Когда исчезает страх

Ирина убавила шаг, она не бежала, а почти брела спотыкаясь. Но тяжелое состояние не проходило. Вот ее обогнала одна спортсменка, другая… Настигавшая Кальварская не хотела обходить слева. С презрением и злостью она выкрикнула:

«Сойди с бровки, заморыш!»

У Ирины перед глазами все туманилось, она невольно уступила место обидчице. Ей хотелось упасть на землю и не двигаться. Так плохо ей еще никогда не было. На вираже Ирина не заметила бровки, носком резиновых тапочек копнула дерн и больно ушибла палец. Боль заставила вздохнуть полной грудью. И от этого бегунья почувствовала облегчение, синеватый туман перед нею рассеялся. Сделав еще два-три глубоких вздоха, она увидела впереди спортсменок, ушедших от нее метров на сорок.

«Догнать… Пусть хоть лопнет сердце!»

И зрители на стадионе увидели, как ожила обессиленная и только что спотыкавшаяся девочка. Ноги ее опять замелькали с прежней быстротой. Эта узкоплечая и тоненькая школьница обгоняла рослых легкоатлеток и стремительно неслась дальше, словно у нее прибавлялись все новые, и новые силы.

Перед глазами Ирины возникали то скамейки со зрителями, то желтый квадрат баскетбольной площадки, то зеленое поле и сетка футбольных ворот. Неведомая сила и злость толкали ее вперед.

Вдруг она увидела перед собой развевающиеся волосы Кальварской, вырвавшейся вперед, ее гладкую шею, пышные плечи и белую майку, промокшую меж лопатками от пота.

«Ага, ты устала! Тебе не легче, чем мне», — подумала Ирина и потребовала:

«Бровку! Дорогу, дылда!»

Она обогнала Кальварскую на вираже и, стиснув зубы, напрягая последние силы, понеслась по прямой к судьям, стоявшим с секундомерами.

Она впервые в жизни сорвала финишную ленточку и пронесла ее на груди шагов десять.

Зрители вскочили с мест, они шумно приветствовали неожиданную победительницу.

Футбольное поле было ослепительно зеленым, Ирина упала на него и, ткнувшись лицом в прохладную траву, от неимоверной усталости, перенапряжения и радости заплакала.

Ее подхватили какие-то парни.

«Нельзя лежать… походи, успокойся», — советовали они.

Ирине не хотелось показывать своих слез, она вырвалась от парней и убежала в сторожку к бабке Маше.

— Значит, у вас с Кальварской старые счеты. А кто она, откуда? — спросил Кочеванов.

— Говорят, учится в Институте иностранных языков… На последнем курсе. А почему ты ею интересуешься?

— Да так просто, из любопытства.

— Смотри, Кирилл, не попадись, она мастерица кружить головы.

Чувствуя дружеское расположение Ирины, Кирилл решил с ней посоветоваться:

— Слушай, Ира, я, кажется, попал в дурацкую историю…

Он рассказал ей о дяде Володе, о заигрываниях Гарибана, о его последнем письме и спросил:

— Могу ли я здесь тренироваться, не будет ли это походить на предательство по отношению к Сомову?

— Ты же не переходишь к Гарибану? Я тоже не собираюсь с ним связываться, но, по секрету скажу, втихомолочку тренируюсь, бегаю в лесу по четыре-пять километров. Хочешь, вместе будем?

— С удовольствием, а то одному скучно.

— Значит, заговор. Выбегай сразу после завтрака на эту тропу. Встретимся за ручьем.

* * *

Ирина оказалась покладистым спутником. Кирилл чувствовал себя с ней почти так же свободно, как с парнем. За Ириной не надо было ухаживать, остерегаться рвов, широких канав. Она преодолевала препятствия с такой же легкостью, как и он, напевала на ходу и казалась неутомимой.

