Шрифт:
Сергей Плеханов
КОГДА ВСЕ МОЖНО?
Заметки о некоторых новинках не совсем научной фантастики
В НЫНЕШНЕЙ литературной ситуации фантастика явно не на первых ролях. Слишком уж фантастично то, что нынче печатается: Набоков. Замятин, Оруэлл, Хаксли. Не только по содержанию, а по самому факту выхода в свет.
Перемещение с того света на этот, "наш", стало в порядке вещей.
В ходе заполнения "белых пятен" истории и изящной словесности стремительно меняются и масштабы литературных явлений: на безбрежных белых простынях любая клякса в недавнее время казалась путеводным маяком, а сегодня ее едва и разглядишь в многоцветье всплывших из небытия материков (даже если и именуются иные из них архипелагами).
Если
воспринимается как некий анахронизм: а стоит ли намекать на некие толстые обстоятельства, если и так все можно сказать, открытым текстом? Не был ли порожден интерес к так называемой социальной фантастике ее генетическим родством с идеологией застоя? Пишу "так называемая", держа в уме контекст мировой фантастики. Лучшие книги Стругацких также были составной частью этого контекста:
в таких произведениях, как "Трудно быть богом" или "Улитка на склоне", впервые в отечественной НФ были поставлены под сомнение социально-политические аксиомы, много десятилетий господствовавшие в сознании людей. Это и определило популярность авторов, обеспечило доверие к ним - ведь факт, что любая их новая повесть и роман вызывали широкий резонанс, несмотря на то, что печатались иные из них в малотиражных провинциальных журналах. Помню, как лет пятнадцать назад на книжном рынке мне предлагали фотокопию "Улитки...", опубликованной в "Байкале". Помню, с каким наслаждением разгадывали поклонники Стругацких намеки и головоломки в "Миллиарде лет до конца света"... Но то, о чем раньше только намекалось, нынче говорится впрямую, в открытую.
И иносказания уже "не звучат". Эзопов язык недаром создан рабом, а навык к разгадыванию его культивировался в рамках сообщества несвободных. Думаю, одна из назревших задач историков - выяснить, не было ли падение рабства трагедией для скоморохов, специализировавшихся на "организации досуга" невольников...
Стругацкие взяли сюжет из времен первохристианства и параллельно ему протянули линию поступков и поучений некоего Учителя из ближайшего грядущего (оно до скуки похоже на то настоящее, которое в последнее время явлено газетами и еженедельниками). "Терпимость и милосердие" - написано на знамени мессии близкого завтра. Благая Весть новоявленного Богочеловека, который будет вознесен в иное измерение промыслом Демиурга (он же Саваоф, Сатана, Воланд и подобные им ипостаси), не расшифровывается.
Скорее всего, в разъяснение ходячего лозунга авторам сказать нечего. Оттого и образ не получился: марионетка с этикеткой. Оттого, наверное, и понадобилась грубая подсказка в конце романа: Агасфер Лу-кич, один из свиты Демиурга-Саваофа-Сатаны, рекомендует вознесшегося с грешной земли милосердца: "Эссе хомо!" Теми же словами ("се Человек") определил Пилат выведенного на суд иудейской толпы Христа. Не будь откровенного нажима со стороны авторов читателю и в голову не пришло бы уподобить добродушного педагога евангельскому Спасителю.
Параллель из времен становление христианства выдержана в стилистике оживляжа: Иоанн Богослов, любимый ученик Иисуса, изъясняется на идиш ("киш мири ин тухес")
жаргоне, представляющем собой испорченный немецкий язык, занимается воровством, проводит время со шлюхами, а ежели последних нет пол рукой скотоложествует.
