Когда гремели пушки

Как стало известно только теперь из мемуаров Гудериана, дневников Гальдера и других источников, у верхушки вермахта не было единодушия в этом вопросе. Командующий группой армий "Центр" генерал-фельдмаршал фон Бок считал, например, что отвлечение части сил со смоленского направления сорвет выполнение намеченной наступательной операции на Москву. Однако Гитлер настоял на ликвидации "гомельского выступа", нависавшего с одной стороны над правым флангом ударной группировки Гудериана, а с другой угрожавшего рвавшимся к Киеву войскам группы армий "Юг". По всей вероятности, ожесточенные бои, которые мы вели

В июле на рубеже реки Сож, не на шутку встревожили Гитлера, и он решил во что бы то ни стало разделаться с войсками, преграждающими путь Гудериану.

Второе окружение 132-й стрелковой дивизии переживалось нами куда более хладнокровней, чем первое. Имея уже некоторый опыт в этом отношении, я понимал, что главное теперь - это не терять напрасно ни одной минуты, сразу поставить перед людьми четкую и ясную задачу. И такая задача была поставлена: с наступлением темноты внезапно атаковать противника и разорвать кольцо окружения.

Командирам частей я указал на местности, где и когда нужно сосредоточиться, на каких рубежах развернуться для атаки и в каком направлении следует двигаться после прорыва. Штаб наметил уравнительные рубежи по оси движения, удаленные один от другого примерно на 25 км. Конечным являлся рубеж в районе Погара, который был указан нам приказом командующего 13-й армией. В рамках этого плана командирам частей предоставлялось право действовать самостоятельно.

В напряженные часы подготовки к ночной атаке (как, впрочем, и во время самой атаки) неоценимую роль сыграли политработники и рядовые коммунисты. Они вселяли в людей веру в наши силы, в успех задуманного прорыва, не давали распространиться паническим настроениям. Командование дивизии и работники штаба также направились в подразделения, чтобы на месте, где советом, а где и своею властью, помочь командирам полков и батальонов подготовиться к тяжелому бою.

Перегруппировка войск и командных пунктов началась еще засветло. Густые лесные заросли надежно маскировали нас от противника.

Мы уже изучили повадки гитлеровцев и хорошо знали, что сразу же с наступлением темноты - после ужина - они залягут спать. Уверенные в своем превосходстве, немцы воевали тогда еще с комфортом, педантично соблюдая заведенный распорядок дня...

Расчет наш оказался правильным. Дружная атака застигла фашистов врасплох. К тому же темнота, окутавшая землю, затрудняла ориентировку и не позволяла им точно определить, куда и в каком составе двинутся окруженные.

Решив, по-видимому, осветить местность, противник поджег огромный массив неубранной пшеницы. Запылала со всех концов и деревня Титовка, лежавшая на нашем пути. Однако и при такой иллюминации нашим бойцам удалось подойти к противнику незамеченными, выкатить на руках орудия и расстрелять в упор преграждавшие нам дорогу вражеские танки.

Головной отряд, с которым следовал и я, вступил в Титовку. Торопливо, держа наготове оружие, проходили мы мимо горящих изб, будучи не в силах чем-либо помочь попавшим в страшную беду жителям.

За деревней немцы встретили нас шквальным огнем. Часть наших людей, вместо того чтобы поскорее оторваться от противника, залегла на картофельном поле. И за это свое малодушие, как и следовало ожидать, некоторые поплатились жизнью.

Там же, у Титовки, мы потеряли начальника штаба дивизии полковника Д. В. Бычкова. Его судьба долгое время оставалась неизвестной. Только в 1954 году я узнал, что тов. Бычков попал в плен.

Гитлеровское командование, взбешенное тем, что у него из-под носа выскользнула целая дивизия, бросило в леса автоматчиков. Но, наученные горьким опытом первых месяцев войны, они не рисковали углубляться в дебри и целый день вели беспорядочную стрельбу с лесных опушек, которая не причинила нам никакого вреда.

