Когда уходит день

– Да, не жизнь, а сказка.

– Да… – вздохнув, протянула Лиза. – Но вот только мне почему-то кажется, что это все так быстро не закончится. А пока мы живем в этом пустынном городе, нам и не на что тратить деньги. Да и деньги здесь просто красивые бумажки и не более того.

– Бумажки… – ухмыльнулся я. – Я как-то не задумывался об этом раньше. А ведь и вправду они здесь всего лишь нарисованные на бумаге картинки. Даже и не верится.

– Да, это так, – с серьезным видом высказалась Лиза, как будто хотела изо всех сил внедрить эту мысль мне в голову. – И будь они даже из золота, дерева или чего-то еще, ничего бы не поменялось. Их единственное предназначение – быть наградой за твою выполненную работу.

– Выполненную работу?

– Ну да. Это как компенсация твоей потраченной энергии. Ведь когда ты ходишь на работу, ты же тратишь там свою энергию.

– То есть ты хочешь сказать, что, когда я ломал голову в офисе над проектами, я тратил свою энергию?

– Ну да. Ты тратил умственную энергию. Тебе там нужно было напрягаться и сосредотачиваться. А кому-то приходилось заниматься тяжелым трудом на заводе и тратить там свою физическую энергию.

– Да… Интересно получается.

– Да, вот только самое обидное в этом то, что за такую колоссальную потерю энергии люди получают всего лишь мизерную оплату в виде денег, которых никому не хватает.

– Ну, наверное, поэтому многие готовы даже убивать за эти разрисованные деньги, – сказал я, слегка привстав и подмяв под собой подушку.

– Да, наверное, – проговорила Лиза, уставившись задумчивым взглядом в какую-то невидимую точку в темноте нашей комнаты. – Просто иногда в уме не укладывается, как наше общество устроило такую систему, в которой крупные корпорации, словно ненасытные звери, поглощают в нереальных объемах энергию людей и за это дают им небольшое количество каких-то бумажек.

– Но зато на эти бумажки мы можем позволить себе купить и еду, и машину.

– Так еда и машина, на которую тебе нужно копить годами, – это тоже результат чьей-то потраченной энергии. Это же товары, и их тоже кто-то создавал, затрачивая свои силы. Просто весь абсурд в том, что большая часть этой энергии несправедливо оседает у руководителей корпораций.

– Тогда получается, что когда мы работаем, а потом что-то покупаем, да еще и кормим корпорации, то мы просто меняем свою энергию на чужую с помощью денег? Так, может, это и есть основа всей мировой экономики – обменивать энергии людей и оставлять большую ее часть в корпорациях?

– Может… – ответила Лиза, тяжело вздохнув. – Вот только поэтому нам и не нужны здесь деньги. В этом пустом мире просто не с кем обмениваться такой энергией. Все заводы остановились, офисы превратились в пустые помещения, а все то, во что люди вкладывали свою часть энергии, теперь валяется на улице и не имеет никакой ценности. Да и сами деньги тоже превратились в никому не нужную разноцветную бумагу.

– Да, но зато теперь мы все это можем брать и безвозмездно использовать для себя, – слегка ухмыльнувшись, проронил я.

– Только теперь в этом нет никакого смысла, – Лиза посмотрела на меня с такой печалью, будто на ее глазах рушился весь наш привычный мир. – Ты знаешь, я только сейчас поняла, насколько бессмысленна будет наша жизнь, если мы застрянем здесь навечно. Ведь не только деньги потеряли свою цену и смысл, но и все остальное тоже.

– Ты о чем? – чуть напрягшись, высказался я.

– Я имею в виду, что здесь теряется ценность всего. Зачем здесь деньги, когда можно и так брать все, что захочешь? Зачем надевать красивую одежду, ведь никто не увидит ее, а главное, чтобы удобно было? Зачем быть умнее, ведь никого и так нет и ты самый умный? Зачем прихорашиваться и быть красивой, ведь здесь некому это показывать?

– А как же я? – скромно улыбнувшись, обмолвился я.

Скользнув по шелковой простыне, я приблизился к Лизе вплотную, затем шаловливым движением руки сдернул с ее плеча лямку ночнушки и сказал:

– Можешь мне показывать свою красоту.

Но Лиза будто бы даже не заметила моего игривого жеста. Каким-то нелепым и неосознанным движением она подтянула к себе одеяло и тем самым невольно накинула лямку своего ночного одеяния назад на плечо. Затем, тяжело вздохнув и посмотрев на меня, она грустно улыбнулась и, едва сдерживая слезы, произнесла:

– Да, ты единственное мое общество в этой пустоте.

– Не переживай, малыш, я наполню твою пустоту радостью. Со мной не соскучишься! – восторженно проговорил я и крепко обнял ее.

– Даже и не знаю, что бы я здесь делала без тебя, – прошептала она.

– Ну, возможно, ты бы в истерике бегала по городу и искала кого-нибудь. Или же просто все время спала дома, – предположил я, при этом чуть отодвинувшись от нее, чтобы дать свежему воздуху просочиться между нашими лицами. – А вообще, здесь можно безнаказанно заниматься всем, чем угодно.

– Да, может и так, но только в чем смысл такого существования? Здесь даже не к чему стремиться и нечего добиваться.

– В жизни! – радостно ответил я.

– Да, вот только жизнь будет какая-то никчемная. Я имею в виду, что здесь нет никаких ценностей, равно тому, как нет и общества.

– А я вот рад твоему обществу.

– Я тоже рада твоему обществу, только я говорю о том, что без людей теряются все ценности жизни, потому что их некому оценивать и придавать значимость. Они просто становятся никчемными и никому ненужными. Это примерно как и добро без зла теряет свое свойство добра, потому что его не с чем сравнить, а значит, оно и перестает быть добром, – размышляла вслух Лиза и, будто пытаясь защититься от нахлынувшего отчаяния, накрылась до шеи одеялом.

– Так, по-твоему, ценность нашей жизни определена нашим положением и оценкой в обществе? – спросил я, хотя на самом деле уже знал ответ.

– Ну, получается, что так.

В этом разговоре мне сразу вспомнился дорогущий автомобиль, который мы на время позаимствовали и который на пустынных улицах показался мне обычным куском металла на колесах. Всплыли в памяти даже часы из одинокого торгового центра, ставшие обычной безделушкой на моей руке. Все эти вещи были такими же никчемными и обесцененными в этом безлюдном мире, как и все то, о чем говорила Лиза.

– Может, ты и права, но про себя могу сказать, что я вижу свою нужность и существование в наслаждении жизнью рядом с тобой.

– Я тоже счастлива, что у меня есть ты, но просто как-то грустно.

В тот момент в словах, голосе и настроении Лизы я будто услышал какой-то нестерпимый крик о помощи. Лежа на мягкой постели, я чувствовал и видел ее тяжелое дыхание, наворачивающиеся на глаза слезы и глубокое, как океан, отчаяние в душе. Я снова придвинулся к ней ближе и, захватив крепкими объятиями ее нежное тело, укрытое одеялом, сказал: