Когда мы остаемся одни
Шрифт:
– Какие люди!
– Девочки, прошу!
– Светик, ты чудо просто!
Все уже в сборе были. Шрамко развалился на диване, обнимая одной рукой Мирославу Ясько, другой – Васелину. Захар с Таней, Данил Иванов, Катя, Женя, Таль. Янка тут же оценила обстановку: Ярослав без Оксаны и клеит близняшек, это хорошо, значит, в хорошем настроении, значит, доставать не будет. Таль хмур, ну, как обычно, вообще непонятно, на что там Даша надавила, на какие болевые точки, что он согласился прийти. Данил Иванов напрягает, что-то излишне весёлый и всё время переглядывается с Ярославом… Неспроста. Ладно, прорвёмся.
Тётя
– Ну, веселитесь, ребятки, много не пейте…
– Ну что вы, тётя Ганна!
– …и к курортникам чтобы ни ногой!
– Мама, ну иди уже, я всё знаю! – Даша подтолкнула её к двери.
Пили сухое вино, которое принесли в пластиковых бутылках Шрамко с Данидом.
– Контрабанда! – подмигнул Янке Шрамко. Она сделала вид, что не заметила.
Гремела музыка, и гремели их голоса, перекрикивая музыку. Шрамко пригласил Янку на первый же медляк, и – что делать? – она пошла.
– Как жизнь?
– Идёт помаленьку.
– Всё лето тебя не видел.
– Что ли, соскучился?
– А то! Особенно по рукам твоим нежным.
Янка оттолкнула его и уселась на диван.
– Придурок! – процедила она сквозь зубы.
– Да? А по-моему, красавчик! – улыбнулась Светка. – Я его совсем не помню маленьким почему-то…
Янка не ответила. Таль цедил вино и смотрел на неё пылающим взглядом ревнивца. Вот балда! Теперь ещё обидится, что она согласилась со Шрамко танцевать…
Что было потом, Янка помнила плохо. Пили, вроде, вино, а голова плыла, как от водки. Помнит, что стояла на балконе со Шрамко, он обнимал её одной рукой, другой показывал звёзды, а она только об одном и думала: не дать ему себя поцеловать, только не позволить ему… Помнит, что Данил целовался с Мирославой, помнит, что Захар поругался с Таней, и плыло сквозь туман в голове лицо Таля, а потом вдруг:
– Да мы с Яриком в вино спирта подмешали, вот вас и развезло. А чё? Хороший спирт, батя целое ведро с работы притащил…
Пощечина. Крик. Шрамко пытался оправдываться, что шутка же, шутка, что за истерика-то? Подумаешь! Янка пришла в такую ярость, что Талю пришлось её держать за руки, чтобы она не бросилась на этих шутников. Данил и Шрамко психанули и ушли.
– Я взрослый человек и сама могу выбирать, что мне пить! – кричала им вслед Светка. – Может, у меня аллергия на спирт!
Мирослава плакала почему-то, а Захар и Таня уже целовались в углу. Вдруг Даша сказала, что все, все, все они испортили ей день рождения, развернулась к Янке и что-то кричала, кричала, кричала… Янка то уходила куда-то, будто под тёмную, вязкую воду, то всплывала вновь. Она не понимала, о чём говорит ей Даша и что предъявляет, она чувствовала, что рядом стоит Таль, что он сильно пьян, а Даша кричит и кричит на неё. Кричит, бросая ей в лицо какие-то безумные обвинения:
– Да что ты знаешь-то? Ты у Конопко зависаешь, добренькая такая, посмотрите, как я их спасаю! А у самой брат… Да ты хоть помнишь его в лицо-то?! Ты же его не замечаешь, он для тебя никто, вещь, тряпка!
Даша кричала надсадно, голос уже хрипел. Янка не понимала, чего она взбесилась-то. Что она пропустила, уйдя в пьяное забытьё, что сказала, из-за чего весь этот крик?
– Даша…
– Что «Даша», что? У тебя такой брат! Он такой добрый, отзывчивый, он читать любит, а над ним в школе издеваются,
его же бьют, бьют, бьют! За то, что не как все! Ему зуб выбили, а у вас никто и не заметил, что он без зуба! Уже целый месяц! Он вас ненавидит! И я тебя ненавижу!Она разрыдалась, закрыла лицо ладонями и выбежала из комнаты.
Все смотрели на Янку. Музыка играла. Какая-то красивая. Пьяный Таль вдруг сказал:
– А я Янку люблю! Давно! Что вы все тут понимаете!
– О, началось, – застонала Васелина, бухнулась на диван, руки на груди скрестила.
Таль взял Янку за руку и потащил к выходу. Она пыталась вырваться, но хватка у него была железная.
Ночной воздух навалился на Янку всем телом, обхватил, встряхнул. Она ощутила, как полыхнула голова, как дёрнулась вслед за Талем рука. Куда он тащит её? К морю. Конечно, к морю. Куда ещё можно идти здесь? Море, море, море услышит, море поддержит, даст силы для разговора и промолчит, если надо. На берегу моря не будешь говорить о пустяках, только о самом важном. И врать в лицо морю гораздо сложнее, и юлить. Море, море…
– Вот! – заорал Таль, перекрикивая и прибой, и музыку ночных баров. – Это всё оно! Всё из-за него! Ненавижу это море!
– Нет, нет, что ты, Таль, ну при чём здесь… Это судьба, это хоть где могло случиться, мог под машину попасть, от рака умереть. Что ты, Таль…
Таль, выкрикнув своё обвинение, отпустил Янку и упал на колени в песок. Голова у Янки стала ясной ещё по дороге, но Таль был очень пьян, и Янка видела, что это просто истерика, пьяная истерика. Надо выслушать, утешить и забыть. Она бы убила этих придурков Шрамко с Ивановым, которые так по-идиотски шутят!
– Я не могу-у-у-у! Я не могу так! Я Тараса твоего…
– При чём тут Тарас?
– При том! – закричал Таль. – При том! Это я его поджёг! Я! Он мне такие деньги обещал, а сам обманул, он мне… А я тебе браслет купил! И выбросил! Потому что Тарас!
Янка выпустила Талеву ладонь. Она ничего не поняла. Но смутное, глухое, безнадёжное чувство начало подниматься в ней.
– А тебя я люблю! – кричал и кричал Таль, выплёвывая признания, будто камни. – И как мне теперь жить? Если я твоего дядьку чуть не сжёг! Я тоже хочу утонуть!
И тут Янка всё поняла. Всё встало на свои места: Таль, Тарас, Глеб и Рябинин, её сердце, которое так долго металось. Вдруг всё стало безразлично, кроме этого несчастного Таля, которого она, оказывается, почему-то любит, хотя он смешной и нелепый, хотя по всем приметам она ну никак не могла в него влюбиться. Это же просто глупо, но вот он тут, он рядом, он не владеет собой, кричит, что лучше бы ему умереть от своей любви и вины, а она понимает, знает, что она тоже тогда умрёт, в ту же минуту, потому что Таль – единственный человек на земле, без которого она жить не может.
Янка усадила Таля на песок и села рядом. Понимание своего чувства к Талю так ошарашило её, что внутри стало как-то пусто. И она не знала, что сказать. И что сделать. Они просто сидели рядом, и поза Таля вдруг напомнила ей его отца, когда она видела его в последний раз, на берегу. Он был такой же пьяный и такой же несчастный. Янке стало не по себе. Она положила руку Талю на спину.
– Таль, что ты говорил сейчас? Про Тараса.
– Это я его поджёг. Мне заплатили.
– Ты?
– Там не должно было его быть! Я не знал!