Когда смерть – копейка

– Марек-то, Азбель, всё продаёт свои спиннинги да грузила, магазин-то рыболовный свой расширяет, пристройку делает из соседней квартиры, с пенсионером за стенкой договорился, другую квартиру деду подыскал, оплатил вроде уже всё ему полностью… Чего-то он ещё с рыбной инспекцией областной затевает по участкам на речке, какое-то выгодное спортивное рыболовство там организовывает…

– А у Марека свояк-то есть, помнишь? – Виталик осторожно наклонился к Глебу. – Ну, помнишь, свояк ещё у него – полицейский, сейчас числится каким-то вроде оперативником. А-а, так себе у мужика службочка… Раньше-то этот свояк работал в приемнике-распределителе для малолеток, дак он там начал книжки писать, детективы для газет! На дежурстве-то соскучает, вызывает к себе в кабинет, будто на допрос, пацана, распиши, говорит, мне свою историю, любезный. Имена, фамилии, если хочешь, измени, ну ещё там названия выдумай какие. Мальчишке надоест до чертиков в камере, или там, канализацию в сортире тюремном вычерпывать, а тут – светло, музыка, дядька сигарету разрешил… Все малолетки у свояка-то писали в охотку, кто как умел. А он потом чуть подкумекает, нужную направленность придаст этим каракулям – и в газету. Держите, мол, страшную правду правоохранительных будней! Свояк-то, Бендриков, доволен – ужас! Хвастался сам, у него, говорит, за время работы с шантрапой таких историй штук сто накопилось…!

Капитан Глеб молчал. Оторвал взгляд от тарелки.

– Слушай, пошли, подышим, а, Виталик?

– Ага, пошли! А я курну заодно немного!

Виталик бросился открывать дверь на застеклённый балкон.

Во дворе, в сумрачном квадрате высоких домов, под окнами шумела разноцветная детвора, только-только привыкая к первым дням каникул. Тёплый вечер во дворе собрал немало людей. У соседнего подъезда на тротуаре стояли в беспорядке пианино, холодильник, разнокалиберные ящики; в доме напротив стучал молоток, над верхними балконами вилась, осваиваясь в наступающем погодном тепле, мелкая мошкара.

Из гаражей какой-то мужик приветливо и громко, через всю детскую площадку, окликнул Виталика. Тот, виновато покосившись на Глеба, ничего соседу не ответил и только слабо махнул в ответ рукой. Его друг решительно оперся на балконные перила и молчал.

С тоской в неуверенном голосе Виталик продолжил рассказывать ему о старых знакомых, изо всех сил стараясь отвлечь Глеба от грустных мыслей.

– Серёга-то Серов с зимы уже живет на даче. Жена его совсем достала, вроде бы как на развод подала, он квартиру ей с тещей оставил, там у него сын больной, а сам в дачном домике так и живет, и ночует, копается понемногу в огороде…

– Давай я тебе ещё компотику вишнёвого подолью, а?

– …Серый-то, он аккуратный, у него на дачке все чистенько, прибрано. Я после снега у него был там, сам видел, как он пожар тушил, трава старая с краю около забора горела, так он чуть не прибил из-за этого соседского мальчишку, всё орал на него, что, мол, птицы там, в траве, птенцы… Перелётные вроде… Он там, на своей фазенде, совсем в одиночку-то одичал. Прошлым летом даже кошку в клетке цеплял на яблоню.

Глеб с удивлением повернулся к приятелю.

– Зачем?

– Говорит, чтобы скворцов от урожая отваживать…

Виталик осторожно, стараясь не спугнуть возвращающееся к другу настроение, тронул Глеба за плечи.

– Давай ещё по одной? Чего мы тут, как в театре, в воздух-то уставились?! Пошли, пошли, давай, за стол.

Отчаявшись отвлечь Глеба нейтральными разговорами, толстячок деловито вздохнул, сел попрочнее рядом с ним на диван и отважно вернулся к главному.

– Жанка-то после взрыва совсем каменная тогда стала, на себя непохожая. Антонина моя часто заходит к ней, говорит, что та сидит дома молча, даже и не плачет. В магазине-то ихнем девки-продавщицы вроде сами со всеми делами сейчас справляются, да как там они без неё полностью-то разберутся, она же ведь такая умница… Сейчас в их магазине Гера всё больше бывает, если не в отъезде он где по бизнесу.

