да.

— Алиса! Это Марк. Я, наверное, не вовремя, но я все знаю, и мне очень жаль. Я могу тебе помочь?

— Ты дома?

— Да. Работаю.

— Я к тебе сейчас приеду, никуда не уходи, — сообщила Алиса и выключила телефон раньше, чем он успел что-то сказать.

Поймала такси, и через четверть часа уже поднималась в лифте.

Марик хорошо выглядел — похудел, загорел, но Алиса прошла мимо, добрела до любимого вельветового дивана, упала на него, прижалась щекой к подушке и сказала:

— Я труп.

Наверное, Марик был очень хорошим человеком. Он переодел Алису в халат, приготовил ужин — есть она отказалась, но Марк заставил — и не зря, Алиса вошла во вкус и еще погнала его на улицу за пирожными.

Когда он вернулся, она спала в его кровати с книжкой на животе. Марк отобрал книжку, выключил лампу и прикрыл дверь.

Проснулась Алиса спустя пять часов. Открыла глаза, нащупала тумбочку, включила свет и не поняла, где находится. Как-то не ожидала она застать себя в кровати у Марка. Прошлепав по коридору, обнаружила его в гостиной — он сидел за столом, бил по клавишам. Лицо умное, взгляд устремлен внутрь себя.

— Ужин на плите, — сказал он, не поворачиваясь в ее сторону.

Алиса знала, как это бывает. Пишешь, а потом приходят — и сбивают с мысли. Поэтому она свернула на кухню, но не успела дойти до плиты, как вдруг ей очень захотелось плакать.

Они так друг друга понимают!

Она знала, чем он живет — потому что когда-то тоже писала, пусть и статьи. Статьи — это тоже важно. Что будет с миром, если исчезнут глянцевые журналы? Во что превратятся женщины? Это же кошмар начнется и анархия…

Но дело не в этом.

Марик был таким понятным, таким близким, таким… Алиса боялась этого слова, но все же произнесла про себя — родным. Почему она его бросила?!

Правильно, конечно, бросила — столько было соблазнов…

Но сейчас ей больше всего хотелось вернуть близость — чтобы можно было прижаться, укусить в шею, поцеловать плечо, обнять и погладить его крепкую смуглую задницу, ощутить его тело руками, ногами, губами…

Когда он прижимал ее к себе, все становилось на свои места.

— Что с тобой? — послышался обеспокоенный голос Марка.

Алиса истошно всхлипнула, размазала по лицу слезы и неожиданно для себя, противным, истерическим голосом спросила:

— У тебя были женщины? После меня…

— Нет, что ты… — он ласково погладил ее по голове. — Теперь я гей.

— Ну! — она стукнула его в грудь.

Но он уже обнимал ее, а через несколько секунд они целовались — жадно и немножко нелепо, и Алисе казалось, будто все, чего ей не хватало — это его, и она, кажется, порвала Марику футболку, а он едва не придушил ее поясом от халата, который не желал развязываться, и пока они не встали — точнее, не сползли с дивана, она не понимала, что происходит.

Она была плоть от его плоти — или как там, и они были единым целым, потому что их тела, против их воли, сами притянулись друг к другу и вынудили их заняться любовью. Или сексом. Или чем-то еще — она точно не поняла, потому что находилась в помрачении рассудка.

Алиса с опаской взглянула на Марка — вдруг, прямо как в мелодраме, он сейчас сурово посмотрит, тяжело вздохнет, и ей ничего не останется, как убраться отсюда?

Но Марик взглянул на нее с одобрением и цокнул языком.

— Пупсик, ты класс… — сообщил он брутальным голосом.

— А ты… — Алиса хотела сказать что-нибудь едкое, но передумала. — Был мужчиной моей мечты… — брякнула она первое попавшееся и тут же застеснялась собственной глупости.

— Какой ужас, — покачал головой Марик. — Слушай, — он взял ее за руки. — Я понял, что ты… Гм… Алиса! Я намереваюсь выложить тебе страшные пошлости и глупости, и не знаю, как это все произнести — тем более сразу после секса, так что я не буду говорить, что ты — самая лучшая, и я все время о тебе думал… ну, не все время, но часто… и что мне будет очень грустно и больно, если мы с тобой сегодня просто потрахались, и у нас ничего впереди нет. Поверь, меня тоже тошнит от этих речей, но я должен тебя предупредить — как благородный мужчина, хотя я, конечно, не благородный, я просто хочу, чтобы ты знала — я по тебе скучал.

Алиса не могла ответить — потому что она как распоследняя нюня рыдала у него на плече, и все это было похоже на индийское кино, и все то ли умерли, то ли жили долго и счастливо… Но ей хотелось, чтобы все это длилось вечно, чтобы не было никаких завтра, чтобы ночь стала полярной, и чтобы у Марка оказалось пять миллионов долларов, которыми он оплатил бы ее долги, но это, разумеется, уже полная чушь…

Конечно, она может «попросить» эти деньги у какого-нибудь магната. Но ведь Лиза сказала, что деньги нужно возвращать. Ладно, допустим, она построит новый клуб, вернет деньги…