Когда Бог в отключке

Синди открыла глаза, когда солнечный свет ударил ей в лицо. Что-то, казалось, было не так. Она услышала шум. Это был звук шагов?

– Срань господня, Кенни, вставай, они здесь.

Кенни очнулся ото сна в общей сложности за две секунды до того, как пули начали разрывать фургон. Влюбленные метались, когда из пулевых отверстий хлынула кровь. После нескольких мгновений полнейшей резни все стихло. Боковая дверь скользнула в сторону. Снаружи фургона стояли шесть помощников шерифа. Они осторожно подошли к трупам с остекленевшими глазами, убедившись, что они мертвы.

Так королева Хейвудского трейлерного парка потеряла свой трон.

Перевод: Грициан Андреев

"Рождение в aду"

Гнилостная вонь заполнила ауру комнаты. С переплетения древних труб медленно капало в переполненные ведра. Древесина разбухла и пропиталось водой, прогибаясь от избытка влаги. Пол был сделан из потрескавшегося и потускневшего бетона. Стены покрыла плесень и грязь, что усугубляло мерзость подвала. Это была отвратительная, всеобъемлющая атмосфера горя.

Девушка закричала.

Конечности напряглись, когда она туго натянула веревки, которые ее связывали. Как рыба, она барахталась и извивалась, обнаженное тело ударилось о старый деревянный стол. Она вскрикнула.

– Начинается!

Он появился из темного угла подвала, выглядя дьявольски в свете раскачивающейся лампы на крюке. На нем была грязная белая майка, заправленная в старые синие джинсы. Мужчина насвистывал тихую мелодию, приближаясь к обнаженной беременной девушке. У основания стола он наклонился и поднял большой кожаный фартук. Надел его.

Она продолжала тужиться и напрягаться, крича, когда пот лился по ее лицу, шее и груди.

– Помоги мне!

– Ш-ш-ш, дыши, милая, - прошептал мужчина, пробегая пальцами по ее мягким волосам.

Он пододвинул металлический табурет и устроился у нее между ног.

– Папа, это так больно, - oна успела выдохнуть, прежде чем раздался новый крик.

Он сдерживал слезы; ему было ненавистно видеть ее мучения.

– Я знаю, милая, я знаю.

Мужчина протянул руку и схватил ее за колено. Она продолжала плакать, когда родовые схватки пронзили все ее тело. Он потянулся к ящику с инструментами, который лежал рядом со столом, немного пошуршал внутри него.

– Так, мне нужно, чтобы ты тужилась, дорогая.

– Папочка...

– Тужься, дорогая. Тебе нужно тужиться.

– Я хочу поехать в больницу.

– Это не вариант, милая. Ты знаешь, что сделают в больнице. Мы сами о себе заботимся, а теперь мне нужно, чтобы ты послушала меня и тужилась.

– О, Боже! – девушка напряглась.

Ее вопли пронзили его барабанные перепонки. Он почувствовал, как его мозг загрохотал внутри черепа. Показалась головка. Улыбка озарила лицо мужчины. Он подставил руки, пока продолжались роды, и позволил ребенку упасть в них.

Младенец закричал. Он замахал своими маленькими ручками и ножками, когда сделал первый вдох. Девушка подняла голову, отчаянно пытаясь разглядеть ребенка.

– Папа, дай мне посмотреть.

Он проигнорировал ее, потянувшись к ящику с инструментами. Вытащил садовые ножницы и перерезал пуповину.

– Это мальчик. Твой первый ребенок - мальчик, - взволнованно сказал он.

Дочь наклонилась и улыбнулась отцу.

– Ты имеешь в виду - наш ребенок.

– Правильно, детка... наш ребенок.

– Ты можешь сделать это, если хочешь, я знаю, какое удовольствие это тебе приносит.

– Нет, детка, ты должна это сделать, - oн покачал головой.
– Это твой первенец. С рождением ребенка приходит большая ответственность.

– Мы должны сделать это вместе.

Его не нужно было больше убеждать и, как ребенок в кондитерской, он кивнул.

– Хорошо, - мужчина встал и отнес ребенка к маленькому стальному столику. Он положил его на холодную поверхность и вернулся к дочери, наклонился и начал разрезать веревки.

– Удивительно видеть тебя на этом столе. Твоя мать рожала бесчисленное количество раз именно на этом столе, как и твоя сестра. Теперь ты стала женщиной, моя милая маленькая девочка.

Когда путы исчезли, девушка оторвала свое измученное тело от стола. Она нетерпеливо подошла босыми ногами к металлическому столику. Папа был прямо позади, обнимая ее. Она протянула руку назад и потерла его лицо, когда он поцеловал ее в шею. Оба посмотрели на маленького плачущего младенца.

– Он такой красивый, - oна попыталась сдержать слезы.

– Так и есть.

Он взял ее руку в свою, медленно потянув ее через стол. Ладони легли на металлический молоток. Девушка улыбнулась, проводя пальцами по маленькому металлическому предмету. По всему ее телу прошла волна возбуждения, похожего на сексуальное.

– Я мокрая, – прошептала она.

A он выдохнул ей в ухо:

– Это твой первый раз. Ты запомнишь это навсегда.

Девушка обхватила ладонью рукоять молотка, поднимая его. Она почувствовала, как рука отца все еще сжимает ее. Вместе они подняли молоток высоко в воздух над плачущим младенцем.

– Я люблю тебя, Папочка.

– Я люблю тебя, детка.

И с этими словами они вдвоем обрушили молоток на ребенка. Его крики мгновенно прекратились, когда череп раскололся. Кровь и мозговое вещество вылились из отверстия на стол. Они снова подняли молоток, и когда он опустился, животик лопнул, как пиньята^[2]. Кровь брызнула по всему ее обнаженному телу, когда она истерически рассмеялась. Они еще несколько раз опустили молоток, прежде чем бросить орудие. Девушка повернулась в объятиях отца и взволнованно посмотрела ему в глаза.

– Я сделала это.

– Ты сделала. И в следующий раз ты сможешь сделать это сама.

– Я не могу дождаться своего следующего ребенка.

Он держал ее в темном подвале, целуя под светом настольной лампы.

Наверху, на кухне, мать тихонько напевала какую-то мелодию. Она мыла посуду, когда взволнованно повернулась к двери в подвал.

– Готово. Моя маленькая девочка теперь совсем взрослая.

Перевод: Виталий Бусловских

"Колотушка"

В каждом городе есть такой, отсталый жирный ублюдок, которому уже за сорок, но у которого мозги как у ребенка. В Баннер-Крик жил Альфред Симмонс, но никто его так не называл. Его прозвище было "Колотушка", присвоенное ему за то, что, как и большинство помешанных на сексе дебилоидов, он любил шлепать по своему причиндалу на публике.

У этого жалкого мешка с дерьмом была своего рода шайка. Его единственными друзьями были Клайд и Таннер, пара молодых нариков, которые вертелись вокруг этой бочки с салом, потому что могли им манипулировать, заставляя творить всякую унизительную, но угарную херню, когда им заблагорассудится. Два торчка проводили весь день, разрабатывая новые и нестандартные способы мучить Колотушку. Прошлой ночью в бильярдном клубе у старика Брэдшоу чуть не случился сердечный приступ, когда Таннер убедил Колотушку засунуть самому себе в зад бильярдный кий. Когда старик отправился разобраться в происходящем переполохе, он обнаружил Колотушку со спущенными до лодыжек штанами и половиной бильярдной палки, засевшей в его волосатой бледной заднице.