Когда осенние печали. Часть 1

Теперь же, когда первый секретарь пошёл на повышение, ситуация изменилась. Его преемник имел изысканный театральный вкус, поэтому сразу указал Мясникову на использование служебного положения в личных целях.

– И – что? Его увольняют из обкома?

– Пока нет, но... мать совершенно неожиданно сделалась серьёзной, - Там всё очень сложно. Ты не ссорься с Семёном. Времена заходят непростые. Всё может случиться… А Семён крепко в своём кресле сидит, и Алю никогда не оставит. Тем более, твоих детей. Не забывай, что их теперь у тебя двое.

– Пока не двое…

– Считай, что уже двое.

– Один – не мой… - парень упрямо поджал губы, - Ты знаешь…

– Тс-с-с… - Софья прижала указательный палец к губам, - Забудь об этом. Во всяком случае, пока – забудь… Помни только о том, что у тебя впереди большое будущее. Не рушь его своими руками.

– Знаешь, иногда мне просто дико хочется высказать этому менту, что Мишка – не мой сын… и что его горячо любимая доченька нагуляла его неизвестно от кого. Я уже готов пройти процедуру на предмет установления отцовства.

– И об этом пока забудь! Ты только настроишь его против себя, а анализ крови не подтверждает, а только предполагает отцовство. Могут быть совпадения. Не порть себе репутацию… И с ночными прогулками завязывай… Ни одна девка на свете не стоит твоей карьеры. Запомни… Ни од-на!

***

Только оказавшись в доме, Анюта почувствовала, как озябла, пока стояла на улице возле калитки. Зуб не попадал на зуб, и было непонятно, от чего эта дрожь – от холода, или от нервного потрясения.

Войдя в комнату, Мария Гавриловна сразу бросила взгляд на разобранную постель. Увидев на белой простыне красное пятнышко, сдвинула брови и осуждающе покачала головой.

Анюта всё ещё была в оцепенении. На негнущихся ногах она медленно прошла к кровати и присела на самый край. Ещё раз окинув её строгим взглядом, хозяйка сходила к себе и принесла какой-то газетный кулёк. Развернув, высыпала содержимое в эмалированную кружку - частички какой-то измельчённой травы почти беззвучно упали на дно. Поставив на электрическую плитку большой тёмно-синий чайник, женщина вернулась к Анюте. Девушка так и сидела, глядя перед собой и сложив на плотно прижатых друг к другу коленях руки.

– Сейчас вода закипит, я тебе чай заварю, - присев напротив, Мария Гавриловна посмотрела на Аню у же более участливо, - что ж ты так? В женихах запуталась?

– Это не жених…

– А кто? Может, он тебя снасильничал? Ты говори, не бойся, от меня никуда не уйдёт.

– Нет… я сама…

Аня говорила еле слышно, едва шевеля бледными, пересохшими губами. Она как будто потерялась в пространстве и во времени… Не было сил ни мыслить, ни говорить.

– Что ж ты теперь Саше-то своему скажешь? Как оправдываться будешь? – в тоне хозяйки слышались и строгость, и сочувствие одновременно.

– У меня нет больше Саши…

– На гулящую ты не похожа… я ж так и думала – хорошая пара…

– Я не гулящая… я сама не знаю… как всё вышло…

– Зачем же ты его звала?! Этого, который утром уехал?

– Я не звала… он сам пришёл. А я… его люблю…

– Любишь?! – Мария Гавриловна вскинула удивлённо густые брови, - Вот так раз… а зачем же замуж-то за нелюбимого идёшь?!

– Саша… он хороший… он меня любит… И Виталик любит…

– Так чего ж вы с Виталиком-то не поженились?

– Он уже женат…

– Ах, ты, Господи!.. – хозяйка схватилась руками за лицо, - Женат!.. Да что ж ты, девка, натворила-то?! Перед самой свадьбой, да ещё и с женатым!..

– Я не знаю… я не хотела… я убраться пришла… я его не ждала…

– Так зачем ты его впустила? Женатый, да ещё и вечером… кто ж пускает?! Ты сама и виновата.

– Я знаю… Я всё расскажу Саше.

– Ты замуж-то за него зачем собралась, если не любишь?

– Он мне нравится… - Аня так и сидела, глядя отрешённым взглядом куда-то в стену, - Мы встречались полтора года… мне с ним было спокойно… А Виталик… я его давно люблю…

– А ну, погодь… я сейчас…

Услышав бряканье крышки кипящего чайника, Мария Гавриловна сделала рукой жест и торопливо вышла на кухню. Заварив в кружке принесённый чай, накрыла её сверху маленьким блюдцем и укутала чистым кухонным полотенцем. Вернувшись, снова уселась напротив Анюты.

– Я чай заварила. Пока суть да дело, и попьём… а ты говори… выговаривайся…

Говорить желания не было… но Анюта, с паузами, нехотя, всё же рассказала хозяйке всю историю их отношений с Виталиком – от начала до конца. Слушая её, та то понимающе кивала, то осуждающе качала головой…

– Выходит, ты сама нечестно с подругой-то поступила, - Мария Гавриловна поправила на шее шерстяной платок, - и в тот раз не поняла, как всё произошло… и в этот… Эх, девка… вот и хорошая ты вроде… строгая на вид… А поступки неправильные совершаешь. Ну, да ладно, пойдём на кухню, чай уж заварился. Я там оладышков принесла, вчера пекла, но как свежие…

От принесённых хозяйкой оладий Аня отказалась. Кусок не лез в горло. До приезда Елены Ивановны оставалось всего три часа, а у неё не было сил ни собраться, ни поехать на вокзал. Она взяла лишь налитый Марией Гавриловной чай и пила его маленькими глоточками, как будто боясь обжечься.

– Саша приедет, я ему всё расскажу…

– Если замуж передумала выходить, то расскажи. Чтобы не мучился, не думал, чем тебе не угодил.

– Я не знаю… я теперь ничего не знаю…

– Да только этот твой, Виталик… он теперь тебе проходу не даст. Развязал узелочек… хорошего не жди.

– Я не буду больше с ним встречаться.

– Это ты так себе думаешь. А у него, может, другие планы. Если жену бросит, то ещё один грех на тебя ляжет. Да и нельзя за мужиков выходить, у которых дети уже есть. Ох, нельзя…

– Он не бросит её… ему нельзя её бросать. У них второй ребёнок скоро будет…

– Значит, кобель он. И с ней играет, и с тобой играет. Ох, девка… неладный он парень… ох, неладный. Тебе бы от него подальше… да ведь любишь.

– Что же мне делать… я не знаю… - Анюта говорила почти беззвучно, одними губами, но, на удивление, собеседница понимала её речь, - Мне перед Саше стыдно… как я ему всё скажу…

– То, что ты наделала, плохо… только хуже ещё бывает…

– Не бывает… - Аня медленно покачала головой, - Хуже не может быть.