Когда наступит воскресенье

«Неужели тебе их совсем не хочется? — спросила всезнайка. — Неужели ты не откусишь хотя бы маленький кусочек?..». «Нет», — отрезал Скорпиус, пусть ему и было жалко этих яблок. Он забился еще дальше и закрыл глаза, представляя, как он растворяется в темноте — до тех пор, пока во мраке не останется один лишь медальон, сияющий чистым светом волшебства. «Я больше никогда не выйду отсюда, — пообещал он своим спутникам. — Я буду сидеть здесь и сидеть, пока не исчезну. Или не превращусь в привидение. Буду летать по темным закоулкам замка, тяжко вздыхать и греметь цепями». «И есть призрачные яблоки», — подсказала ему всезнайка. «Да, — согласился Скорпиус. — Когда я стану привидением, бабушка уже не сможет запретить мне есть карамельные яблоки. А когда мама снова приедет, я вылечу ей навстречу. Потому что тогда я уже буду приведением и смогу лететь, куда захочу». «Может быть, она приедет в воскресенье? — предположила всезнайка. — В воскресенье ей не надо идти на работу, и она приедет ранним утром, когда бабушка еще будет спать». «Наверное, — сказал Скорпиус и улыбнулся. — До воскресенья я уж точно успею стать привидением. А до тех пор я должен потренироваться». Скорпиус вылез из-под лестницы, вытянул вперед руки и начал кружиться по коридору, раскачиваясь и завывая — но совсем тихо, чтобы бабушка не услышала. «Я привиде-е-ение, — говорил он нараспев, делая страшный голос, — я привидение и я летаю, где захочу…».

— Маленький господин Скорпиус, — послышался тоненький голосок. — Маленький господин Скорпиус, извольте отужинать…

Скорпиус вздрогнул, решив поначалу, что перед ним — несчастная Тилли, которую наказали за его, Скорпиуса, баловство; но, приглядевшись, он понял, что это тот самый домовой эльф, что отыскал его в беседке, а потом принес папину детскую курточку.

— Ужинать? — угроза супа вновь встала перед Скорпиусом во весь рост. — Что, уже?

— Ах, да, маленький господин Скорпиус, время летит незаметно, — горестно забормотал эльф, с поклонами указывая ему путь к столовой. — Да, незаметно, ах, ах, совсем незаметно…

Войдя в столовую, Скорпиус увидел, что папа, бабушка и дедушка уже сидят за столом. Папа, понизив голос, что-то говорил бабушке — должно быть, что-то неприятное, потому что бабушка уж очень нервно разрезала мясо у себя в тарелке, а дедушка морщился и молчал, словно хотел показать, что его оскорбляет весь этот разговор. Сев за стол, Скорпиус успел услышать только конец фразы:

— …вы несправедливы к Астории, мама.

Скорпиус, за это время немного отвлекшийся мечтами о приведениях, опять погрустнел, чувствуя, что стал свидетелем очередной ссоры. Он уткнулся в свою тарелку и начал ковырять морковки в гарнире, желая съежиться настолько, чтобы исчезнуть совсем и не слышать, как папа нерешительным голосом упрекает бабушку:

— Почему вы не позволили Астории увидеться с нами? Со мной… Вы всегда вмешивались в нашу жизнь!..

Нарцисса не отвечала, продолжая отрезать от мяса уже отрезанный кусочек, и Драко замолчал, опустив голову. Долгое время в тишине раздавался только скрип часов и редкое звяканье вилки о тарелку. Украдкой взглянув на папу, Скорпиус заметил, что тот тоже не ест, уныло ковыряя вилкой в гарнире. Неожиданно заговорил дедушка.

— Твоя мать права, Драко, — произнес Люциус таким тоном, будто ему совсем не хотелось признавать правоту Нарциссы. — Мы не можем позволить матери Скорпиуса забрать его из мэнора. Он должен оставаться здесь. Ты понял, Скорпиус? — он вдруг обратил к внуку взгляд своих холодных пустых глаз. Скорпиус вздрогнул. — Это твой дом. Ты больше его не покинешь.

— Папа, — нерешительно остановил его Драко. — Скорпиус еще слишком мал, чтобы понять это. Вы его пугаете, — он повернулся к Скорпиусу. — Ступай в кровать, малыш, — сказал ему Драко виновато — так, будто извинялся за слова дедушки. — Уже поздно.

Обрадованный тем, что ему больше не нужно сидеть в этой мрачной полутьме и слушать непонятные и оттого еще более беспокоящие его разговоры взрослых, Скорпиус поспешил слезть с высокого стула. Спуск оказался неудачным: Скорпиус едва удержал равновесие, ухватившись за стол, а стул покачнулся и с грохотом свалился набок. Нарцисса заметно вздрогнула.

