Когда плачет скрипка. Часть 1

«Наверное, в каждом мужчине живет хотя бы маленький садист, а в женщине – мазохист», – подумал Михаил, но не сказал вслух.

– Вы не хотите продолжить вечер у меня… дома?

– Никогда не получал таких лестных предложений от такой восхитительной женщины, – чтобы смягчить удар по ее женскому самолюбию, Михаил отказал иносказательно. – Представьте человека, в душе которого живет, звучит прекрасная мелодия. Под аккомпанемент этой мелодии он испытал наивысшее счастье. Но вот жизнь его привела на время в другой город, и он услыхал другую не менее прекрасную мелодию. Она ему сулит, возможно, даже большее наслаждение. Но его ждут дома, и он вынужден, как Одиссей, проплывающий мимо острова сирен, заткнуть уши и привязать себя к мачте…

– Эта мелодия – Ваша жена?

– Да, я ее люблю, и мы ждем ребенка.

– Как я ей завидую!

– А я вам завидую! При вашей красоте вы просто обречены на счастье. Только не суетитесь… А у меня ощущение финиша. Счастливого финиша. Это как у моряка, когда он достигает желанного берега после опасного и трудного плавания. На радостях он сжигает свой корабль. А потом вдруг начинает понимать: неужели никогда не выйдет в море?!

Еще несколько танцев, кофе почти в полном молчании, и Марина попросила проводить ее домой. Прогулка пешком к дому Марины по ярко освещенным улицам заняла около получаса.

У подъезда Марина протянула Михаилу руку для прощания и вдруг крепко поцеловала в губы. Михаил не ответил. Стоит ли рисковать счастьем ради нескольких часов или дней удовольствия!

«Права Анастасия! Наверное, я действительно выгляжу деревенским пентюхом, которого можно изнасиловать. Ну что же, придется учиться отказывать даже тем женщинам, которые нравятся…»

Утром Манюня сразу же отправил Михаила с колечком в мастерскую к ювелиру, который часто выступал экспертом по драгоценностям. За сложные консультации ему платили.

Маленький лысый пожилой еврей некоторое время изучал кольцо через лупу под сильной настольной лампой, потом порылся в справочниках и сообщил, что кольцо изготовлено ювелирной фирмой, имеющей филиалы в Голландии и Израиле. Точнее пока не может ответить.

– Точнее и не нужно! – сказал Манюня, когда Михаил передал слова эксперта, и они поехали беседовать с теткой Ларисы.

Та сначала отпиралась, под предлогом занятости подготовкой похорон сестры. Однако Манюню трудно было провести – он знал дату выдачи тела. А когда показал еще колечко, тетка разговорилась.

Манюня начал издалека и несколькими вопросами добился, что поток воспоминаний полился сначала узеньким ручейком, а потом и полноводной рекой.

Она рассказала о своем сытом и благополучном детстве в семье мельника. Благополучие нарушила коллективизация и окончательно убил голод тридцать третьего года.

Отец их владел добротной паровой мельницей и в колхоз вступать отказался. Раскулачить его, бывшего красного командира не смогли, зато сделали так, что он полностью лишился заказов на помол зерна. Он вынужден был уйти на заработки на Кубань. Жена с двумя дочерьми и младшим сыном остались дома. В тридцать третьем году от отца перестали поступать деньги. Когда кончились запасы, мать отправила двух дочерей, старшей было двенадцать, в город к дальней родственнице, чтобы та пристроила их где-нибудь прислуживать. Новая «пролетарская» знать начала нанимать домработниц.

Родственница их не признала, и они стали беспризорными в незнакомом городе. Однажды попали в облаву и их «дяденька из НКВД» пристроил у своей любовницы. Скоро у старшей сестры появился ухажер тоже из НКВД. Через него они узнали, что мать и их младший брат умерли от голода.

В тридцать седьмом году и дяденька и любовница были арестованы, а квартира досталась им. Это та квартира, в которой старшая сестра и прожила до самой смерти. Война принесла новые испытания. Ухажер их бросил и эвакуировался в тыл. Младшая сестра опять обязана была своим выживанием старшей. После войны младшая вышла замуж, но прожила с мужем не долго. Он погиб в дорожной аварии, был шофером. Одна воспитала дочь. Дочь замужем и живет отдельно.

Старшая так и осталась одна. Лариса ей стала подарком на склоне лет. По словам сестры, мать боготворила Ларису.

«И сделала из нее дорогую проститутку» – подумал Михаил. Он прочел во взгляде Манюни, что тому пришло в голову нечто подобное.

Подошла очередь поговорить о колечке.

Оказалось, оно принадлежало Ларисе. Его подарил преподаватель после очень успешного концерта за границей.

Младшая сестра была удивлена, что кольцо каким-то образом сохранилось, так как в последние годы старшая продала буквально все, что было можно, так как ей не хватало на жизнь.

Тетка живо поинтересовалась, отдадут ли ей это кольцо как единственной наследнице своей сестры и племянницы.

Манюня заверил, что отдадут, когда будут выполнены все формальности по установлению владельца, закончится следствие и состоится суд.

– У вас или у покойной есть какие-нибудь нотариально заверенные документы на подарок? – спросил Манюня.

– Нет! А зачем?

– Подарок очень дорогой и потребуются свидетельские показания преподавателя, если не ошибаюсь, это профессор Крамар, что он действительно дарил это кольцо Ларисе. Может, при разговоре с ним потребуется ваше присутствие. Теперь последний и самый трудный вопрос. Лариса была на пятом месяце беременности. Кто отец ребенка?

– Какой ребенок?! Это клевета! – она повысила голос до визга. – Я думала – вы порядочные люди… Господи! Куда ты смотришь?! Покарай их всех! – и она разразилась истеричными рыданиями, закрыв лицо руками и раскачиваясь всем телом вниз и вверх.

Манюня жестом показал, что нужно уходить.

Весь разговор был записан. Диктофон он захватил, так как не без оснований сомневался, что эта женщина подпишет какие-либо показания.

– Нужно срочно допросить Крамара, а это без санкции прокурора не сделаешь. Более того, желательно, чтобы санкцию дал Сумченко. Тогда Крамар поймет – отступать некуда!

В кабинете Манюня сразу же попытался связаться с Сумченко, но безуспешно.

Михаил поделился с Манюней планом разговора с Сашей и предложил это сделать сейчас, пока они будут добиваться санкции прокурора.

Он разыскал Сашу по телефону и предложил увидеться для разговора, но она встретила его пожелание без энтузиазма.

– Я слышала передачу местного телевидения и ничего не могу добавить нового. Для вас это будет напрасная потеря времени.

– Времени у меня сейчас очень много. Просто не знаю чем заняться! С другой стороны, вы ведь понимаете, разговор неизбежен. Ведь это так?

– Так, – ответила она упавшим голосом.

– Тогда лучше встретимся на кафедре, чем в Управлении. У вас будет “окно”?

– Да. С часу до двух, а после пяти я свободна…

– Спасибо! Буду в интервале с часу до четверть второго.

– Лучше в час тридцать.

– Не возражаю.

Михаил успел пообедать, а благодаря отсрочке встречи с Сашей стал свидетелем разговора Манюни с Сумченко.

Тот отказал Манюне.

– Но почему?! Вы же сами нас торопили!

– Правильно, торопил! А ты не очень спешил, хотя был вагон улик. А теперь для тебя достаточно одного колечка, подаренного лучшей ученице, и ты готов арестовать известного в городе человека, со связями, с безупречной репутацией… Не разрешу!