Когда Волга текла кровью
Шрифт:
В дивизии мы узнали, что русские к северо-западу от нас начали наступление против румын и широкой полосой прорвали фронт. То же повторилось 20 ноября на юге. 21 ноября в полку узнали, что наступающие войска противника соединились у Калача-на-Дону, окружив нашу 6-ю армию. Сперва новость вызвала у нас шок. Как такое могло случиться? Что там, наверху, все уснули? Что, наших союзников нечем было поддержать? Ответов у нас не было.
Я был убежден, что это окружение не продлится долго. Наши командиры не вчера родились, и вскоре кольцо будет прорвано.
А пока мы должны были держать фронт в нашем секторе. Северная блокирующая позиция строилась прочно, с самого удара от Дона к Волге. Противник,
23 ноября 1942 г.
К полудню 23 ноября мы получили приказ подготовить каждый исправный грузовик и мотоцикл с запасом бензина для прорыва в юго-западном направлении. Дальнейшие расспросы оберстом Гроссе показали, что приказ отдал генерал фон Зейдлиц, командир LI армейского корпуса, к которому мы принадлежали. Все, что нельзя было взять с собой, подлежало уничтожению. Бралось с собой только самое необходимое — в первую очередь боеприпасы.
К счастью, стояли сухие холода. Я не испытывал радости от перспективы бегства. С какой энергией и наступательным порывом мы, пехота, пробивались сюда, с какими потерями! А теперь — идти обратно?
Мои товарищи — насколько я мог с ними поговорить — имели то же мнение. Эта идея нам не нравилась. И, наконец, мы должны были прикрывать отход — даже если у нас была неудовлетворительная зимняя экипировка. Кроме этого, хлебный паек во всем котле урезали до 200 граммов, что означало пустые желудки и голод. А на холоде нам требовалось повышенное количество калорий. Тем не менее — приказ есть приказ. Мы все подготовили, как было приказано. Мы закончили подготовку к уничтожению ненужного, а также документов и ждали дальнейших приказаний. Все мысли были сосредоточены на прорыве. Это будет тяжелым и кровавым предприятием, мы все были уверены в том.
24 ноября 1942 г.
В ночью на 24 ноября мы с трудом нашли время поспать. Точнее, подремать. Напряжение было огромным. Даже оберст Гроссе присоединился к нашему разговору. Мы говорили обо всем и ни о чем, чтобы убить время. Время от времени командир или обер-лейтенант Кельц запрашивал передовую, чтобы узнать, произошло ли что-нибудь. Около полуночи полковник сообщил нам о результатах запросов: «Части на северной блокирующей позиции в процессе выведения. Надеюсь, их не заметят». Для нас это означало продолжение ожидания.
Понимал ли кто-нибудь, что происходит? Вчера нам приказали готовиться к прорыву. И теперь, вскоре после полудня, нам сказали — прорыв отменен! Всем оставаться на месте!
Или там, наверху, сошли с ума? Нас окружал враг, и мы не на полигоне! Там может пройти «делай — нет, не делай!», но не здесь, где каждый квадратный метр нашего продвижения оплачен кровью.
Каково там, на северной позиции? Смогут ли наши товарищи заново ее занять? К счастью, подорвать на ней ничего не успели. Заметил ли Иван движение в тыл? И как он на него отреагировал? Одно нам всем было ясно: без прорыва на юго-запад грядущие дни будут трудными, если мы не сможем отвоевать северную блокирующую позицию.
На следующий день я должен был отправиться на запад, в сторону долгожданной родины. Но все это время я подсознательно сомневался, что у меня получится. Прощай же, прекрасная мечта. Реальность выглядела по-другому — каждый должен остаться на своем месте!
Тем временем из дивизии сообщили, что части с северной блокирующей позиции отошли в некоторых местах на четыре километра.
Противник уже двинулся вперед на три километра до железнодорожной ветки, идущей от Баррикад через Спартаковку на Гумрак, в полутора километрах от КП нашего полка. Приказ всем нам — высочайшая боевая готовность!
Это относилось и к тыловому эшелону — штабу, обозным частям, ротам снабжения и т. п. Для танков, если они прорвутся, полтора километра — не расстояние. Пока общая ситуация не прояснится окончательно, мы должны быть на страже. Тем не менее мы дышали свободнее, потому что верили, что нас освободят извне.25 ноября 1942 г.
25 и 26 ноября положение в нашем секторе оставалось неопределенным. Части, отведенные от северной оборонительной линии — как было приказано, — пытались выстроить новую линию фронта вдоль одноколейной ветки к северу от нашего КП. Среди этих частей был и 276-й гренадерский полк. К счастью, русские лишь нерешительно следовали за нами; они не поняли, что происходит. Немудрено — зимой мы добровольно отдали хорошо оборудованную позицию, которая в последние месяцы отбила все атаки.
274-й гренадерский залег на тракторном заводе, фронтом на Спартаковку, и не был задействован в отходе. После короткого пребывания в госпитале мой друг Иоахим Шюллер получил назначение полковым адъютантом в 274-й полк, которым командовал оберст Брендель.
Штаб LI АК: 17.45 25 ноября 1942 г.
На рассвете 94-я ПД была атакована на широком фронте пехотой противника в сопровождении отдельных танков. В попытке расширить прорыв, сделанный вчера, противник — двигаясь по дороге от Ерзов-ки к северу от Спартаковки — захватил сад и позднее территорию, покрытую лесом, находящуюся южнее. Противник вел наступление на северо-запад за нашей пехотой, держащей оборону по линии железной дороги, и захватил высоту 135,4... Немедленно принятые контрмеры достигли успеха, высота 135,4 была возвращена... Бои на этом участке продолжаются.
Задача на 26.11.: Выправление положения вокруг 94-й ПД. Для этого оставшиеся части 24-й ТД с группой Шееле пускаются в ход на правом крыле 94-й ПД.
Потери на 25.11.:
94-я пех. див.: убитыми — 1 оф., 15 уоф. и рядовых;
ранеными — 1 оф., 28 уоф. и рядовых.
Штаб LIAK: 07.00 26 ноября 1942 г.
Деблокирование ведущих бой частей 94-й ПД к юго-востоку от высоты 135,4 группой Шееле выполнено четко... На дороге к Ерзовке 94-й ПД уничтожено два Т-34.
Потери на 26.11.: убитыми — 1 оф., 51 уоф. и рядовых;
ранеными — 3 оф., 12 уоф. и рядовых.
27 ноября 1942 г.
Обер-лейтенант Кельц сообщил, что в полк прибыло сообщение о производстве меня в чин обер-лейтенанта. Оно вступало в силу после опубликования в суточном приказе по полку. В один день — 27 ноября 1942 года — было объявлено о производстве меня в чин обер-лейтенанта и назначении на должность командира роты (до того Холль занимал должность ком-панифюрера, то есть временно исполняющего обязанности командира роты. — Прим. пер.). Все были рады за меня — правда, праздновать не было ни времени, ни места. Кельц был так добр, что дал мне две звездочки для погон кителя.