Когда умирают боги

– Полагаю, это зависит от того, имеет ли маркиз Англесси отношение к убийству или нет.

Гибсон прикрыл тело белой простыней.

– Да, муж в таких случаях всегда первый на подозрении. Что тебе о нем известно?

– Об Англесси? Он считается вполне благоразумным человеком – содержит поместья в отличном порядке и делит время между ними и палатой лордов. Или, по крайней мере, – добавил Себастьян, – он считался благоразумным до своего последнего брака.

Пол Гибсон удивленно взглянул на виконта.

– Что, она была настолько неподходящей партией?

– По происхождению – нет. Только по возрасту. Англесси на год или на два старше моего отца.

– Боже милостивый.

– Если бы Англесси обнаружил, что принц наставляет ему рога, это дало бы ему повод и убить жену, и заодно попытаться свалить вину на принца.

– А она действительно была любовницей регента?

– Честно, не знаю. Принц утверждает, якобы они были едва знакомы.

– Но ты ему не веришь.

– В чем-то он соврал. Я только не знаю, в чем именно.

Гибсон начал собирать разбросанные инструменты и укладывать в черную кожаную сумку.

– Ты сам-то видел ту записку, которую принц якобы получил?

– Нет. Она исчезла.

– Хотелось бы знать, произошло это случайно или намеренно. – Гибсон, оттолкнувшись, поднялся с пола и слегка покачнулся на деревянной ноге. – Тем более жаль. Я почти уверен, если бы тебе удалось выяснить, кто написал записку, ты бы, скорее всего, нашел убийцу.

– Возможно. Хотя я подозреваю, наш убийца слишком умен, чтобы легко попасться.

Себастьян поймал на себе изучающий взгляд зеленых глаз.

– А при чем здесь ты, Себастьян?

Будь на месте Пола Гибсона кто-то другой, виконт мог бы и промолчать. Но дружба не позволила этого сделать. Девлин вынул из кармана ожерелье матери.

– Когда леди Гиневра умерла, на ней было это.

– Любопытное украшение. – Гибсон пошевелил бровями. – И опять, при чем здесь ты?

Себастьян держал ожерелье на раскрытой ладони. Ему и раньше чудилось, будто камни слегка теплеют от его прикосновения. Зато когда они оказывались в руке матери, то начинали излучать такую энергию, что почти обжигали… Во всяком случае, так когда-то казалось мальчику.

– Ожерелье принадлежало моей матери, – просто ответил он.

Пол Гибсон внимательно посмотрел в лицо друга.

– Здесь происходит что-то странное, Себастьян. Может быть, даже опасное. Для любого, кто ввяжется в это дело.

– Если ты хочешь отойти в сторону, я пойму.

Гибсон нетерпеливо махнул рукой.

– Не будь смешным. Я пекусь о тебе. Кто тебя заставил этим заниматься?

– Якобы принц. На самом деле – Джарвис.

– И ты ему доверяешь?

Себастьян посмотрел на неподвижное истерзанное тело женщины под простыней.

– Нисколько. Но ведь кто-то убил Гиневру Англесси. Кто-то воткнул кинжал в мертвое тело и перетащил труп сюда, где уложил на диван в намеренно соблазнительной позе. Единственное стремление лорда Джарвиса – защитить принца. У меня другие цели. Я собираюсь выяснить, кто убил женщину, и я обязательно прослежу, чтобы он ответил за это.

– Из-за ожерелья?

Себастьян покачал головой.

– Если не я, то этого не сделает никто другой.

– Разве тебе не все равно?

Тонкая белая рука Гиневры высунулась из-под простыни. Увидев скрюченные смертью пальцы, Себастьян вспомнил о другой женщине, оставленной умирать на ступенях алтаря, с перерезанным горлом, непристойно оскверненную; и еще об одной доверчивой жертве, которую выследили и подвергли той же самой ужасной участи.

Он питал мало иллюзий о том мире, в котором жил. Он знал чудовищное неравенство между богатыми и обездоленными; он признавал дикую несправедливость законодательной системы, по которой можно было повесить восьмилетнего мальчишку за кражу буханки хлеба и в то же время оправдать убийцу, если он королевский сынок. Когда-то он был так возмущен неприкрытым варварством и бессмысленной жестокостью войн, которые вели люди во имя свободы и справедливости, что позволил себе просто плыть по течению, бесцельно и одиноко. Сейчас он счел такое поведение трусостью и слабостью.

Присев перед тем, что осталось от молодой женщины по имени Гиневра, Себастьян убрал под простыню белую изящную руку и тихо ответил:

– Нет, не все равно.

ГЛАВА 9

Себастьян пересекал двор, направляясь к конюшне со стеклянными куполами, когда услышал, как его окликнули по имени:

– Лорд Девлин!

Он обернулся и увидел министра внутренних дел, лорда Портланда, который шел к нему по мощеной дорожке. Полуденное солнце ярко подсвечивало огненно-рыжие волосы вельможи, но лицо его было бледным и напряженным, словно от беспокойства.

– Пройдемся немного, милорд, – предложил Портланд, сворачивая на тропинку, пролегавшую вдоль широкой зеленой лужайки. – Насколько я понял, вы согласились помочь разобраться со вчерашним не совсем обычным происшествием.

Себастьян не был коротко знаком с графом Портландом, хотя, вернувшись из Европы, он целый год посещал званые обеды и суаре, на которых присутствовал и этот человек. Подобно Джарвису и Гендону, Портланд придерживался глубоко консервативных взглядов в политики, считая, что нужно продолжать войну против Франции и сохранять нынешние институты власти, несмотря на растущую волну требований реформ.

Однако каково бы ни было его мнение о реакционных взглядах этого человека, Себастьян не мог не уважать Портланда. Граф был одним из немногих членов правительства и представителей околоправительственных кругов, кто отказывался играть роль пешки в руках Джарвиса. Но в том, как Портланд отозвался о смерти жизнерадостной молодой женщины, назвав ее «не совсем обычным происшествием», было что-то неприятное, даже омерзительное.

– Если вы имеете в виду убийство леди Англесси, – сказал Себастьян, – то да.

– По мнению судьи и личных врачей принца, она совершила самоубийство.

Себастьян выгнул бровь.

– И вы этому верите?

Портланд покачал головой, с шумом выдохнув:

– Нет.

Минуту они шли молча, Портланд покусывал нижнюю губу. Наконец он нарушил тишину:

– Мне почему-то кажется, будто во всем этом есть и моя вина.

– Каким образом?

– Если бы я не отдал принцу ту записку…

Себастьян резко повернулся, чтобы посмотреть ему в лицо.

– Так это вы отдали принцу записку от леди Англесси?