Когда стало немножко теплее

«До свидания» он понимал буквально: то есть до следующей встречи. Женька ушел, а Люся легла на диван и заплакала.

Джинджи взял свой стул и сел рядом с Эльгой.

– Эльга, - сказал Джинджи, - ты замечательный человек. Это правда.

У Эльги только что окончилась одна любовь, а другая еще не начиналась. Требовалось время, чтобы после первой все улеглось.

– Не врывайся в мою паузу, - сказала Эльга.

Джинджи взял свой стул и поставил его возле Люси.

– Люся, - сказал Джинджи, - ты замечательный человек, правда. Я и раньше это предполагал, но теперь понял наверняка.

– А как ты это понял?
– удивилась Люся.

– По некоторым приметам.

Люсе было интересно послушать поподробнее, но в это время в прихожей зазвонил телефон.

– Сними трубку, - попросила она Костю, который сидел возле двери с лицом талантливого трагика.

Костя думал в этот момент о том, что сегодняшний вечер - миг, и даже сто лет - миг в сравнении с вечностью. А через сто лет Кости уже не будет, и темно-серые штаны в рубчик, которые на нем надеты, переживут его имя.

Костя тихо вышел в прихожую, потом так же тихо вернулся и сел на свое место.

– Кто это звонил?
– спросила Люся.

– Женя, - ответил Костя, и ни один мускул на его лице не дрогнул.

– Женька?!

– Может быть, Женька, но он сказал Женя.

Юра перестал играть, и в комнате стало тихо.

– Зачем он звонил?
– спросил Юра.

– Он просил передать, что придет к вам ночевать.

– А ты что сказал?

– Я сказал: у вас гости.

– А он?

– А он сказал: ничего, пожалуйста.

Гости были не только воспитанные и талантливые. Гости были чуткие. Они не могли развлекаться, если ближнему грозила опасность.

Все сели вокруг стола и сосредоточились.

– Скажите, к вам родственники приехали, - предложил Джинджи и подвинул свой локоть поближе к Люсиному.

– Я говорить не буду, - отказался Юра и посмотрел на локоть Джинджи.
– Я не умею врать.

– А я, значит, умею, - обиделась Люся.
– Когда надо врать или одалживать деньги, когда надо унижаться, ты посылаешь меня.

– Пусть переночует, - выручил Костя, - не надо будет врать. И что такое одна ночь в сравнении с вечностью?

– Если он переночует одну ночь, - объяснил Юра, - он поселится здесь навсегда и завтра приведет своего приятеля.

Услышав, что ее ждет, Люся часто задышала, и брови у нее стали красные.

– А вы скажите, знакомые из Ленинграда приехали, - посоветовала Эльга.

– Я уже предлагал, не подходит, - напомнил Джинджи.
– Его нельзя пускать.

– Не пускайте, - у Эльги было развито логическое мышление.
– Заприте дверь, будто вас нет дома. Он позвонит-позвонит и уйдет.

В дверь позвонили. Все переглянулись. Юра быстро выключил свет.

– А почему он пришел к вам ночевать?
– шепотом удивился Костя.
– Это кто, родственник ваш?

– Ее друг.
– Юра кивнул на жену.
– Большой приятель.

– К нашему берегу вечно приплывет не дерьмо, так палка, - подытожила Эльга, имея в виду не столько Люсю, сколько себя.

Женька тем временем положил палец на кнопку, полагая, что хозяева не слышат.

Все имеет свой конец, даже жизнь. Женька тоже в конце концов снял палец с кнопки, и тогда стало тихо.

– Ушел...
– тихо предположил Юра, подошел на цыпочках к двери и заглянул в замочную скважину.

Женька сидел на ступеньках возле лифта и ждал. Он все понимал буквально: раз хозяева не отпирают, значит, их нет дома. А раз их нет - они вернутся. Женька ждал, подперев лицо руками, и выражение у него было изумленно-печальное и какое-то отрешенное. А рядом на ступеньках стояла коробка с тортом, перевязанная бумажной веревочкой.

Юра вернулся в комнату.

– Сидит, - сообщил он.

– Вот это дает!
– восхищенно сказал Джинджи.

– А долго он будет сидеть?
– забеспокоилась Эльга.

– Всю жизнь, - убежденно сказала Люся.

– А как же нам теперь выйти?
– удивился Костя.

– Никак, - сказала Люся.
– Попались!

Прошло четыре часа.

В комнате было темно и тихо, слышно было, как урчал на кухне холодильник, тикали снятые с руки часы.

Юра спал на тахте. Он умел засыпать в любой обстановке и спал обычно крепко, без снов.

Возле него валетом лежал Костя, осмысливал жизнь, при этом старался отодвинуть Юрины ноги подальше от лица.

Эльга сидела в кресле и думала о том, что прошлая любовь кончилась не по ее инициативе, а новая еще не началась, и неизвестно, что приплывет к ее берегу в очередной раз.

Люся смотрела в окно, понимала, что не выспится и завтра снова не сможет работать, не сумеет сохранить себя для первой фразы.

– Джинджи, - с надеждой попросила она, - давай я скажу тебе первую фразу...

Джинджи ходил из угла в угол: страстно хотел домой. Он забыл о том, что Эльга хороший человек и Люся, по некоторым приметам, тоже хороший человек. Сейчас, когда нельзя было выйти, он больше всего на свете хотел в свои собственные стены к своей собственной жене.

– Какую первую фразу?
– не понял он.
– К чему?

– Ни к чему, просто первую фразу - и все.

Джинджи остановился.

– Зажмурьтесь, и закройте глаза, и представьте себе...
– начала Люся.

– Зажмурьтесь и закройте глаза - одно и то же. Надо что-нибудь одно.

– А что лучше?

– Не знаю, - мрачно сказал Джинджи.

– Брось, - лениво предложила Эльга.
– Кому все это надо?

– Если так рассуждать - ничего никому не надо. И никто никому. Кому ты нужна?

– И я никому не нужна, - спокойно сказала Эльга.

Люся отвернулась, стала глядеть на редкие огни в домах. Ей вдруг больше всего на свете захотелось, чтобы кто-нибудь спросил у нее: как дела? А она бы долго и подробно стала рассказывать про свои дела: про то, что гости ходят не к ним, а в их дом, потому что по вечерам им некуда деться. Про то, что начальник теряет ее работы, засовывает куда-то в бумаги, а потом не может найти. Про свою любовь, которая кончилась, и теперь, когда она кончилась, кажется, что ее не было никогда.