Когда ты рядом. Дар

Юхан обернулся в поисках матери. Он хотел показать это ей.

Раньше мать всегда первой находила ягодные места. У него еще ни разу такого не случалось. Сегодня — впервые.

И каждый раз, когда мать находила земляничное место, она оборачивалась и махала ему, прижав указательный палец к губам, не шуми, мол. Словно громкий звук или неосторожное движение могли превратить землянику в клевер или лишайник прямо у тебя на глазах. Доходило до того, что чуть ли и моргнуть уже было нельзя.

— На самом деле таких мест не существует, — шептала мать. — Надо собрать здесь всю землянику, пока она не исчезла. Не своди с нее глаз.

Юхан встал на колени и принялся собирать ягоды, иногда оглядываясь, чтобы посмотреть, здесь ли мать.

Где же она?

Он не решался окликнуть ее, пока не набрал полный бидон.

Мать будет им гордиться.

Ведь маленький Юхан набрал ягод для всей семьи.

Он снова обернулся. Почему она не идет? Неужели она не понимает, что он нашел место, такое место, где надо соблюдать полную тишину, иначе все развалится на мелкие кусочки? Надо заставить поверить это место в то, что ты его не видел, не трогал его и вообще там не был. Юхан лежал среди мха, продолжая собирать землянику, и каждый раз, опуская ягоду в бидон, каждый раз, оборачиваясь в поисках матери (в какой-то момент он даже окликнул ее, совсем тихо, но все-таки: «Ма-ам! Мам!» — очень тихо, потому что место все слышит), каждый раз, когда он протягивал руку за следующей ягодой — за еще одной ягодой, — он ждал, что место отомстит ему, на глазах превратившись в клокочущее топкое болото, населенное чудовищами. Юхан обернулся. «Ма-ам! — крикнул он. — Ты где? Мама!» Он огляделся вокруг. Деревья, небо, трава. И ничего больше. Теперь-то уж он наверняка все испортил. А может быть, это не он сейчас кричал? Все и вся вокруг его слышало, кроме матери. Все развалилось на части. Оставалось только ждать. Он зарылся в мох, зажав уши руками, и подумал, что болото полно чудовищ. Мама!

И тогда он почувствовал в волосах ее пальцы, услышал ее голос, доносившийся откуда-то сверху, от верхушек деревьев, увидел свет. «Юхан! Что с тобой? Я ведь была совсем рядом».

Он перевернулся на спину и посмотрел на нее. Белое платье, тихая улыбка и указательный палец, прижатый к губам.

Юхан встал.

— Мама, смотри! — прошептал он.

Он показал ей все, что успел собрать, пока не испугался. Мать улыбнулась, наклонилась к бидону, прижалась лицом к отверстию и вдохнула запах.

— Домой ты понесешь это сам, — улыбнулась она. — Ведь это все твое.

Когда Юхан открыл глаза и посмотрел вокруг, был уже вечер. Никаких звуков, почти полная тишина. Только кашель мужчины с соседней кровати по другую сторону ширмы. Юхан не знал, кто там лежит. Время от времени, когда он оставался один, он подумывал, не познакомиться ли ему с соседом. Представиться или еще как-то. Порой одиночество становилось невыносимым.

Но нельзя же просто взять и спросить, думал Юхан. Нельзя же просто так крикнуть совершенно незнакомому человеку, который кашляет на соседней кровати: «Добрый день, меня зовут Юхан Слеттен, одиночество стало почти невыносимым!»

Май приходила каждый день. Поначалу, после того как была сделана операция, признанная последней и бесполезной, они мало разговаривали между собой. Она держала его за руку, спрашивала, болит ли шов, смачивала ему губы водой. Постепенно он оклемался. Морфий был настоящим подарком. Подарком богов. В буквальном смысле этого слова, думал Юхан. Названный в честь бога сновидений Морфея, сын бога сна Гипноса. Хотя в эти дни его не клонило в сон. Морфий его бодрил. Однажды, когда Май пришла навестить его, Юхан сидел в кровати, подложив под спину подушки, и читал биографию, о которой недавно опубликовали хороший отзыв в газете.

Май села на край кровати. Он посмотрел на нее. Май накрасилась. Слегка. Немного подкрасила губы и веки. Май никогда не красилась. Это было впервые. Красиво.

На голову она повязала красный шелковый платок. Красный платок на длинных седых волосах, как у свободных художников, подумал Юхан. Она немного напоминает сейчас Карен Бликсен [19] .

Он сказал ей об этом.

— Когда будешь писать мою биографию, назови ее «Праздник в морфиновой долине», — попросил он.

19

Всемирно известная датская писательница, которая часть жизни провела в Африке.

— «Праздник в морфиновой долине», — засмеялась Май.

— Да. Это будет длинное, страстное и печальное сочинение о моей жизни. Я думаю, такое название дали бы этой книге и ты, мой биограф, и я сам. Ее основная тема — своеобразная мрачная аура мистики и унижения.

— Ну при чем тут унижение? — сказала Май.

— Именно унижение. Ты должна создать впечатление, что я прожил лихорадочную, опасную и деструктивную жизнь.

Май погладила его по щеке:

— А ты все тот же, мой милый Юхан.

Опять. Опять этот нежный голос. А ты все тот же, мой милый Юхан.

Он резко оттолкнул ее руку. Май удивилась. Глаза заблестели.

Юхан старался не смотреть на нее. Мужчина за ширмой кашлянул. Юхан прошептал:

— Май, ты накрасилась.

— Да нет, вовсе нет. Я только…

— Ты накрасилась для меня. Ты хочешь быть особенно красивой, навещая в больнице своего умирающего мужа?

— Я всегда немного крашусь. Ты же знаешь. Вот и сегодня тоже.

— И на голове у тебя красный платок.

— Да.

— Тебе идет.

— Спасибо.

Она смотрела в пол. Глаза у нее были красными.

Потом Май сказала:

— Я говорила с Андреасом. И просила его прийти.

— Понятно. Ну и что, он согласился?

— Я рассказала ему, насколько серьезно твое положение, сказала, что, наверно, пора.

— Наверно, после этого он и решил прийти?

— Он сказал, что у него появилась девушка.

— Да уж пора. Сколько там исполнилось мальчику?

— Ему уже за сорок. По-моему, сорок три.

— Надо же.

— Так вот, он сказал, что у него появилась девушка. Ее зовут Эллен.

— Эллен, — повторил Юхан. — Ей тоже за сорок?

— Нет. Совсем нет. Он сказал, что ей двадцать четыре года. Разумеется, она очень милая. Работает на производстве.

— Что значит «на производстве»? — спросил Юхан.

— Не знаю, — ответила Май. — Просто на производстве. Так он сказал.

— О господи, Май. Надо было спросить, что за производство такое.

Май вздохнула. Он посмотрел на нее. Май демонстративно прикусила губу.

— Юхан, — сказала Май. На этот раз решительным голосом. — Ты не разговаривал с Андреасом почти восемь лет, а я его вообще едва знаю. Я подумала, что это неплохая мысль — дать вам поговорить до того, как… Ты меня понял.

Она осеклась.

Юхан оглянулся на ширму.

— Ты слышал? — крикнул он незнакомцу с соседней кровати. — У меня есть сын! Его зовут Андреас!