Измышления Агасфера Лукича о земном пути Иисуса и его учеников поданы как свидетельства очевидца, как некая объективная истина. Хотя замешены они на заурядном полуинтеллигентском невежестве. Чего стоит хотя бы утверждение о том, что во время ареста Иисуса Иоанн вступил в схватку с людьми первосвященника
и потерял при этом ухо. Ведь во всех четырех евангелиях говорится, что ухо Рыто отрублено у раба первосвященника, а евангелист Иоанн (тот самый, который выведен у Стругацких в личине уголовника) свидетельствует: меч поднял Петр, будущий апостол.Об уровня историзма этого сочинения Стругацких говорит и такой факт: автором знаменитой фразы "Верую, ибо нелепо"
издревле приписываемой Тертуллиану (II в.), назван Блаженный Августин (IV в.). По приговору римского суда героя романа ссылают "в одну из самых занюханных колонии Рима, в Азию, а именно - на островок Патмос". А ведь на дел- то Асия (так правильнее) была одним из райских уголков империи. Достаточно сказать, что здесь находились богатейщие и культурнейшие города - Эфес, Милет, Смирна, Пергам, Сарды. В тамошнем Иераполе - любимом курорте императоров - собирался весь цвет римской державы. Одна, другая неточная деталь такого рода - и возведенная на зыбком фундаменте домыслов романная постройка начинает разрушаться.
Пожалуй, единственное, что, безусловно удалось авторам, - это достоверно передать накал злобы по отношению к "почвенникам", "широким славянским натурам". Один из героев Стругацких с мазохистским удовольствием перечитывает роман "Во имя отца и сына" Похоже, поэтика забытого памфлета настолько заворожила наших фантастов, что они, позабыв о читателе, решили совершить некое магическое действо для изничтожения зловредного арийско-славянского фантома. Его воплощением на сей раз становится Марек Парасюхии - еще не видя его, мы (по авторскому замыслу) пропитываемся ненавистью: "Кто-то поднимался по лестнице да так бодро, с энергичным, напористым ширканьем одежды, мощно, по-спортивному дыша и даже напевая что-то классическое - "Рассвет на Москва-реке", не то "Боже, царя храни". И я (главный герой - alter ego Стругацких.
– С. П.) подумал злобно:
это же надо, какой веселый энергичный клиент у мае пошел, наверняка с какой-нибудь особенной гадостью, с гадостью экстра-класса, с такой гадостью, чтобы уж всех вокруг затошнило, чтобы женщины плакали, сами стены блевали и сотня негодяев ревела "Бей! Бей!"..." Ну, а затем следует целая пригоршчя определений: фашист, педераст, тля, "сючка", дрянь поганая и т. п. ...Не только элементарная воспитанность оставлена, но и забыто, похоже, ради чего сие писано, каков отношение имеет все это к фантастическому повествованию. Желаний уколоть, погуще мазнуть грязью во имя групповых амбиций - зачем приобщать к этой возне три миллиона читателей (таков тираж "Юности")?
Аборигены Австралии в недавнем прошлом рисовали на земле желаемую добычу, а затем поражали ее копьями. Они полагали, что это принесет удачу в охоте на означенного зверя. Но сегодня даже аборигены стесняются этой примитивной магии Очень неловко за опытных прозаиков, когда попадаешь на устроенное ими убогое камлание...
Обостренный интерес к истории вызван сегодня как бы исчезновением смысла истории - десятилетиями в сознание среднего человека усилиями школы и масс-медиа вживлялась комфортная схема восприятия мира: движение прогресса неизменно и всепобеждающе. И вдруг схема разладилась - ведь сигналы идут теперь не из одного источника, они часто противореча отменяют друг друга. Излюбленная фантастами картина хаоса воцарившегося в роботизированном обществе.
Особенно обжигают нас моменты сходств в судьбе государств и народов, когда-то прошедших через эпохи крушения верований, истаивания идеалов. Да если к тому же они завершились распадом и гибелью. В первом ряду таких жутко-манящих тем - судьбы великих культур прошлого: Атлантиды, исчезнувшей в океанской пучине цивилизации долины Инда. Не сами ли себя ввергли в катастрофу земляне далеких тысячелетий: что если не вулкан, не метеорит виновен в гибели этих цивилизаций, а экологический кризис или мировая война?..