Когда сорваны маски

Я растерялся.

– Можешь выйти, если хочешь, – предложил я. – Здесь в спальне нас никто не увидит. Не хочу опускать жалюзи на кухне, потому что они не были опущены, когда приходили те двое, но в спальне мы с тобой в безопасности. А завтра рано утром я опущу жалюзи и на кухне, и мы сможем спокойно туда выходить.

Девочка не отвечала. Потом осторожно взяла полотенце и утерла лицо.

– Ты, конечно, можешь оставаться под кроватью, но, по-моему, это не очень удобно, – заметил я. – Кроме того, если я лягу в постель, пожалуй, прижму тебя к полу и раздавлю в лепешку.

Она молчала, но я чувствовал сквозь темноту ее улыбку. Хотя не исключаю, что это мне привиделось.

Некоторое время мы просто лежали и смотрели друг на друга. Быть может, моя фантазия окончательно разыгралась, но теперь я читал в ее глазах один-единственный вопрос: стоит ли мне доверять или лучше убраться подобру-поздорову, лишь только представится подходящий момент? Потом она отвернула голову и как будто задремала.

Я никогда не боялся темноты, но теперь, с натянутыми до предела нервами, напряженно вслушивался в ночь: не заскрипит ли гравий под шагами незваного гостя? Не хрустнет ли ветка? Не щелкнет ли дверной замок?

Иногда, чтобы погрузиться в мир фантазий, нет необходимости курить травку.

II

Понедельник, утро

Не помню, как мы уснули, но проснулся я весь разбитый. Очевидно, я стащил с кровати подушку и подложил себе под голову. Из одежды на мне были только джинсы. Босые ноги окоченели.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы припомнить вчерашние события. Заглянув под кровать, я заметил, что девочка придвинулась ближе к краю. Теперь она лежала на боку, подложив под голову полотенце, которое я ей дал.

Девочка казалась погруженной в глубокий сон.

Она всегда была беспокойна и пуглива, ни с кем не разговаривала и шарахалась, когда к ней кто-нибудь прикасался, – вот все, что я знал о ней. Сейчас она спала под моей кроватью, положив обе ладони на мою правую руку.

У нее были ссадины на указательном пальце правой руки и на двух костяшках, как будто она колотила в стену. А может, поранилась о дерево, когда бежала через лес? Я, конечно, не мог утверждать наверняка, что она пробиралась ко мне именно таким путем, но предположить такое было вполне логично.

Прошлым летом мне как-то стало любопытно, откуда девочка приходит, и я попытался углубиться в чащу позади дома. Мне это не удалось – настолько она оказалась непроходимой. Тем не менее я видел, как эта девочка исчезала между деревьями. Каждый раз она приходила из лесу и возвращалась в лес.

На этот раз я и не заметил, как она забрала мою ладонь в свои ручонки.

От долгого лежания на полу у меня ныла спина. Я понятия не имел, который час, но решил оставаться на месте до пробуждения девочки. Во-первых, поскольку видел, что ей необходимо выспаться. Во-вторых, поскольку не представлял себе, что делать дальше.

Снаружи, похоже, шел дождь.

Небо накануне вечером было чистым, но сейчас я отчетливо слышал, как тяжелые капли монотонно барабанили по крыше и в окна.

От кого бы она ни бежала, уже одно то, что она решила укрыться у меня, означало, что она мне доверяет. Меня никак нельзя было считать надежным человеком, но ведь она этого не знала. Я не имел опыта общения с детьми, своих у меня не было. Тем не менее одна знакомая женщина утверждала, что их тянет ко мне, как магнитом. Вполне возможно, она была права. Просто до сих пор я этого не замечал или, скорее, не придавал этому факту никакого значения. И теперь малышка не то чтобы вцепилась в мою руку, но держалась за нее, сознательно или неосознанно, в этом не оставалось никаких сомнений.

Я понятия не имел, что она такого натворила, если за ней погнались двое взрослых мужчин. И главное, совершенно не представлял, что мне теперь со всем этим делать. Взять ее с собой в ресторан было совершенно невозможно: я не смог бы там объяснить, кто она и как у меня оказалась. Но в основном я боялся, что те двое, которые ее разыскивали, вернутся.

Наше заведение называлось скромно: «Ресторан в Сольвикене», потому что других ресторанов в Сольвикене не было. Его владелец Симон Пендер был моим лучшим другом, еще со времен журналистской молодости. Тогда, по заданию газеты, я готовил скандальный материал о гольф-клубе, где он работал. Так мы и познакомились, а с той моей статьей ничего не вышло.

Потом я завязал с журналистикой и оказался на распутье. Я получил от газеты солидное выходное пособие, однако не представлял себе, что с ним делать дальше. Собственно, со мной так было всегда. Меняя одну профессию за другой, я не пытался толком освоить ни одну и никогда не задавался целью сделать карьеру. Я начинал новое дело, словно вламывался в чужой дом. Вот и прошлым летом, когда Симон пригласил меня поработать в его ресторане в Сольвикене, я с готовностью согласился.

Я снова заглянул под кровать. Она спала.

Тут мне пришло в голову задействовать компьютер: может, хоть с его помощью получится понять, что заставило двоих мужчин преследовать девочку, причем с таким упорством, что один даже пытался ворваться в мой дом. Если, конечно, все это мне не почудилось.

Лицо девочки оставалось спокойным. И вся она была такой домашней, уютной. Вполне возможно, что дети тянулись ко мне, однако я никогда не мечтал иметь ребенка. Меня привлекало совсем другое: дороги, путешествия, полеты, музыкальные группы, новые возможности, нескромные взгляды.

Я всегда был падок на такие вещи, даже слишком.

Таким людям не до детей.

Так мне кажется, во всяком случае.

Хотя что я, собственно, знаю?

И хотя девочка воспользовалась моим полотенцем, на ее лице оставались грязные разводы.

Она свистела во сне. Вздыхала. Сглатывала.

У меня на глаза навернулись слезы. Я редко плачу. И не потому, что это не мужественно – никогда не придавал значения такого рода болтовне, – просто до сих пор жизнь не предоставляла для этого серьезных поводов. Одна знакомая называла меня бесчувственным. Другая – реалистом. Третьей вообще нечего было сказать по этому поводу.

Последний раз я плакал прошлым летом, когда однажды ночью долго не мог заснуть в ожидании звонка от женщины по имени Бодиль. Я плакал, потому что она не звонила, потому что я был влюблен и одинок и мне страшно ее не хватало.

Но сейчас я сдерживал рыдания, потому что боялся разбудить девочку. Так мне казалось, по крайней мере.

Я не уверен, что ее разбудили мои всхлипывания, но она вдруг пискнула, отпустила мою руку и отодвинулась от меня к стенке.

Потом оглядела комнату, стараясь не встречаться со мной глазами.