Когда любовь была «санкюлотом»
Шрифт:
Итак, пока госпожа де Жанлис железной рукой направляла все действия герцога Шартрского, госпожа де Монтессон пыталась женить на себе герцога Орлеанского. И она добилась этого в апреле 1773 года … И хотя по приказу короля брак был сохранен в тайне, члены распущенного Людовиком парламента могли радоваться. Они окончательно связали Орлеанов со своим черным делом…
Однако следующим летом у этих господ возникли некоторые опасения. Герцог Шартрский не мог больше жить в Пале-Рояле: Мари-Аделаида, которой помогли целебные воды Форжа, ждала ребенка и изводила его бесконечными капризами. Поэтому он поселился в маленькой деревушке Муссо или Монсо. Вдохновленный недавно созданными садами Тиволи, он заказал Каомонтелю проект гигантского парка с искусственными водоемами, коринфскими колоннами и даже рекой.
В этом
Но волнения оказались напрасными: несмотря на все проказы, Филипп каждый вечер встречался со Стефани, темперамент которой дарил ему так много удовольствий.
И они вздохнули спокойно.
6 октября 1773 года Мари-Аделаида произвела на свет крупного младенца. Его назвали Луи-Филиппом. Через пятьдесят семь лет он станет французским королем, пропагандистом зонтов и любимым объектом карикатуристов.
Чтобы показать, как она счастлива, герцогиня придумала забавную вещь: она заказала Розе Бертен «турнюр с чувством» [10] , украшенный персонажами, которые были бы вполне уместны в витрине какого-нибудь коллекционера, но уж никак не на женской шляпке. Там была кормилица, дающая грудь младенцу, негритенок с лицом любимого лакея герцогини, и попугай, сидящей на ветке цветущей вишни. Все они были помещены в гнездышко, изготовленное из волос, принадлежащих членам семьи…
10
Так назывались экстравагантные прически модниц той эпохи.
«Через несколько недель после рождения маленького Луи-Филиппа восхищенные прохожие увидели на улицах Парижа Мари-Аделаиду с этой очаровательной прической на голове [11] ».
10 мая 1774 года Филипп, подстрекаемый госпожой Жанлис, отказался участвовать в похоронах Людовика XV. Этот жест добавил ему популярности у простолюдинов, ненавидевших покойного. Но двери Версаля закрылись для герцога Шартрского. В качестве наказания Людовик XVI запретил Орлеанам появляться при дворе. Филипп был в восторге от этого решения; оно фактически узаконило его сопротивление режиму, и он превратил Пале-Рояль в штаб мятежников.
11
Через год после восшествия на престол Людовика XVI Мария-Антуанетта надела «турнюр инокуляции». Мадемуазель Бертен поместила на него восходящее солнце, оливу, согнувшуюся под тяжестью плодов, вокруг ствола, которой обвилась змея, держащая в пасти посох, увитый гирляндой цветов. Змея символизировала медицину, посох с цветами — искусство, с которым она победила страшное чудовище — оспу. Восходящее солнце стало символом молодого короля, к которому были с надеждой обращены взгляды всех французов, а олива являла собой символ мира и радости, рожденных в душах успехом операции, которую столь счастливо перенесли король и принцы». Этот турнюр стоил десять луи и его носили все дамы.
Каждый вечер он подробно обсуждал с госпожой де Жанлис последние новости, пытаясь найти новые способы, могущие усилить всеобщее недовольство. Однажды они получили из Версаля потрясающее известие:
король, озабоченный недовольством парижан, отправил в отставку Мопу, председателя нового парламента, надеясь таким образом задобрить сторонников Филиппа и восстановить утраченную популярность.
Эта отставка, предполагавшая созыв прежнего парламента, вдохновила любовников. Ламуаньон де Малерб вернется к власти, и Орлеаны с помощью госпожи де Монтессон обретут еще большее влияние.
— Вам необходима важная должность, которая сможет впечатлить народ, — сказала госпожа де Жанлис. — Чтобы сделать людей свободными, необходимо уметь использовать их слабости. Станьте генералом.
Филипп довольно спокойно относился к военным играм, детская радость, с которой военные отправлялись умирать, казалась ему просто идиотизмом.
Он поморщился.
— Ну, тогда станьте великим адмиралом, — сказала со свойственной ей простотой госпожа де Жанлис.
