Когда сияние нисходит

Сидя на постели, Луис Анхель глубоко задумался, что теперь делать.

Вряд ли кому-то повредит, если он все здесь вымоет, а потом перетащит тела в кабинет дяди Альфонсо. Закроет дверь и выпрыгнет в окно. К счастью, тетя Мерседес гостит у сестры в Альбукерке и приедет не раньше чем через две недели. Никто из слуг не посмел бы войти в кабинет без приглашения, даже будь дома тетя Мерседес, да и не захотел бы, поскольку дядя Альфонсо приглашал только тех, кто имел несчастье навлечь на себя его гнев. Прежде чем увезти Диосу, он объявит слугам, что возвращается в Санта-Фе, а хозяин и Кортни уехали по делам.

А когда эту дверь все-таки откроют, все поверят тому, что увидят: Альфонсо Джейкобс и Кортни Бойс поссорились и в гневе убили друг друга. К этому времени он благополучно доставит Диосу в Мексику, где у них много родственников. Там американские власти до них не доберутся, а он сумеет присмотреть за сестрой. Да, план очень прост и обязательно удастся, потому что он все хорошенько продумал. Дядя Альфонсо недаром учил его предусматривать каждую деталь.

Глава 25

На руку любимого дева склонилась,

И стан ее эта рука обвила.

И в зелень холмов их шаги устремились,

В мир новый, но старый судьба их звала.

Альфред Теннисон

Наступила ночь барбекю.

Душистый дымок был напоен ароматами жареного мяса и острых соусов с луком и чесноком. Слышались мелодичные звуки скрипок, гитар и мандолин.

Днем рабочие вырыли канаву, сложили в нее мескитовый хворост и нажгли угольев, на которых теперь жарились молочные козлята и ягнята вместе с олениной, дикой индейкой и говяжьими тушами. Громко шипели сковороды со свежей горной форелью, начиненной мятой и завернутой в ломтики бекона. Лупе принесла различные приправы, оливковое масло, чеснок, дикие травы и томатные соусы, сдобренные жгучим перцем. На кострах подогревались большие керамические горшки с бобами, рисом и овощами. На длинных столах стояли теплый хлеб, стопки тортилий, жареные пончики с медом, салаты и сладости. Рядом красовались чаши с фруктовым пуншем, кувшины с лимонадом, бутылки вина и виски, дымящиеся кофейники.

Во дворе ранчо толпились люди. Друзья, приятели, деловые знакомые Натаниела Брейдона, работники, слуги, пастухи и их семьи столпились у костров и почти не отходили от своих компаний, хотя это была одна из тех редких ночей, когда все социальные различия стирались: праздновалось успешное окончание окота и стрижки овец.

Гай Треверс сидел в одиночестве на жесткой деревянной скамье, осторожно придерживая тарелку на коленях, и, слушая жизнерадостные голоса, веселую музыку и смех, изредка притопывал ногой в такт.

Ощутив, как горит горло от перца, он поспешно потянулся к бокалу с вином, но неудачно. Бокал покатился по земле. Гай нагнулся и пошарил у своих ног. К счастью, бокал не разбился. Гай досадливо вздохнул, но тут же улыбнулся, когда гончая лизнула его руку, очевидно, благодарная за угощение. К сожалению, вино залило туфли, и теперь приходилось сидеть в мокрых носках. Он выпрямился и неожиданно застыл. И сидел неподвижно, казалось, целую вечность, глядя широко раскрытым зеленым глазом на великолепие первого заката, который увидел с тех пор, как ослеп. Гай боялся моргнуть, даже прикрыть глаз, благодарный за случившееся чудо. Он так боялся, что ослепнет на всю жизнь. Зрение постепенно улучшалось, но туман все не рассеивался, и до этого момента он ничего не мог разглядеть ясно, а мир оставался бесцветным и искаженным.

Рука так крепко сжала ножку бокала, что она сломалась и между стиснутыми пальцами показалась кровавая капля. Губы задрожали.

Гай поспешно вытер горячую влагу с глаз, жалея, что тьма так быстро спускается на землю. Он слишком долго прожил во мраке, чтобы приветствовать его сейчас.

Почти дрожа от нетерпения, Гай медленно огляделся и расплылся в улыбке удовольствия при виде высокой тощей фигуры в ситцевом платье и ослепительно белом переднике. Отблески огня играли на медной коже. Джоли!

Она стояла лицом к лицу с низенькой толстой мексиканкой, потрясая перед носом последней большой деревянной ложкой. Мексиканка, словно защищаясь, подняла ножку индейки.

К спорщицам приблизился щегольски одетый негр с большой тарелкой в руках, и Гай недоуменно нахмурился. Стивен?

Сначала он не узнал верного слугу, поскольку тот был одет в темно-серый костюм, а волосы совсем побелели. Зато походка оставалась такой же упругой. Заметив, что женщины вот-вот подерутся, Стивен мудро обогнул их, подошел к скамейке, встал за плечом Гая, и оба в дружелюбном молчании стали доедать ужин.

— Прекрасная ночь, верно, Стивен? А какой закат! — воскликнул Гай, глядя в гордое лицо, которое знал всю свою жизнь.

— Да, мистер Гай, уж это точно. Никогда раньше не видел такого красного неба, — ответил Стивен, посчитав, что Гай задал вопрос. Иного ему просто в голову не пришло. — Кстати, что случилось с мисс Лис Хелен? Сидит как в воду опущенная. А мисс Ли и мисс Алтея где-то здесь. У вас все в порядке, мистер Гай?

— В полном, Стивен, спасибо. Все хорошо.

Гай оглядел толпу, выискивая взглядом трех женщин. Двух он узнает сразу. Третью не видел никогда. Но поймет, что это она, при первой же встрече.

Алтея.

Такая прекрасная, по-прежнему элегантная и сдержанная, хотя немного более оживлена, чем прежде. Она всегда обладала идеальными манерами и, хотя держалась с неизменной вежливостью, крайне редко сближалась с людьми. Но теперь, смеясь над чьей-то шуткой, казалась куда более дружелюбной и человечной.

Взгляд Гая упал на молодую женщину в голубом, стоявшую рядом с Алтеей.

Ли.

Гай нахмурился. Как давно он не видел сестру? Два года? Почти три? Он не был в Треверс-Хилле почти год, прежде чем вернулся уже слепым. В последний раз она поехала проводить его после отпуска, сидела верхом на кобылке, перебросив через плечо длинную каштановую косу, и казалась совсем юной. Тогда она махала рукой, пока он не скрылся за речным изгибом. И хотя она всегда была красавицей, он поразился, увидев ослепительно прелестную, полную жизни женщину. Да, она в самом деле стала женщиной, а не тем сорванцом, который повсюду за ним следовал.

Он вспомнил долгие дни и ночи перед отъездом, мужество, сострадание и самоотверженность сестры, проявившей необычайное благородство духа в самые страшные минуты жизни, когда ей не к кому было обратиться за помощью.

Ли нагнулась, чтобы погладить гончую, потерявшую всякое достоинство и униженно молившую о подачке. Гай улыбнулся, когда сестра взяла со своей тарелки пончик и бросила собаке. Худенькая темноволосая девочка протянула ей куклу, что-то сказала, и Ли поцеловала фарфоровую щечку, очевидно, чтобы сделать приятное ребенку. Гай потрясенно охнул. Этот грустный ребенок — его племянница! Да она выросла на целый фут, с тех пор как он в последний раз подбрасывал ее в воздух, а она со смехом просила подкидывать повыше.