Когда ты была рыбкой, головастиком - я...
Шрифт:
Лейбниц знал и то, что человечество способно уничтожить наиболее иррациональные страдания. Мы в состоянии придумать, как строить здания, которые сумеют выдержать землетрясение, и как предотвращать гибель людей от наводнений. Наука умеет создать лекарства и для тела, и для души. Сегодня у нас есть вакцины, предохраняющие от полиомиелита и оспы. Развитие слепоты можно предупредить, удалив катаракту. Не исключено, что в один прекрасный день мы найдем способы побеждать голод и научимся избавлять мир от эпидемий и войн.
Представление Лейбница можно облечь в современную форму. После того, как Бог избрал лучшую из совозможных Вселенных (ту, где имелось наименьшее количество необходимого страдания), он остановился на определенном способе творения, который, вероятно, был единственно возможным для создания такой Вселенной. Где-то в глубинах пространства он породил квантовую флуктуацию, которая послужила толчком для того, что астроном Фред Хойл не без иронии назвал Большим взрывом [143] . Этот взрыв, в свою очередь, создал набор основополагающих частиц, полей и законов — фантастическую смесь,
143
Большой ВЗРЫВ — устоявшееся в русскоязычной научной литературе название этого явления. Особой иронии в нем не чувствуется. Но английское «Big Bang» Хойла можно перевести и как «Большой Бац».
144
Потенциально, как возможность (лат.).
Но пока развивается этот план (Божий или чей-то еще), никто не станет отрицать, что человеческую историю, точно призрак, преследует колоссальное зло и неизбежные несправедливости. Миллионы по-прежнему гибнут и испытывают бессмысленные страдания — при землетрясениях, несчастных случаях, болезнях и т. п. Хорошие люди умирают молодыми, а плохие преспокойно доживают до старости. Может ли Бог, заботящийся о нас и приглядывающий за судьбами человечества, избавить людей от столь очевидных несправедливостей, есть ли такой способ? Единственный путь, какой можно себе представить, — это устройство для нас какого-то загробного существования. А тогда перед каждым теистом встает следующий тройственный выбор:
1. Бог не способен предоставить нам будущую жизнь; в этом случае его могущество кажется необоснованно ограниченным.
2. Бог способен дать нам будущую жизнь, но предпочитает этого не делать; в таком случае это бросает тень на его доброту.
3. Бог и может, и желает даровать нам будущую жизнь.
Третью позицию горячо отстаивает Кант в своей «Критике практического разума», которую не читало большинство нынешних философов, да и большинство теологов. Конечно, можно назвать умных людей, не настаивавших, что они хотят жить снова, — например Г.Дж. Уэллса или Айзека Азимова. Но я думаю, что они лгали. Карл Саган, еще один атеист, оказался честнее, признавшись, что было бы замечательно жить после смерти, но он не видит доказательств, которые подкрепили бы такую надежду. Вуди Аллен недавно отметил, что не хотел бы после смерти продолжать жить в собственных фильмах: «Я просто не хочу умирать». Босуэлл в своем жизнеописании Сэмюэла Джонсона сообщает, как рассказывал Джонсону о своей беседе с Дэвидом Юмом. «Юм сказал, что не испытывает желания после смерти жить снова. Он лжет, возразил Джонсон, и в этом легко убедиться, приставив к его груди пистолет». Великий испанский поэт, романист и философ Мигель де Унамуно как-то раз спросил у одного крестьянина, возможно ли, чтобы Бог был, а загробной жизни не было. Простодушный селянин ответил: «На что ж тогда Бог?»
И тут возникает странный вопрос: если загробная жизнь есть, то будет ли она протекать в мире, где есть свобода воли и наука и где, таким образом, допустимо существование обеих разновидностей зла? Индуист почти наверняка ответит: да. А я не имею об этом ни малейшего понятия. Да и откуда мне знать?
Но вернемся к «Проблеме Бога» — книге, которая навела меня на все эти затянувшиеся рассуждения. Трудно себе вообразить работу, где убедительнее бы растолковывалось, почему иррациональное зло подразумевает атеизм. Если вы прочтете посвященную данной теме книгу ортодоксального христианина, скажем, «Проблему страдания» Клайва С. Льюиса или его же «Наблюдение горя», где описана смерть от рака его жены Джой, вы ощутите мучения Льюиса, пытающегося поверить собственным аргументам. Льюиса терзает не только его собственная боль, но и осознание громадного количества страданий, которые продолжают преследовать человечество. А вот в книге Эрмана мучений почти не чувствуется. Она передает лишь сильнейшее облегчение автора — после того, как он наконец отбросил юношеский теизм.
Риторика Эрмана, красноречивая и впечатляющая, отличается от риторики других книг по проблеме зла, поскольку эрмановский центральный тезис таков: нигде в Библии не дается удовлетворительного ответа на вопрос, отчего всеблагой Бог допускает столь неисчислимые бедствия. Указатель в конце книги дает ссылки почти на две сотни стихов Ветхого Завета и более чем на сто стихов Нового.