Это предложение больше понравилось герцогу
Шартрскому. Он видел, как исполняет свои обязанности его тесть, и предполагал, что жизнь его не слишком изменится и он сможет по-прежнему резвиться в Монсо своими юными подружками…Нужно сказать, что герцог де Пентьевр очень своеобразно играл роль адмирала.
Сев однажды случайно в лодку на пруду в Саялэ он испытал такой страх, что поклялся никогда больше не путешествовать по воде. Поэтому он командовал королевским флотом из своего кабинета. Остряки говорили, что единственным островом, который он видел в жизни, был Иль-де-Франс.
Однако у этой весьма удобной манеры стоять за штурвалом были свои минусы. В разговоре главнокомандующий был не способен описать морскую битву, он допускал ужасные промахи, путая левый борт с правым, отплытие с абордажем, а главный кливер с полярным животным.
Чтобы не попадать без конца в дурацкое положение, герцог придумал выход из положения. Он приказал построить флотилию в миниатюре и спустить ее на воду канала дворца Рамбуйе. Сидя в кресле на берегу, он регулярно присутствовал на маневрах и даже выучил выражения, бывшие в ходу на кораблях флота Его Величества. Вскоре он уже и сам мог командовать и даже отличал корвет от фрегата.
— Готовься к развороту! Курс на «Прекрасную курицу»! — кричал он.
Немедленно матрос, вооруженный шестом, передвигал маленькие кораблики.
Долгими часами герцог приобщался, таким образом, к секретам плавания под парусом. Иногда он приказывал разыграть перед ним состоявшийся несколько днями раньше бои. С изумительным хладнокровием он приказывал открыть огонь или идти на абордаж. Потом герцог поздравлял офицеров своего штаба и говорил совершенно удовлетворенный:
— Нет ничего нет ничего важнее опыта!
По совету госпожи де Жанлис Филипп решил познакомиться с жизнью военных моряков и отправился в Рошфор. Увы! В 1778 году он участвовал в битве против англичан подле Уэссана и допустил ужасную ошибку, сделавшую его посмешищем всего двора и, вернувшись совершенно разочарованный, он покинул флот и вернулся в Пале-Рояль, где предусмотрительная Стефани посоветовала ему побыть некоторое время в тени.
Герцог Шартрский решил совершить путешествие в Европу с женой и любовницей. Эта прогулка вызвала невероятный скандал.
Где бы они ни останавливались, Филипп вначале ложился в постель с женой и с успехом доказывал ей, что двенадцать лет супружества не остудили его пыла. Потом он немедленно отправлялся к госпоже де Жанлис, где проявлял себя «самым галантным и пылким партнером, о каком может мечтать женщина».
Были ночи, когда Стефани, мучимая неугасимым огнем страсти, требовала от своего любовника невероятных доблестей. «К счастью, — пишет Жюльен Дарбуа в свойственной ему сочной манере, — у будущего цареубийцы был редкостный темперамент. Воздав должное любовнице, он отдыхал недолго — ему требовалось лишь перевести дух. Одна ласка партнерши — и он был готов продолжать…»
Эти ежедневные подвиги не мешали герцогу искать развлечений на стороне, в весьма сомнительных заведениях. Очень часто, пишет Жюльен Дарбуа, «карета уже была запряжена, чемоданы и сундуки привязаны, лошади били копытом… но Филипп никак не мог оторваться от очередной девицы, стараясь избавиться от „переполнявшей его мужской силы“ [12] .
Если верить Монгайару, воспоминания, которые он оставлял этим «паломницам любви», были далеко не самыми лучшими.
«Его мерзкие выходки в Берне, — пишет это дипломат, — возмущали даже проституток; он иногда запирался на пять дней в банном заведении под названием „Ла Матта“ и предавался там всем излишествам, какие только могло вообразить его развращенное сердце и буйное воображение» [13] .
12
Через некоторое время Людовик XVI купил дворец Рамбуйе у герцога Пентьевра. Король выстроил там ферму-школу и устроил молочное хозяйство для Марии-Антуанетты. Именно тогда королева заказала в Севре знаменитые «чашки-груди», для которых «были сняты слепки с ее груди»… Эти маленькие вазы были изготовлены из фарфора телесного цвета…
13
Граф де Монгайар. Воспоминания, опубликованные Клеманом де Лакруа в 1895 году