— Найтмер! — почти выкрикнула она. — Почему вы не следите за порядком в гостиной? Этот стул наверняка уже сломан!

Скорпиус замер, с опаской глядя на бабушку. Какая злая — Скорпиус чуть не упал, а она беспокоится только за свои неудобные стулья! Подозревая, что бабушка, рассердившись из-за стула, в любой момент может напуститься на него, Скорпиуса, он тихонько пробрался к двери и выскользнул в спасительную темень коридора; но еще долго слышал за спиной раздраженный голос Нарциссы, выговаривающей слугам за нерадивость.

Добравшись до своей комнаты и нырнув в постель, он разложил перед собой на одеяле свои чудесные находки: банку из-под печенья, медальон, вырванную страницу со схемой вышивки и камешек из фонтана. Что-то внутри Скорпиуса всё еще тоскливо и болезненно сжималось после недавних событий, но, рассматривая волшебные вещицы лесного народца, он делал вид, что все его мысли теперь занимают только они и «самое главное сокровище», которое он должен отыскать. «Почему бы нам не отправиться к водопаду прямо сейчас?» — предложила всезнайка, которая оказалась еще и самой нетерпеливой из спутников. «Нужно подождать до утра, — возразил самый осторожный. — Ночью просыпаются слуги Темного Лорда: они бродят по замку, клацают зубами и ищут нас». «Ты прав, — сказал Скорпиус. Он взял в руку камешек и стал рассматривать его в свете ночника. — Утром с первыми лучами солнца мы отправимся в путь». Скорпиус откинулся на подушку. Камешек, казалось, источал умиротворяющее тепло; он был совершенно гладким и пах комнатой с фарфоровыми статуэтками. Скорпиус приложил его к губам и поводил по ним камешком туда-сюда, пробуя, какой он гладкий и теплый.

В дверь заскреблись.

На долю секунды Скорпиус перестал дышать. Всё еще сжимая в кулаке камешек, он съехал с подушки под одеяло так, чтобы одеяло полностью закрыло его, и затаился в душной темноте. «Это волшебное одеяло-невидимка, — прошептал он, прислушиваясь к тихому скрипу двери. — Если накрыться им с головой, слуги Темного Лорда нас не заметят». «Здесь темно, — закапризничала всезнайка, — и душно. И тесно». «Хватит, — одернул ее Скорпиус. — Слышишь? Кто-то проник в наше тайное убежище».

Действительно, кто-то тихонько просеменил в комнату и, судя по стуку, поставил что-то металлическое на прикроватный столик. Скорпиус сжался под одеялом, прислушиваясь. «Ты же говорил, что слуги Темного Лорда не могут войти в наше убежище!» — сказала всезнайка. Скорпиус задумался. Одеяло было толстым и тяжелым, и Скорпиусу уже стало до невозможности душно, поэтому он прошептал: «Точно! Наверное, это не враг. Может быть, это посланник лесного народца?..». Вздохнув с облегчением — наконец-то можно вылезти из-под этого дурацкого одеяла! — он высунул голову и увидел у своей постели домового эльфа.

— Тилли принесла вам теплого молока, маленький господин Скорпиус, — сказал домовой эльф тоненьким дрожащим голоском, протягивая Скорпиусу высокий стакан с узором в виде ягод земляники.

Скорпиус взглянул на молоко безо всякого аппетита. Он прекрасно знал, что даже в самом вкусном теплом молоке нет-нет да и попадется пенка, и после уже невозможно ни пить, ни есть — обязательно вспомнишь про эту злосчастную пенку в самый неподходящий момент. Но Тилли смотрела на него так жалобно, а Скорпиус и так испытывал угрызения совести за происшествие со шкатулкой и фарфоровыми статуэтками в комнате бабушки… Он взял стакан и сделал несколько глотков не глядя (чтобы случайно не увидеть пенки, которые, возможно, подстерегали его в молоке). Скорпиус почувствовал, как по груди, а потом и по всему телу, растекается приятное тепло.

Тилли в мгновение ока оказалась у изголовья: она подняла подушку, взбила ее так, чтобы Скорпиусу было удобно сидеть в постели, и подоткнула ему одеяло — как делала мама, когда Скорпиус болел. Скорпиусу, разомлевшему от горячего молока и заботы, стало совсем стыдно.

— Тилли, — прошептал он, внимательно рассматривая камешек у себя в ладони, — знаешь… это я трогал бабушкину шкатулку с нитками. И разложил статуэтки на подоконнике.

Он медленно выдохнул, ожидая, что сейчас Тилли обидится на него или, еще хуже, расплачется; но та неожиданно взяла ручку Скорпиуса в свои сухие теплые ладони и ласково погладила ее. Скорпиус, изумленный, поднял глаза.