В центре эрмановского исследования — детальный анализ Книги Иова. Эрман ясно дает понять, что это гибрид двух слепленных вместе документов, принадлежащих перу двух различных авторов. В первой описываются сцены из жизни земли Уц, перемежающиеся эпизодами, где Бог и Сатана спорят на небесах о вере Иова. Вторая же — поэтическая и куда более длинная. Богатый Иов переносит невероятные бедствия, которые ниспосылает ему Господь, в том числе гибель семи дочерей и трех сыновей, и при этом вера Иова в любовь Господа не колеблется ни на мгновение.
У
этой столь восхищающей многих истории есть простая мораль. Иррациональное страдание — непроницаемая тайна. «Бог знает нечто такое, чего не знаете вы». Я слышал, как Оурал Робертс однажды сказал это на похоронах в Талсе. Бог кричит Иову из вихря: «Да кто ты такой, чтобы спрашивать о причинах, управляющих действиями создателя Вселенной?»Часть VII
ПОЛИТИКА
Глава24
«Социализм» — бранное слово?
Уже давно я с большим удовольствием пишу письма в редакции, хоть и знаю, что из них мало что опубликуют. Вот почему я обрадовался, когда одна утренняя газета оклахомского городка Норман, где я живу, напечатала (в номере от 28 октября 2008 года) нижеследующее письмо. Через неделю предстояло избрание Обамы — без сомнения, поворотный момент в американской истории.
Письмо в редакцию «Norman Transcript»:
Есть два типа социализма. При демократическом социализме существует то, что экономисты называют «смешанной экономикой», где мощные рычаги власти сочетаются с демократией и свободным рынком. Термин похитили в свое время русские марксисты, а позже Гитлер и Муссолини; все они использовали его, строя свои тирании.
Милтон Фридман, самый знаменитый наш консервативный экономист, в своей книге «Свобода выбирать» полагает, что Америка еще со времен Рузвельта была страной демократического социализма, хотя в ней он проявлялся слабее, чем в тех странах Европы, где он также существовал. Недавно Маккейн и его сторонники заклеймили Обаму, назвав его социалистом, так как он хочет тонким слоем размазать богатство». Конечно же Маккейн отлично осведомлен о том, что цель нашего прогрессивного подоходного налога — именно перераспределение богатства.
В приложении к «Свободе выбирать» Фридман, вспомнив, как Норман Томас, главный социалист в нашей стране, в последний раз баллотировался в президенты, перечисляет пункты его предвыборной программы. Каждое из этих положений сейчас разделяют почти все республиканцы. Томас любил повторять: «Большинство американцев не видят разницы между социализмом, коммунизмом и ревматизмом».
11 ноября газета опубликовала возражение одного из местных читателей:
28 октября у вас напечатали письмо Мартина Гарднера «Социализм» — бранное слово?» Советую всякому, у кого есть вопросы насчет социализма, почитать «Дорогу к рабству» Ф.А. Хайека [145] .
Социализм со временем стал означать самое широкое перераспределение доходов — через налогообложение и государственные институты социальной помощи. Это попросту государственная система, управляющая рабством. Она использует свою власть, чтобы заставить одного человека работать на другого, не позволяя этим двум людям вступать между собой в общение или налаживать друг с другом связи. При социализме вашей жизнью управляет государство. Это прямой путь к тоталитарной власти, Милтон Фридман пишет: «Битву за свободу надо выигрывать снова и снова». Социалистов в нашей стране нужно переубедить или разгромить, если мы вместе с ними хотим оставаться свободными людьми. На самом-то деле фраза «Большинство американцев не видят разницы между социализмом, коммунизмом и ревматизмом» выражает недостаток образования и представляет большую угрозу для нашей личной свободы. Посмотрите на Венесуэлу, Американские избиратели проголосовали за тоталитарное правительство.
145
Фридрих Август фон ХАЙЕК (1899–1992) — австрийский и британский экономист и философ, сторонник либерализма и свободного капиталистического рынка
17 ноября я ответил:
Сидни Т. Ханна в своем послании, ставшем реакцией на мое письмо ««Социализм» — бранное слово?», рекомендует всем, кто хочет понять социализм, прочесть книгу Хайека «Дорога к рабству». Нельзя выбрать менее подходящую книгу. Хайека преследует навязчивая идея: он убежден, что всякое движение к усилению федерального регулирования свободного рынка неизбежно приведет к рабовладельческому государству.
Один простой факт полностью опровергает это пророчество. В индустриальных странах, принявших у себя те или иные разновидности демократического социализма (особенно в этом смысле известны Дания и Швеция), демократия развита сильнее, нежели в США. У нас голосуют лишь около половины обладающих избирательным правом, а в Швеции и Дании этот показатель близок к 90 %. В Англии, Франции и Германии федеральная власть крепче нашей, однако во всех трех странах нет и намека на рабство. Как я указывал в предыдущем письме, Милтон Фридман, ведущий американский экономист консервативного направления, признавал, что даже США стали при Рузвельте государством демократического социализма.
Ханна ставит в пример Венесуэлу — социалистическую страну, утратившую свободы. Но в Венесуэле нет демократического социализма, там диктатура кубинского типа. А книга Хайека, хотя она и остается библией для ультраконсерваторов, так и не выучивших разницу между социализмом и коммунизмом, уже давно безнадежно устарела, и в ней множество неточностей. Лишь у нас в Америке слово «социализм» отчего-то стало ругательным.