Когда река стала красной

Завтрак, спустя десять минут, уже был готов. Гувернантка всё делала быстро и хорошо. Фрося позвала Татьяну Константиновну и Наталью, и все пошли к завтраку.

– Какой сегодня день? – Вопросительно, но умеренно, спросила Татьяна Константиновна за столом, смотря в свою тарелку и отрезая кусочек жареного мяса.

– Среда, Татьяна Константиновна. – Ответила ей Фрося из-за шторки. Она протирала окно.

Тишина.

– Маменька, не хотите ли Вы сегодня прогуляться по Невскому? – Осторожно поинтересовалась Наталья. Она часто гуляла с матерью по Невскому проспекту в детстве, когда была чуть помладше.

– Ах, Натали, – Татьяна посмотрела на дочь, – как же мы можем пойти в город, когда скоро придёт…

– Да знаю я! Знаю! – Лицо девушки вдруг стало печальным.

– Натали! – Вскрикнула Татьяна. За столом, с такими манерами? Женщина это совсем не понравилось такое поведение дочери. – Сегодня ты никуда не пойдёшь. Может, завтра.

Наталья молчала и смотрела в стол. Перечить матери она не могла. Но ей совсем не хотелось, в такой день, сидеть дома. Девушка перевела взгляд вверх, а потом в окно, за которым тянулась с тряпочкой в руке наверх Фрося. Гувернантка медленно опустила руку и посмотрела в окно. «Кажется, к нам кто-то пожаловал» – сказала она и вышла из-за шторки. Она быстро прошагала из кухни в гостиную, а потом вышла из дома и направилась по тропинке к воротам. Татьяна Константиновна отрезала ещё кусочек мяса и положила его в рот. Она переводила взгляд с блюда на дочь, и с дочери обратно на блюдо. Манеры воспитания. А она учила свою дочь им. Всё как в высшем обществе, чтобы Натали могла попасть туда и жить хорошо. Не о чём не переживать. Мечтой, Татьяна Константиновны, была возможность, чтобы вывести дочь в лучшие, в светлую жизнь.

Наталья встала из-за стола и быстро пошла к лестнице, ведущей на второй этаж. «Куда ты?» – спросила её Татьяна, но дочь ничего не ответила. Она опустила голову вниз и даже не посмотрела на мать. Татьяна положила нож и вилку на стол, тяжело вздохнула носом и закрыла глаза. Да, нужно было сказать по-другому. В это время в дом вбежала, с улыбкой на лице, Фрося. Татьяна Константиновна посмотрела на неё, и Наталья тоже остановилась на второй ступеньке и повернула голову. «К нам едет Борис Владимирович!» – громко сказала Фрося. Наталья тихо, с пустыми глазами, произнесла: «Романов», а Фрося, как-то смогла услышать её и только хотела ответить согласием, но в это время со стола, где сидела Татьяна Константиновна, упала ложка. «Ой!» – вскричала, от неожиданности, женщина, а в это время к ней уже бежала гувернантка Фрося.

Глава 3

К двенадцати часам пришёл господин Штраус. Татьяна Константиновна поприветствовала его у входа и пригласила присесть на диван. Женщина сходила за дочерью, которая не хотела спускаться на урок, но мать её всё же привела. Урок начался. Татьяна вернулась к разговору с Романовым, в руках он держал снятый с головы котелок, который пришёл за полчаса до Штрауса.

Романов был человеком известным на весь Петербург и на некоторые районы Москвы. Он часто появлялся на званых балах, даже когда и вовсе не хотел идти, и приходил тогда, когда его не звали, а таких случаев было очень мало. Его общество составляло большое количество известных людей, людей из элиты двух городов, пяти иностранцев друзей и нескольких из обычных торговых богатых магазинов. Романов был младше Татьяны на одиннадцать лет. Романов познакомился с Виктором Александровичем Боженовым в одном из магазинов, когда Борис зашёл к своему другу, а там оказался Виктор. Отчего-то они начали разговаривать, и их маленький разговор перерос в тёплое дружеское общение. С тех пор он и знает семью Боженовых.

– Да что Вы, Борис Владимирович, – засмущалась, мало заулыбалась Татьяна Константиновна, – для чего же нам к вам переезжать? Посмотрите, какой у нас дом. Уж не хотите ли Вы сами к нам переехать?

Романов засмеялся. Они вместе сидели в кухне.