Аккуратно разливая водку по рюмкам, Виталик рассудительно продолжал пояснять.

– Назар всё на своём мотоцикле носится, от баб оторваться никак не может. Санька Косачев «сундучить» пошел, в армию, там всё как-никак у прапорщика паёк, на контракте деньги сейчас вовремя платят…

Внезапно он замолчал, сильно, в сердцах, бросил вилку на стол.

– Всё, Глебка, я больше не так могу! Ты грустишь, а я всё треплюсь и треплюсь. Не могу я так больше, говори чего-нибудь и ты. Понимаю, что ты к Жанке чувствуешь, но не молчи же так долго, пожалуйста, а?!

Глеб тряхнул головой, внимательно посмотрел на Виталика.

– Ладно, ты прав. Чего-то я не к столу задумался. Плесни-ка нам для начала ещё по рюмашке холодненькой, выпьем, а потом… После того, как мы закусим твоей волшебной капусткой, ты, гражданин Панасенко, честно ответишь мне на несколько каверзных вопросов. Пойдет?

Виталик просиял.

– …Свояк азбелевский, он при том деле с самого начала был, все сведения Мареку потихоньку о следствии рассказывал.

Раскопали полицейские в костре остатки снаряда, или мины, не знаю точно, ну, такая железная штуковина, с рёбрышками… Старый снаряд, военный, не очень большой – недалеко от костра нашли хвост от него и корпус разорванный, проржавевший. Потом ещё следователь говорил, что хорошо, что так удачно снаряд грохнул, не всех наших накрыл, да и мужики были не у самого костра, вроде как всем повезло, ну, конечно, кроме Маришки… Никакого дела уголовного, вроде, тогда особенного-то и не было, признали, что несчастный случай, ну, типа, как эхо войны…

Покачивая в руке рюмку и глядя на её блестящий ободок, Виталик добросовестно добавил.

– Вадик-то Назаров потом бегал по нам, трясся весь. Это он, сам говорил, высыпал в костер всякое барахло вначале, бумажки с работы притащил туда, на берег, в пакете, мусор из конторы собрал, ну и привёз в выходные в костре сжечь. И полицейские его сколько раз по этому поводу спрашивали…

Не заходя на кухню с балкона, Глеб спросил.

– Чего это он сам пакет с мусором собирал? У него в конторе секретарши нет, некому прибраться, что ли?

– Не заработал он ещё на секретарш-то. Да они ему и без надобности. Для него, ты ж помнишь, любая баба поприличней – уже секретарша.

Хлебосольный и радушный хозяин вовсю пользовался возможностью потчевать друга в полное своё удовольствие. Незаметно как-то, под милый их разговор, исчез со стола запечённый лещик, закончилась картошечка и грибки, затем, облизывая поминутно пухлые пальчики, Виталик поставил на скатерть, ближе к другу, полное блюдо маленьких бутербродов с жирной налимьей печёнкой.

– Ого, магазинный-то напиток мы уже с тобой весь и израсходовали!

Загадочно просмотрев на свет пустую водочную бутылку и, очень хитро при этом хихикнув, Виталик рысцой сбегал в спальню, притащил из расположенного там приватного холодильника литровую пластиковую ёмкость.

– А у нас на этот случай вот что имеется! Самодельная, деревенская!

После очередного тоста Глебу пришлось уступить хозяину и, как это обычно бывало при их редких застольных встречах, подробно, с комментариями, просмотреть знакомые два альбома его семейных фотографий.

…Виталик обнял капитана Глеба за плечи, посмотрел снизу вверх.

– Давай-ка, дружок, завтра приходи к нам пораньше. Антонина моя часов в восемь уже из деревни подъедет, ждать будет обязательно, любит она тебя, бродягу! Перекусим у нас немного и поедем к Жанке на сороковины. Жалко бабу, девчонку тоже … Несчастье-то ведь какое! У Жанки сердце после того каждый день, считай, прихватывает… А потом ко мне в гараж смотаемся с мужиками! Я тебе вещь покажу! Снегоход посмотришь мой отремонтированный и нож охотничий мне подарили знакомые омоновцы… Ладно, завтра помянем Маришку как следует, такая вот гадость получилась, фиговинка маленькая в висок девчонке… Ра-аз! И нету пацанки! Монетка перегнутая вся такая, ну, копейка новенькая, ра-аз – и прямо в голову…!