Когда пробуждаются вулканы

Ученые работали молча. Начальник вулканологической станции Соколов был занят киносъемкой. Колбин определял размеры извержения — высоту фонтана, длину и ширину огненного потока. Данила с помощью оптического пирометра измерял температуру. В блокноте появилось множество цифр: 900, 936, 1002, 1127, 1320... У кратера лава стала ярче, Данила направил на нее прибор, включил батарею. Проволока в окуляре начала накаляться, и скоро цвет ее слился с цветом лавы. Шкала измерений показывала 1629 градусов по Цельсию.

— Сколько? — отрывисто спросил Соколов.

Данила назвал цифру.

Полет продолжался два часа. Рассветало, когда ученые вернулись в поселок и пошли отдыхать.

Данила поднялся на крыльцо коттеджа и посмотрел вдаль. В утреннем свете вырастали белые пики вулканов. Он смотрел и вдруг вспомнил другое, давно прошедшее. Тогда он стоял не один, а с Петром Васильевичем Романовым и, прощаясь с поселком, говорил:

— Я вернусь. Вернусь, чтобы покорять вас, вулканы!

Вот и вернулся. А хватит ли сил, чтобы бороться и покорить эту бешеную стихию?

Сколько Данила проспал после этого ночного полета, он не знал; открыв глаза, увидел толстого молодого человека, который стоял посредине комнаты и что-то с глубокомысленным видом записывал в блокнот.

— А, проснулись, — довольно спокойно сказал он, поднимая голову. — Вы мне нужны.

— Кто вы такой?

— Я? Овчарук. Корреспондент «Камчатской правды».

— У вас оригинальная манера знакомиться, — сказал Данила, поднимаясь с постели.

Овчарук отвел глаза в сторону.

— Мне нужно побеседовать с вами. Читатели нашей газеты ждут сообщения об извержении вулкана Тигла. Ваши идеи о покорении вулканов...

— Вам надо бы обратиться к Колбину.

— Нашей газете ваша статья нужна, товарищ Романов.

— Сейчас не могу. Никак не могу.

Овчарук вздохнул.

— Жаль.

Данила взглянул на его огорченное лицо и улыбнулся.

— Я напишу статью, как только ближе познакомлюсь с камчатскими вулканами.

Корреспондент кивнул.

— Эта койка пустует? Вы не возражаете, если я ее займу? — спросил он и, не ожидая ответа, сбросил на нее свое пальто.

Журналист с рассеянным взглядом чем-то понравился Даниле. Через полчаса они уже разговаривали как добрые старые знакомые.

— Кречетова Корнея Захаровича? Знаю ли я его? — воскликнул Овчарук. — Вы меня просто обижаете, Романов. Да мы с Корнеем Захаровичем не одну сотню километров исходили...

— Вы, с вашим брюшком? — засмеялся Данила, окинув журналиста взглядом.

— Растет, — пробормотал Овчарук, стыдливо запахивая пиджак. — Растет...

— А далеко отсюда колхоз «Заря»? — Данила подошел к окну и забарабанил пальцами по стеклу.

— В долине реки Синей. Вы что, знакомы с Кречетовым? Чудесный человек...

— Мой отец.

— Что вы говорите! — воскликнул Овчарук. — Постойте, постойте! Корней Захарович говорил, что сын у него погиб на фронте... Это же великолепно, что вы живы!

Овчарук некоторое время оторопело смотрел на Данилу.

— Вы понимаете... Вы понимаете, — пробормотал он и зачем-то полез в карман. — Вот обрадуется Корней Захарович! Я должен присутствовать на вашей встрече. Как же без меня! Пойду добывать машину.

Данила придержал Овчарука за руку.

— Расскажите...

— Рассказать о Корнее Захаровиче? Вы думаете, я сумею? Я люблю его. О любви трудно говорить... Вот, пожалуй, один случай...

Данила не перебивал Овчарука. Журналист вспоминал свои встречи с Кречетовым. Он перескакивал с одного на другое, потом в середине фразы обрывал себя, чтобы воскликнуть: «Это что, вот было...» Наконец он умолк и виновато посмотрел на Данилу.

— Ну какой из меня рассказчик...

— Спасибо, — сказал Данила и улыбнулся.

Они вышли на улицу. Хмурый день. Вулкан Тигла был окутан облаками густого черного дыма и все еще подавал «голос». Взрывы напоминали отдаленный гром.

— Я пошел на радиостанцию, — сказал Овчарук, кутаясь в большой шерстяной шарф.

Здание вулканологической станции, куда направился Данила, ничем не отличалось от других домов поселка. Аккуратное, из серого камня, оно широкими окнами смотрело на вулканы и, казалось, говорило им: «Днем и ночью не спускаю с вас глаз, врасплох не застанете...» А вулканы, грозные, гордые, в белых шлемах, невозмутимо взирали с высоты на окружающий мир и загадочно молчали. Человек не может противостоять землетрясению, извержению вулкана. Энергия, вырабатываемая человечеством, — пустяк по сравнению с силой, проявляющейся в малейшем содрогании земного шара. Но человеку чуждо сложа руки смотреть на то, что ему кажется превыше его сил. И он построил этот дом из серого камня, установил в нем умные приборы, чтобы изо дня в день, из года в год наблюдать и изучать вулканы.

Данила постучал в кабинет начальника станции.

— Войдите, — раздался приглушенный женский голос.

За письменным столом сидел Колбин. Сбоку стояла женщина лет тридцати пяти в черном платье с белым воротничком. Данила узнал ее: та самая, портрет которой он видел в доме охотника. Она знакомила Колбина с поведением вулканов, находившихся вблизи долины реки Синей.

— Вот сейсмограммы последних двух толчков Большого Синего вулкана.

Колбин взял папку и начал листать ее. Данила подошел и через его плечо стал рассматривать сейсмограммы.

— Простите, — сказал Колбин. — Познакомьтесь — Романов Данила Корнеевич, член нашей экспедиции. А это, — он указал на женщину. — Марина Семеновна Сенатова.

Данила сдержанно, едва приметно поклонился.

— Вы не ошиблись? Может быть, это не Большой Синий пробуждается? — Колбин обратился к Сенатовой.

Та слегка улыбнулась, но промолчала.

— Странно, странно, — Колбин нахмурился. — Население предупреждено?

— Да.

Внезапно раздался резкий сигнал зуммера, и на щите напротив стола на матовой стеклянной пластинке вспыхнуло огненное слово: «Внимание!»

Сигнальная аппаратура автоматически фиксировала сотрясения земной коры.

Сенатова круто повернулась и вышла из кабинета. Может быть, в эту самую минуту где-то рушатся дома, гибнут люди, на горные склоны выплеснулись огненные потоки лавы? Колбин поднялся из-за стола и, заложив руки за спину, заходил по кабинету. Данила мял в руках сигарету и не замечал, как на пол сыплется табак.

Вернувшись в кабинет с еще влажной сейсмограммой, Сенатова присела к столу и внимательно вгляделась в ее тонкие изломанные линии.