Когда рыдают девы

Примерно год назад в жизни Себастьяна Сен-Сира прозошло нечто, повлекшее разрыв виконта с Кэт Болейн, его давнишней любовницей, и холодное отчуждение между Девлином и его отцом. Геро не догадывалась, что именно случилось. Знала только, что из-за этого Себастьян на долгие месяцы ринулся в пропитанный бренди водоворот самоуничтожения, из которого выбрался совсем недавно.

Но теперь, прислушиваясь к шагам мужа, поднимавшегося по лестнице на третий этаж, и отдаленному щелчку, с которым негромко закрылась дверь его спальни, Геро испытала глубокую тревогу...

И неожиданный всплеск некоего чувства, настолько сильного, что у нее сбилось дыхание от удивления, потрясения и странного, непривычного испуга.

Вторник, 4 августа 1812 года

– Милорд?

Себастьян открыл один глаз, увидел жизнерадостные, тонкие черты лица своего камердинера и снова зажмурился, когда комната неприятно покачнулась.

– Убирайся прочь.

Голос Жюля Калхоуна звучал раздражающе радушно.

– К вам сэр Генри Лавджой, милорд.

– Скажи ему, что меня нет. Скажи, что я умер. Плевать, какого черта ты ему скажешь. Просто проваливай.

Залегла минутная пауза. Затем слуга заметил:

– К сожалению, леди Девлин рано утром ушла, поэтому не может принять магистрата вместо вас.

– Рано утром, говоришь? Куда? – открыв оба глаза, виконт резко сел на постели, что в сложившихся обстоятельствах было не самым разумным поступком. – Черт подери! – вскрикнул он, наклоняя голову и прижимая ладонь к грохочущему лбу.

– Миледи не сообщила. Вот, выпейте.

Себастьян ощутил, как в свободную руку втискивается горячая кружка.

– Не нужен мне твой проклятый молочный чертополох.

– Нет ничего лучше для очищения печени, милорд.

– С моей печенью и так все в порядке, – рявкнул виконт и услышал ответный смешок камердинера.

Подойдя к окну, Калхоун отдернул шторы.

– Могу ли я послать Морея сообщить сэру Генри, что вы присоединитесь к нему через пятнадцать минут?

Девлин спустил ноги с кровати и снова застонал.

– Лучше через двадцать.

Себастьян нашел магистрата за чашкой чая и тарелкой бутербродов из черного хлеба с маслом и огурцом.

– Сэр Генри, – поздоровался виконт, быстрым шагом входя в комнату. – Мои извинения, что заставил вас ждать.

Лавджой вскочил на ноги, промокая губы салфеткой.

– Ваш дворецкий чрезвычайно любезно предоставил мне столь необходимую возможность подкрепиться. Я с самого рассвета был на Кэмлит-Моут.

– Прошу вас, присаживайтесь, – сказал Себастьян, неуклюже опускаясь в кресло напротив гостя. – Никаких следов пропавших детей?

– Боюсь, нет. И это несмотря на то, что сотни людей прочесывают лес и окрестности в поисках ребятишек. К сожалению, брат мисс Теннисон предложил вознаграждение за детей – даже открыл контору на Флит-стрит и посадил там поверенного, чтобы принимать любые сведения, которые могут поступить.

– Почему же «к сожалению»?

– Потому что результатом, вероятнее всего, будет полный хаос. Я сталкивался с подобным раньше. Пропадает ребенок, горюющая семья с самыми лучшими намерениями предлагает награду, и вдруг появляются десятки – иногда даже сотни – обездоленных детишек, которых властям представляют как «потерянного» малютку.

– Господи милостивый, – протянул Себастьян. – И все же можно понять, почему Хильдеярд Теннисон так поступает.

– Да, понять его можно, – резко выдохнул магистрат. – Хотя опасаюсь, что обнаружение тел мальчиков – это только вопрос времени. Если бы дети просто испугались увиденного и убежали, чтобы спрятаться, их бы уже нашли.

– Полагаю, вы правы. – Себастьян решил налить себе чашку чая, но затем передумал. Что ему требовалось, так это кружка доброго крепкого эля. – И все же странно, почему, если дети мертвы, их тела не были найдены рядом с мисс Теннисон.

– Боюсь, в этом деле предостаточно странностей. Я разговаривал с настоятелем церкви Святого Мартина, который подтвердил, что мисс Теннисон и оба мальчика, как обычно, присутствовали на богослужении в прошлое воскресенье. Он даже после службы побеседовал с нею несколько минут – увы, не об их планах на вторую половину дня.

– По крайней мере это сужает временные рамки ее гибели.

– Да, немного. Мы также проверили дилижансы, курсирующие между Лондоном и Энфилдом, и частные конюшни в Энфилде, но так и не смогли найти никого, кто припомнил бы, что видел мисс Теннисон в воскресенье.

– Другими словами, мисс Теннисон и дети наверняка приехали на Кэмлит-Моут с убийцей.

– Похоже на то. Тут всплыли кое-какие тревожные факты, – добавил Лавджой, угощаясь еще одним треугольным сандвичем. – Выяснилось, что мисс Теннисон неделю назад, в воскресенье, видели на Кэмлит-Моут в компании мальчиков и некоего неизвестного джентльмена.

– Джентльмена? Не извозчика?

– О, совершенно определенно джентльмена. Мне сказали, он прихрамывал и говорил с акцентом, возможно, французским.

Для дамы благородного происхождения поездка на природу в компании джентльмена намекала на определенную степень дружбы, даже близости, что было весьма показательно. А то, что Габриель Теннисон и ее французский друг посетили именно Кэмлит-Моут, и подавно не предвещало ничего хорошего.

– Я слышал, – обронил Себастьян, – что леди приятельствовала с каким-то французским военнопленным, освобожденным под честное слово.

– Правда? Господи Боже, и кто он такой?

– Не знаю. Пока не удалось найти никого, кто сообщил бы мне его имя.

Лавджой проглотил последний кусочек своего бутерброда и поднялся.

– Если у вас получится выяснить его личность, я тоже весьма заинтересован в этих сведениях. Вы и сами понимаете, как может быть воспринят подобный поворот событий. По всему городу продажи мушкетонов и пистолетов взлетели до небес, женщины боятся без сопровождения выходить на рынок и не разрешают детям играть на улице. Из кабинета премьер-министра от Боу-стрит требуют, чтобы дело было раскрыто, и быстро. Но если люди узнают о причастности француза! Наверняка вспыхнет массовая истерия.