– Ох, Татьяна Константиновна, – даже голос у Романова был солидный и важный, – пожалуй, мы останемся в своих домах. Да, а усадьба у вас просто прекрасная – Он быстро оглядел интерьер кухни и захватил гостиную. – Виктор Александрович постарался за свою жизнь.

В это время Татьяна сбросила свою улыбку, она чуть опустила голову и глаза. Романов это заметил:

– Простите. Я не хотел ворошить прошлое.

– Нет-нет, – она быстро подняла глаза на него и выпрямилась, – ничего. Не думайте об этом. – Она попыталась вернуть улыбку, но это получалось с трудом. Виктор был единственным супругом за всю её жизнь, и ей было тяжело отпустить и потерять его.

К ним подошла гувернантка Фрося и предложила чаю. Романов поинтересовался, есть ли у них кофе (он любил этот напиток, особенно когда он крепкий), но его не оказалось, но Романов не отказался и от чая. «А давайте выйдем в беседку, что в саду. Вы знаете, как я излюбила то место. Какой там воздух, а вид-то» – сказала Татьяна Романову. Борис подумал, согласился. Татьяна попросила Фросю принести чашки с чаем в беседку.

Наталья всё время, что сидела на диване и учила французский, смотрела на мать и гостя. Романов приезжал к ним чуть ли не каждый день. Бывало через день, через неделю, а бывало что и во все семь дней. Его приезды начинали надоедать Наташе, да и вообще она не жаловала этого старого мужчину. И чего он только приезжает к ним? Своего дома, что ли нет? И общество и работа, и поездки разные, а к ним он всё ходит и ходит. Для чего? Об этом раздумывала Наталья, пока господин Штраус читал предложения на французском, чтобы потом девушка его перевела. Она видела в окно, как её мать взяла его под руку и они медленно проплыли в сторону сада.

– Пожалуйста, переведите это предложение, Наталья Викторовна, – Штраус говорил не без врождённого акцента, а когда он говорил на русском, его было слышно ещё лучше, чем на родном ему. Но девушка, будто его не услышала. Она смотрела в окно. На диване она сидела собрано и занимала очень мало места. – Наталья Викторовна, – позвал его Штраус, – попрошу перевод. Я работаю на результат от наших уроков. Мне кажется, в наше время очень важно и нужно знать иностранные языки, особенно когда их больше, чем один.

– Ах, простите, господин Штраус, – Наталья взглянула на папки и книги, лежащие на низком столике перед диваном, – я бы перевела, но, простите, не поняла некоторые слова. Вы говорили быстро.

– Наталья Викторовна, Вы случайно не заболели? – Спросил Штраус и, не много наклонив голову, посмотрел на её лицо снизу вверх. – Вы как-то бледны.

Девушка прислонила левую руку к голове, нахмурила брови и закрыла глаза.

– Да, господин Штраус, я как-то неважно себя чувствую. Простите меня, – пыталась она сказать глухим голосом, имитируя выдуманную болезнь.

– Не извиняйтесь, – вернулся в прежнее положение Штраус, – Вам нужно подлечиться, тогда и продолжим обучение.

Господин Штраус стал собирать бумаги. Наталья, продолжая держать руку около головы, следила за ним. Господин встал и направился к входной двери. Наталья быстро вскочила и побежала его проводить. Она ещё раз извинилась перед ним, а он снова сказал, что не стоит извинений. Он всё понимает, однако не знает, что она ничем и не болеет. Наташа проводила его взглядом от двери до ворот, а когда они закрылись за ним, то она побежала в свою комнату. Из окна своей комнатки, девушка наблюдала, даже сама и не знала зачем, за матерью и гостем.

Боженова и Романов прошагали по дорожкам сада до деревянной светлой беседки, находящуюся почти у конца сада, которую построил когда-то её супруг Виктор. Беседка была круглая с лавочками около невысоких стенок, а в центре находился прибитый к полу такой же деревянный круглый столик. Всё это накрывала красивая резная крыша. Они сели рядом друг с другом. Татьяна положила левую руку на стол, а Романов, который сидел слева от неё, взял её своей и то слабо сжимал, то разжимал. Он переводил взгляд с деревьев и их рук на её лицо и дом. По Романову было видно, что он волнуется, но Татьяна этого то ли не замечала, то ли не хотела его успокаивать и замечать его состояние.