Когда-нибудь я ее убью
Шрифт:
— Вы кто вообще, вам что нужно?.. — протараторил Демин, все еще прижатый к столу. Вовсе уж безумным взором глянул на Егора, и тому показалось, что юноша эти слова уже слышал, уж больно неприглядный сделался вид у нотариуса. Побледнел, губенки задрожали, он громко шмыгнул носом и свободной рукой кое-как снял очки, положил на стол.
— Тебе русским языком сказали — консультация нужна. Про человека того давай, с завещанием, что осенью у тебя был. Или…
И отпустил руку. Демин шарахнулся назад так, что едва не промахнулся мимо кресла, Егор подхватил нотариуса и, как мог аккуратно, вывернул тому запястья, несильно сжал и сказал:
— Вспоминай,
Усадил его в кресло, крутанул за спинку, повернув лицом к Роману, сам остался прикрывать тылы. Роман убрал деньги в карман, перегнулся через стол и зацепил тряпочку для фикуса, скомкал, показал Демину:
— Выбирай, рельсы или…
— Болото с канализацией, — напомнил Егор, взял у Романа тряпку, смял в комок и сделал вид, что собирается запихнуть Демину в зубы. Тот отшатнулся, вскочил, сел обратно и зашептал:
— Да, был, приходил осенью, в конце октября. Молодой человек, тридцать с небольшим лет, я точно не помню. С ним был опекун, как мне сказали, и еще один человек, он принес документы…
— Опекун? — перебил Егор. — Зачем? Какой еще опекун, он же совершеннолетний.
— Да, да, — досадливо поморщился Демин, — я в курсе, знаете ли. Но молодой человек, его звали Олег…
Роман глянул на Егора, тот кивнул: все верно, не врет, пока не врет, и постучал согнутым пальцем Демина по лысине, намекая, что торопится. Тот втянул голову в плечи и продолжал придушенно:
— Опекуны полагаются еще и больным… в смысле недееспособным. Олег очень плохо выглядел, у него были проблемы с речью, с письмом и вообще с головой, по-моему, он не понимал, что именно подписывает. И еще мне сказали, что он очень агрессивный, во время приступа может покалечить или даже убить, поэтому от него лучше держаться подальше.
Егор и Роман снова переглянулись — дело становилось все интереснее, и оба уже ничего не понимали. Опекун, проблемы с памятью и требование что-то подписать стыковались плохо, но врать бы Демин сейчас не стал, исповедовался честно и самозабвенно, поэтому решили его дослушать.
— Что подписывал? — спросил Роман.
— Договор купли-продажи на землю. Это очень большой участок земли, гектаров тридцать, если я не ошибаюсь. Олег подписал его, тот, который не опекун, все забрал и ушел, потом увели и хозяина. Они уехали, больше я их не видел.
«Приусадебный участок» оказался огромным полем в тридцать гектаров — да это ж обалдеть, сколько. Космодром построить можно, площадь позволяет. И что там, в этой земле, что из-за пусть и здоровенного ее куска кипят такие страсти? Нефть, газ, золото Колчака закопано?
— Уехали куда? Случайно не знаешь? — спросил Роман.
Демин потянулся за очками, протер стекла рукавом пиджака, нацепил на нос и с тоской в глазах посмотрел на обоих. Поздно пить боржоми, залип он, как муха в паутине, в своих откровениях, и смысла нет скрывать последнее. Он и не стал.
— Знаю, — сказал просто, — тут и так все понятно было. В психушку, конечно, куда еще его девать? Он имя-то свое не помнил, забыл, как буквы пишутся. Куда еще такого везти…
Верно, некуда, в дурдом ему самая дорога. В психушку, в психбольницу, в областную психиатрическую больницу, расположенную на пятьдесят седьмом километре, если считать от Москвы. В желтый дом, дом скорби, где уж полтора десятка лет работал Игорь.
Оба подумали об одном и том же, глянули друг на друга, а Роман заодно и на часы. Намек был понят, Егор открыл средний ящик стола, выгреб из ящика остальные купюры и отдал их Роману.
Вышли из кабинета, даже не поглядев на мелкую тварь, что заверяла сделки, совершенные заведомо недееспособными людьми. Надо бы поучить скота, но некогда, не до него, пусть живет пока. Не зря он так дергался, про канализацию и болото услышав, тоже в деле, тварь, как и те, что квартиру сожгли, знать бы еще, что за дело такое… Но и это было не главным, пока бежали к машине, пока заводились и ехали задворками, крутилось в голове одно, подхваченное еще со службы: «земля круглая». В дурку придется наведаться, это не обсуждается, пока только неясно, как именно, все к тому идет, что Игорька придется просить. За ним все одно должок, вот и пришло время рассчитываться… Но от мысли об этом на душе становилось как-то липко, чувство такое, будто съел что-то несвежее, и эта дрянь прижилась в желудке, лежит скользким комком и ерзает от каждого движения. Егор скривился и отвернулся, уставился в боковое окно.Роман думал о том же, смотрел, не отрываясь, на дорогу, хоть и гнал за сотню по левой полосе, машину держал ровно и правил не нарушал. И выдал уже перед съездом к поселку, когда внедорожник замотало в колеях между домов:
— Сами справимся. Пока не знаю как, но обойдемся. Не знаю, как ты, но я его просить не буду.
— Я тоже, — облегченно сказал Егор, и даже тяжесть в желудке пропала. Обойдутся, конечно, сообразят, как найти и вытащить из дурки Олега, если он, конечно, еще там.
Вика ждала, разумеется, даже поесть приготовила, что оказалось весьма кстати, сварила макароны. Кроме них и картошки, в доме ничего не было, но картошку ели вчера, а тут хоть какое-то разнообразие. После ужина Егор подумал-подумал и спросил осторожно, не страдал ли Олег расстройствами психики.
— Он в армии служил, — сказала Вика, — и права у него были. Он не псих, с чего ты взял? И у отца проблем с головой не было, и у матери… Почему ты спрашиваешь?
Егор ей объяснять ничего не стал, быстро перевел разговор на другое. И вообще наврал пока, решив, что лишнего знать Вике незачем. Все откроется, конечно, и уже довольно скоро — ей же придется опознать Олега, если он найдется. И одно то, что молодой, здоровый мужик как-то быстро до такой степени теряет человеческий облик, что забывает буквы, наводило на множество размышлений, но Егор оставил их пока при себе. Оставил, отложил в сторонку на потом, чтобы отвлечь Вику да и себя более увлекательным занятием.
С планом изначально не задалось, Роман браковал все варианты Егора, а свои предлагать не торопился. То ли не было их, то ли в секрете держал до поры, а сам все посматривал на Вику. Та сидела, как не своя, в разговоре не участвовала, если спрашивали что — отвечала невпопад. Глядела то в окно, то просто в стенку, и вроде как даже не слышала, что они там уже битый час обсуждают. Нормальная реакция, Егор тоже не знал, как бы повел себя при новости, что его близкий человек — душевнобольной, и не просто скорбный на голову, а опасный для окружающих.
Роман посидел, глядя на все на это, потом точно невзначай кивнул Егору на дверь кухни, где они все сидели, и первым вышел во двор. Мог бы и не шифроваться: Вика все равно ничего не заметила, вся в своих мыслях, даже вслед им не посмотрела.
Снова заметало, но уже липким, сырым снегом, ветер пах свежестью и почему-то морем, был тяжелый и сильный. Роман потащил Егора в машину, включил дворники, и те принялись развозить по лобовому стеклу снежную кашу.
— Ну, — начал Егор, — давай свой вариант. Мои же тебе не нравятся.