Когда небо было синим
Шрифт:
– Нет, нет, не пил, – ответил Головин, приняв это за вопрос к нему.
– Да не ты, а я, – продолжал капитан, – Скажи пожалуйста, что это за звание?
Миша взглянул на свои погоны… и тут произошел взрыв. Взрыв хохота. Дело в том, что проказник Володя во время Мишиного отсутствия воткнул в его старлейские погоны ещё по три звёздочки рядом с основными. Получился как бы товарищ дважды старший лейтенант. Головин, до последнего момента не замечавший как его «вызвездило», неестественно перепугался, захлопал чёрными кавказскими глазами и убежал в казарму удалять лишние звёзды.
Подходил к концу первый месяц теоретических занятий. Нас вполне удовлетворяло status quo, ностальгия пока не заедала.
Ушла жена, рупь не оставив,
И от тоски я занемог.
Под стол носки свои поставив,
Гляжу я тупо в потолок.
***
Я позабыт и позаброшен,
Лежу смурной в одних трусах.
Как по бульвару бродят воши
В моих кудрявых волосах.
***
Со стен свисает паутина,
Дюймовый пыли слой везде.
Ершится грязная щетина
Под носом и на бороде.
***
Хожу, гремлю пустой посудой,
Глядь в холодильник – ни хрена.
По бороде, как у верблюда,
Течёт голодная слюна.
***
Жрать нечего и нету денег.
Не мил мне больше этот мир.
Я очень щас похож на веник,
Которым подмели сортир.
***
Меня же вполне устраивала и офицерская столовая. Кроме того, у меня был секрет. В подобные командировки я всегда брал с собой чеснок, при сочетании которого с любым другим блюдом вплоть до самого неудобоваримого, оно приобретало новый вкус и аромат. Что же касается неудобства последующих общений, так не с вампирами же. Ну, а для носов, привычных к портяночному амбре, чесночный дух вообще сродни запаху роз.
Попадая в какую-нибудь незнакомую среду, местность, страну, волей-неволей приходится как-то ассимилироваться, порой даже мимикрировать. В первую очередь, конечно, это касается языка. Да и просто знакомясь с представителем другой национальности, хочется позаимствовать хоть несколько слов или выражений из его лексикона. Когда на первом курсе с нами учился якут, мы доставали его вопросами об особенностях якутского мата. В конце концов он свирепел, и тогда мы начинали понимать, как велика и могуча якутская языка. Подобным же образом у меня происходило ознакомление с молдавским, литовским, латышским, а теперь ещё и эстонским фольклором. Мне, к примеру, понравился эпитет, которым местный мужик характеризовал свою тёщу. Это так ласково звучало – «вана мунь», где, исходя из названия ликёра, «вана» означало – старый, старая, а вторую часть, поскольку адресовалось это тёще, определить было уже не трудно.
Есть в Эстонии красивое местечко Нелли ярве (Четыре озера). Как-то шедшая навстречу мне эстонка обратилась с вопросом, сопровождаемым характерным постукиванием по запястью, то есть «который час», на что я флегматично, со знанием дела на чистом эстонском ответил: «Нелли»,
ощущая себя полиглотом. Было действительно четыре часа.Но, должен заметить, в нашем интернациональном подразделении были в основном русские, литовцы, латыши, даже поляки и евреи, а вот из эстонцев, несмотря на географическое расположение, был всего лишь один таллинец, и тот русский. Так что освоить язык в полном объёме мне так и не удалось.
Да оно и не понадобилось, ибо дальнейшая служба проходила уже в местности лесной и, соответственно, безлюдной.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Уже с раннего утра ощущалась какая-то приподнятость настроения.
Рычали тягачи, выбрасывая в утренний туман выхлопы отработанного нефтепродукта, слышался лязг цепляемых к фаркопам орудий, резкие команды, окрики или же лёгкий, беззлобный, просто для связки слов и разъяснения сути, мат. Командовал парадом начштаба капитан Ковалёв в элегантной облегающей полевой форме.
Предстояло то, к чему мы и готовились в течении месяца – полевые стрельбы.
Побросав вещмешки в военно-транспортные средства, разместились там и сами. Ехать, вернее передислоцироваться, предстояло недалеко, и через два-три часа мы оказались в ещё более живописном месте. Огромная поляна, окружённая смешанным лесом, стала местом расположения палаточного лагеря. Удобств, конечно, не доставало, да и до ближайшего магазина рукой не подать. Но всё это возмещалось природными красотами и возможностью провести ещё месяц на воле.
– Андреев! – тишина. – Андреев! – голос капитана Ковалёва достиг мощности звука взлетающего истребителя. Но это нормально для кадрового артиллериста. Откуда-то из ближайшего лесного массива, фырча как верный боевой конь и громыхая гусеницами, вылетел МТЛБ. Многоцелевой тягач лёгкий бронированный мы называли ласково – моторизированная телега с баранами. Сержант срочной службы Андреев срочной службой обижен не был, так как являлся практически личным механиком-водителем капитана Ковалёва.
Надо сказать, что на балансе командира противотанковой батареи состоят шесть тягачей с орудиями, а седьмой в личном распоряжении. Но здесь по сокращенной программе Андреев был один на всех, вот все на него одного и садились. Начштаба с барского плеча командировал его в распоряжение нашего взвода.
Симпатичный крепкий паренёк, он ко всему относился спокойно, и неторопливо манипулировал рычагами несущегося со скоростью 80 км/ч по лесным дорогам гусеничного бронетранспортёра. Удержаться «на броне» при этом было нелегко, но лучше вдыхать встречный ветер вместе с листьями и насекомыми, чем трястись внутри.
Сижу в кабине тягача об лавку яйцами стуча,
Здесь нет матрасов и перин, и стала жопа словно блин.
***
А жопу надо любить и беречь. Ну конечно, не обязательно настолько, чтобы, как Дженифер Лопес, на миллион страховать свой попес. Но всё-таки. Когда я лежал в больнице с пневмонией, мне было очень обидно за свой исколотый зад. В утешение я ему даже поэму посвятил:
Ты был весёлым и беспечным,
Ты улыбался всем подряд,
Ты думал, счастье бесконечно,
Мой дорогой, бесценный зад.
***
Ты был галантным кавалером,
Ты никогда не унывал,
Хлестал вино большим фужером
И страстно женщин целовал.
***
Настала трудная година,