Не увенчались успехом и многочисленные попытки врага отрезать нам путь, вторично взять нас в кольцо. Мы неудержимо двигались к назначенному штабом армии рубежу, с ходу опрокидывая вражеские заслоны.

Маршрут наш был проложен через лесную глухомань и болотные топи. Он имел свои преимущества и свои недостатки. Преимущество состояло в том, что в таких местах реже приходилось встречаться с противником. Но здесь, к сожалению, совсем не было возможности пополнить иссякшие у нас запасы продовольствия.

Помню, одет я был тогда в брезентовый плащ, а Магон завертывался обычно в солдатскую плащ-палатку. За все время нашего путешествия по болотным хлябям мы сняли эти доспехи лишь однажды, вздумав помыться. И тут только обнаружили в них многочисленные дыры от пуль и осколков. Один из командиров, находившийся с нами, заметил по этому поводу:

– Вы, товарищи генералы, оба, наверное, в рубашках родились. Эвон как плащи изрешетило, а сами целехоньки...

Примерно в середине августа зашли мы в одну попавшуюся на пути деревеньку. Она была невелика, но люди здесь жили еще в достатке и стали наперебой потчевать нас всякой всячиной. Однако не успели мы расположиться за гостеприимными столами, как раздался тревожный крик:

– Танки!

Все выскочили из изб, кинулись в огороды, подготовили противотанковые гранаты и стали ждать. По дороге в сторону нашей деревеньки действительно неслись в облаках пыли танки. Один, второй, третий... Всего пять машин.

Пригляделись повнимательнее - что за чудо!
– не немецкие они. Свои!

Радости не было границ. Эти танки прибыли к нам на помощь по распоряжению командующего войсками только что созданного Брянского фронта А. И. Еременко. Андрей Иванович прилагал много усилий, чтобы стабилизировать фронт и прикрыть московское направление с юга, а юго-западное с севера. Но, к нашему глубокому огорчению, этой задачи в полном объеме ему выполнить не удалось. Противник имел здесь слишком большое превосходство в силах...

Командир танкового подразделения доложил мне, что линия фронта проходит совсем неподалеку. Посоветовавшись с Магоном, мы разделились. Он отправился с танкистами, прихватив с собой раненых бойцов, погруженных на последнюю нашу автомашину. А я остался со штабом дивизии и во главе отряда, в который входили все специальные подразделения - саперы, связисты, разведчики, продолжал движение на заданный рубеж по прежнему маршруту.

Чем ближе была линия фронта, тем чаще мы натыкались на вражеские заставы, открывавшие по нас огонь. Ввязываться с ними в бой не было смысла: это надолго задержало бы нас, и отряд мог опоздать с выходом на очередной уравнительный рубеж, а штаб дивизии потерять управление частями. Мы старались обходить вражеские опорные пункты. А в такие пункты были превращены все деревни и села, захваченные гитлеровцами.

Но там, где врагу удавалось все же навязать нам бой, люди наши дрались не щадя жизни. Я, к сожалению, запамятовал фамилию командира 9-й роты 712-го стрелкового полка. Но о его храбрости и мужестве в те тяжелые дни шла молва по всей дивизии. Этот командир, отражая атаку немецких бронемашин под селом Студенец, первым бросился на них с гранатой в руках. Подорвав фашистский броневик, он и сам погиб. Зато рота его отбросила гитлеровцев и прорвалась сквозь их кольцо...

На последний уравнительный рубеж - к Погару, я со своим отрядом прибыл позже других. Здесь уже находились подразделения 498-го и 712-го стрелковых полков вместе с их боевыми командирами полковником Ф. М. Рухленко и полковником А. И. Валютным. Немного далее располагался 605-й стрелковый полк, возглавлявшийся теперь майором А. К. Хромовым, и батареи 425-го артполка.