Ее завидная самостоятельность, спокойствие, умение не докучать, веселый и легкий нрав располагали к себе. «Чем же она привлекает? — не мог понять Кирилл. — Фигура мальчишеская, лицо, когда зарумянится, бывает красивым, но чаще всего неприметное. Правда, глаза у нее особенные: не карие, а скорей пестрые, с золотинкой».

Внимательный наблюдатель, конечно, установил бы, что за последние дни Ирина несколько изменилась: ее волосы стали волнистыми, облупленный носик припудривался, вместо комбинезона надевались тонкие блузки и хорошо отутюженные тренировочные брюки. Лицо девушки при встрече с Кириллом вспыхивало румянцем, а глаза темнели. Даже походка у нее словно стала легче, грациозней. Но Кирилл этого не замечал. Ему нужен был товарищ для кроссов. Поэтому и в голову не приходило, что она, как все другие девушки, может быть нежной, мечтать о большой любви. «Ирина — летчица, и по духу, по повадкам своим ближе к мальчишке-сорванцу», — уверял он себя.

Все же и летчица иногда была по-детски беспомощна: то Ирине нужно было вытащить мошку, попавшую на бегу в глаз, то растереть ногу, ушибленную о корневище, то поймать жука, пробравшегося за ворот. Пока Кирилл выполнял ее просьбу, Ирина сидела присмиревшей и, жмурясь не от боли, а от смущения, в то же время испытывала удовольствие от прикосновения его рук.

В тренировках быстро проходили дни. Появился тренер-массажист — губатый и плосконосый детина лет тридцати восьми. Он говорил как-то путано и имел дурную привычку через каждые два слова вставлять ненужную фразу «знаешь-понимаешь». Тренер надевал «лапу» и учил бить по ней с разных положений. Все занятия он сводил к силовым упражнениям и отработке крепкого, «коронного» удара, а к кроссам, прыжкам и общей физической подготовке относился скептически.

— То будет, знаешь-понимаешь, для балерин, не зарядка боксеру, — говорил он. — У кухни — да. Часик-другой порубишь дрова, знаешь-понимаешь, чтоб сук был крепкий. Тогда тебя всякий бойся.

Часто на тренировках неожиданно появлялся Гарибан. Подбоченясь, он наблюдал за работой боксера и тренера. Затем, как тонкий ценитель, сам надевал «лапу» и проверял быстроту реакции Кирилла и запас его приемов. На последнем занятии он сказал:

— Вам не мешало бы провести несколько спаррингов с Яном Ширвисом. Вы одного веса. Пора определиться, кому нужно сбросить лишние килограммы и перейти в другую весовую категорию.

— А зачем? — спросил Кирилл.

— Это вы поймете после спаррингов, — уклончиво ответил Гарибан.

После обеда Кочеванов получил письмо и посылку от райкомовских товарищей. В посылку, видимо, каждый вносил свой вклад, потому что рядом с папиросами «Северная Пальмира» лежала пачка печенья «Птибер», с банкой килек — бутылка виноградного вина. Ребята даже не забыли прислать бритву, носки, мыльный порошок и несколько старых газет.

В шутливом письме, написанном на большом листе разными почерками, Балаев сделал примечание:

«Кирилл, а ты, как мы замечаем по газетам, зря времени не теряешь: снимаешься с весьма симпатичными девицами. Не влюблен ли? Чего доброго, знаменитостью станешь. В случае чего — не забывай. Кто бы мог подумать, что у нас под боком скрывается такой талант! Давай «открывайся», только помни, что и другие еще не отдыхали. Обнимаем в двадцать рук.

Глеб».

Кирилл развернул газету и увидел на третьей полосе большое фото: картинно вскидывая ноги, бежит Кальварская с развевающимися волосами, а на втором плане стоят они с Гарибаном. Подпись под фото сообщала: «Главный врач и тренер спортивно-оздоровительного лагеря Е. Р. Гарибан наблюдает за тренировкой 3. Кальварской».