Когда ты вернешься ко мне

Я открыл конверт.

– Вайолет Макнамара? Она будет твоей… сиделкой?

– Волонтером. Ты ее знаешь?

– В последнее время она бывает в нашей компании. Очень хорошенькая. Умная. Вообще-то… – Я прокашлялся. – Подумываю о том, чтобы узнать ее немного получше. Может быть, пригласить на свидание.

Мама вскинула брови.

– Вот как?

– Ага. Она… она мне нравится.

Господи, я похож на ужасного актера, хуже всех в мире читающего реплику.

Моя мать пристально посмотрела на меня, словно обладала рентгеновским зрением. Если бы это было правдой, возможно, она бы подсказала мне, что со мной не так и почему я не могу даже представить себя с кем-то на свидании. Видел лишь безымянную, безликую девушку, которая заставляет меня смеяться и которой можно рассказать обо всем дерьме, скопившемся на душе, и она все поймет. Никакого осуждения. Только связь.

А может быть, и не девушка вовсе.

Я быстро скомкал эту мысль и упрятал куда подальше.

– Рада слышать, что она тебе нравится, – сказала мама. – Не помню, когда ты в последний раз говорил, что кем-то интересуешься.

Я потер затылок.

– Футбол отнимает очень много времени. Но да, Вайолет… милая.

Боже.

– Что ж, с нетерпением жду встречи с ней. А теперь иди и поешь, пока твой ужин не остыл.

Я чуть не вскочил с кровати, стремясь поскорее убраться подальше от этого разговора.

– Что-нибудь принести?

– Может «Хот Покетс» чуть позже?

Я со смехом закатил глаза.

– Ох уж эти твои «Хот Покетс».

Она усмехнулась.

– Здоровое питание.

Но тот факт, что она вообще захотела что-нибудь съесть, уже можно было считать моей маленькой победой.

Я спустился вниз, чтобы молча поужинать в тревожном настроении, которое висело между папой, Амелией и мной, как натянутые электрические провода, в любой момент готовые лопнуть.

Теперь атмосфера в доме была другой, каждая секунда отравлена, потому что приближала нас к тому времени, когда мамы здесь не будет. Папа ушел с ужина пораньше, чтобы укрыться в кабинете со своими футбольными мечтами. Амелия взяла телефон и пошла в свою комнату, пока я убирал со стола, а Дазия отправилась посидеть с мамой.

Вымыв всю посуду и выключив на кухне свет, я тоже отправился в свою комнату, разделся до боксеров и попытался немного отдохнуть перед очередной ранней тренировкой. Спать не хотелось совершенно, хотя тело было измучено тревогой и постоянным подавлением моих самых глубоких желаний. Я так долго лгал сам себе и играл чужую роль, что понятия не имел, кто я такой.

Как это зашло так далеко?

Хотя я знал как. Я сам позволил собственной жизни – личности – выскользнуть из моих рук в тот момент, когда впервые солгал отцу. Я не хотел идти по его стопам. Не хотел осуществлять его разбитые мечты о будущем в НФЛ ценой собственной жизни. Но тот корабль уплыл, оставив меня на мели на острове, который я сам себе создал.

А теперь мама заболела, и этот остров казался еще более отдаленным. Изолированным.

Мне нужно расслабиться. Нужны ощущения, которые будут полностью моими, пускай они и продлятся всего несколько мгновений.

Я схватил телефон и открыл порносайт. Большой палец завис над категориями, задержавшись на одной из них, но затем быстро двинувшись дальше.

Я выбрал что-то ванильное и запустил видео. Как обычно, мой взгляд переместился с грубого акта с женщиной на лицо парня. Я следил за его реакцией и движениями, убеждая себя, что все в порядке. На самом деле меня интересовала вовсе не физическая составляющая. Мне нужен был зрительный контакт. Связь.

Я наблюдал за ним несколько минут, затем выключил видео и сунул руку в трусы. Уже твердый. Я обхватил себя ладонью, быстро поглаживая, мысленно представляя выражение лица парня, как он двигался, как пристально смотрел женщине в глаза. В моем воспаленном воображении женщина исчезла, и остался просто парень, который ласкал себя и кончал, пока я наблюдал за ним…

Я кончил так быстро, что едва успел схватить салфетку.

Тяжело дыша, я лег на спину и уставился в потолок. Облегчение быстро исчезло, сметенное чувством вины и стыда.

Что со мной не так?

Я начал проваливаться в сон. Моя рука потянулась по пустой кровати в поисках чего-то или кого-то, чтобы обнять, но ничего не нашла.

Глава 2. Холден

– Первый день в школе, – пробормотал я, рассматривая себя в зеркале в полный рост в своей спальне. – Смешно.

Чему, по их мнению, меня мог кто-либо научить в этой жалкой маленькой школе, затерянной посреди леса? Я уже был на краю пропасти и вернулся. Мне больше нечему учиться, кроме как выживать со шрамами, оставшимися мне на память.

Все и все остальные могут катиться к черту. Тебе нужны деньги или нет?

– С другой стороны…

Я натянул джинсы от Гуччи, черную рубашку с длинным рукавом и черные ботинки «Баленсиага». Из эркеров [14] струился утренний солнечный свет, разливаясь по кедровым полам гостевого дома, в котором меня поселили Мэгс и Редж.

Стоит признать, они молодцы. У меня теперь есть мини-гостиная, ванная комната, огромная кровать, вид на океан и встроенные книжные шкафы во всю стену. Я уже начал заполнять их десятками книг, которые купил за последние несколько недель, и своими собственными дневниками.

14

Эркер – выходящая из плоскости фасада часть помещения, частично или полностью остекленная, улучшающая его освещенность.

Хотя вид за окном предвещал солнечный день, я надел тяжелое черное пальто и накинул на шею изумрудно-зеленый шарф с золотыми завитками. Моя броня.

– Тебе не холодно физически, – произнес Призрак прошлых сеансов терапии. – Это психологическое проявление травмы, которую ты пережил во время конверсионной терапии.

Но у меня был целый год круглосуточного лечения, а этот «ложный холод» все еще казался мне до ужаса реальным.

Раздался тихий стук в парадную дверь гостевого дома.

– Мистер Холден? Вы опоздаете в школу.

Беатрис Алвес, бразильская экономка, была единственным человеком в этом доме, которого я мог терпеть, включая себя.

– Bom dia, Беатрис. Estou indo [15] .

– Muito bem, senhor [16] .

Уходя, я закрыл свой дневник с черно-белым узором, который можно найти где угодно, и положил его в стопку других подобных на моем столе из красного дерева. Еще больше дневников было спрятано в закрытом чемодане под окном. История моей жизни. История, которую я писал с десяти лет, когда отчаянно нуждался в отдушине для какофонии голосов в моей голове.

15

Добрый день, Беатрис. Уже собираюсь (порт.).

16

Очень хорошо, сэр (порт.).

Громкие голоса говорили мне быть смелым и жить полной жизнью, плевать на мнение окружающих.

Более тихие шептали на ухо зловещие вещи; что я болен, что мой разум – лабиринт, который я никогда не смогу нанести на карту.

Писательство и было моей картой.

Когда-нибудь я напишу что-то официально. Я бы разбавил свою жизнь вымыслом. Обрушил боль на несчастного персонажа и заставил его страдать. Может быть, там окажется счастливый конец.

Черт возьми, должен же он случиться хоть у кого-то из нас.