Когда стреляет мишень

— Где я? — с третьей попытки удалось выдавить ему.

— Там же, где и я.

Он повернул голову на подушке и вгляделся в зависшее над ним спокойное широкое лицо совершенно без признаков растительности, непринужденно переходящее в абсолютно лысый же череп.

— Как самочувствие, герой? — добродушно спросил лысый. По всей видимости, это был врач.

— Где я? — повторил Влад.

— Трудно сказать, — словоохотливо откликнулся лысый. — До того, как ты задал этот вопрос, ты был в коме. Теперь, очевидно, в сознании. А вообще ты, конечно, в клинике.

— В каком городе?

— А, вот ты о чем? А какая тебе разница? Что Россия, что Австралия — тебе пока все едино.

Вот встанешь на ноги, тогда и посмотрим, где ты.

— Что с Аней? — пробормотал Влад.

— С Аней?

— Да.., молодой женщиной, которая.., она была со мной.., когда меня...

— Вот уж не знаю, что за Аня и что с ней такое, — искренне ответил лысый. — Тебя привезли сюда без всяких Ань, зато с такими огнестрельными ранениями, что я думал — кранты тебе. Правда, от таких лекарств, которыми тут тебя пичкали, и мертвый встанет. А ты, брат, конечно, крепкий парень — всего неделю провалялся. Если то, что я краем уха о тебе слышал, правда, через месяц так поправишься, что будешь в одиночку штурмовать Грозный.

— Грозный? — пролепетал Свиридов.

— Да это я так.., фигурально. Ладно, отдыхай.., террорист.

...Следующий обрывок воспоминания связан с визитом в палату, где лежал уже довольно хорошо чувствующий себя Свиридов, какого-то средних лет усатого мужчины с острым ястребиным носом и холодно поблескивающими светло-серыми глазами. Это лицо показалось Владу смутно знакомым, и тут же перед глазами выплыла короткая беззвучная вспышка, еще недавно так гибельно сплющившая и завертевшая его, Свиридова, как в роторе турбины.

...Да, этот усатый, с острым хищным носом и почти неуловимо косящими глазами — это он, подполковник Книгин. Это он устроил взрыв в салоне самолета, приведший к таким гибельным последствиям.

...Каким же последствиям?

И что с Аней?

— Как самочувствие? — спросил Книгин.

— Хреново, — коротко ответил Влад. — Болит все. Хотя обезболивающее, судя по всему, мне тут колют лошадиными дозами.

— Есть претензии к медикам? — с нажимом спросил человек с ястребиным носом.

— Ужасные, — отозвался Свиридов и приподнялся на подушке. — Ни одной приличной медсестры. В смысле приличной как женщина.

А медбраты меня не устраивают — в детстве мне сделали прививку от педерастии.

— Шутить изволите? — невозмутимо сказал подполковник и сел на стул рядом с кроватью Владимира.

— А что мне еще остается? — усмехнулся Свиридов. — Где нахожусь — не знаю, зачем меня лечат, вместо того чтобы пристрелить как собаку или отправить в нормальный вонючий СИЗО — тоже не пойму. На тюремную больницу явно не похоже.., разве что на австралийскую больницу, а не на отечественную. Может, хоть вы скажете, где я нахожусь? И где Анна Михайловна?

— Меня зовут Игорь Анатольевич, — представился усатый. — Подполковник Книгин.., вы должны помнить меня по аэропорту.

— Да уж помню, — буркнул Влад.

— У меня к вам есть очень важный как для вас, так и для нас разговор.

— Для кого это — для нас? — переспросил Влад. — ФСБ.., или все-таки как?

— Да нет, — ответил тот, — ближе. Я вовсе не ФСБ. Просто исполнял функции ФСБ, благо получил предписание из Москвы. Вообще я работаю в резидентуре по здешнему региону. Океания, знаете ли.

— А-а-а... — протянул Свиридов. — Понятно.

— Ваше старое ведомство, Владимир Антонович. ГРУ. В котором, если мне не изменяет память, вы состояли с восемьдесят восьмого по девяносто третий годы. Вплоть до расформирования спецотдела «Капелла».

— И зачем же я понадобился родной разведке, кроме как не для того, чтобы пустить в расход как киллера и злостного, чуть ли не международного террориста?

— Все не так однозначно, Владимир Антонович, — сказал усатый. — Такими специалистами, как вы, не разбрасываются. Хотя для специалиста вы слишком много говорите.

— Обычно я говорю куда меньше, — не замедлил отпарировать Влад, — но сейчас, судя по всему, я отхожу от наркоза.., вероятно, меня чинили после взрыва. То-то у меня дико болит лицо и шея. А если вы когда-нибудь кайфовали после операции, когда вас медленно отпускают зверские дозы разнокалиберных морфинов, то должны знать, что в этом состоянии язык — что помело. Да.., кстати! Откуда вообще взялся этот взрыв? Не иначе это вы оставили взрывное устройство?

— Совершенно верно, — ответил Книгин. — Я очень удивился тому, что вы не заметили, как я оставил баночку из-под «пепси» с вмонтированнной в нее израильской пластиковой взрывчаткой. Вам меньше надо общаться с расстроенными дамами вроде вашей Ани. Такой специалист, как вы, не должен размениваться на их умиротворение в такой важный момент.

— Все понятно. Я совершенно не учел, что вам все равно, какая цена заплачена за вашу спасительную провокацию. Взрыв произошел по вине террориста, и дело с концом. Специалист.., вообще.., откуда вам знать, какой я специалист? — повел головой Свиридов. — Наш отдел был засекречен, в живых остались единицы из тех, кто там работал или просто знал о нем, да и работали мы автономно...

— Не надо думать, что со смертью бывшего руководителя «Капеллы» полковника Платонова исчез последний источник информации об этом отделе, — мягко прервал его Игорь Анатольевич. — Мы располагаем вашим досье, Владимир Антонович, и в нем содержится более чем подробная информация о вашей деятельности за последние годы.

— И последние пять? — насмешливо осведомился Влад.

— Кое-что есть.

Свиридов прикрыл веками глаза, в которых возникла тяжелая давящая боль: вероятно, они еще не привыкли к дневному свету. Потом слабо пошевелился и сказал:

— Мне не о чем с вами разговаривать. Прежде чем вы не сообщите мне, где я и что сейчас с Аней.., с Анной Михайловной.., я ни о чем с вами говорить не собираюсь.

— Не надо так горячиться, Владимир Антонович, — вкрадчиво проговорил разведчик. — Вы находитесь в мельбурнской частной клинике, принадлежащей сотруднику нашего ведомства.

Австралийские власти выдали вас России, и номинально вы уже репатриированы в Москву.

В виде трупа. Так что, можно сказать, вас уже нет. Равно как нет и Анны Михайловны, вашей спутницы.

Свиридов открыл глаза, и пепельно-серые пятна смертельной бледности проступили на его и без того изжелта-бледном лице, а четкий болезненно-восковой профиль еще больше заострился.

— Она.., вы.., она умерла?

— Я же сказал, что ее нет точно так же, как нет вас. И вы можете с честью выпутаться из всей этой скверной истории и сохранить жизнь себе и ей.