Когда вы кого-то любите

«Никогда», — твердо и строго прозвучал голос внутри ее с абсолютной убежденностью.

Голос был очень похож на голос матери, она даже подняла взгляд, словно в надежде увидеть любимый образ. Вместо этого она увидела, как мотыльки порхали с цветка на цветок, почувствовала тепло солнечных лучей на лице, и проблеск трепетной надежды шевельнулся у нее в груди. Разве ее матушка не была всегда оптимисткой, даже когда жизнь поворачивалась к ней самой темной своей стороной? Разве она не учила во всем видеть только хорошее? И разве сама Элспет не знала, что Дарли был столь же неуловим, как эти пестрые мотыльки, порхающие с цветка на цветок?

Ее жизнь всегда была менее легкомысленной и пустой, чем его, и не слишком изменилась сейчас, когда она узнала его. Замуж она вышла ради Уилла. И будет продолжать терпеть ради брата, поскольку он заслуживал лучшего будущего. Разве мог их отец знать, что завещание дяди будет изменено в пользу кузена Герберта, который в нужную минуту появился у смертного одра дядюшки Дуайта?

Но все это подобно воде, бегущей под мостом, сурово одернула она себя. Если повезет, Графтон успеет спиться и отдаст концы прежде, чем она станет слишком старой, или Уилл возвратится из Индии более состоятельным и спасет ее. Многие английские офицеры составили себе состояния в стране магараджей и рубинов. На этой обнадеживающей ноте она утерла лицо юбкой, расправила плечи, сделала глубокий вздох и представила себе Уилла таким, каким видела его в последний раз, — в офицерской форме, улыбнувшимся ей мальчишеской улыбкой, осветившей комнату. Он всегда был солнышком, веселый и беспечный, вечный оптимист — во многом похожий на их отца, который никогда не отчаивался, даже в самые суровые периоды безденежья. И если бы их отец не оказался в глубоком долгу перед хозяевами «Таттерсоллза», от продажи своей конюшни они могли бы даже выручить приличную сумму. Если, если, если… Если бы желания были жеребцами, удрученно размышляла она.

Но никакое самообольщение, самые лучшие намерения не решат ее проблем. Она должна сама выживать в этой жизни до тех пор, пока не вернется Уилл — ей хотелось надеяться — более состоятельным, богатым, чем когда он уехал.

Прохладное расставание с Дарли подействовало на нее отрезвляюще.

Она больше, чем когда-либо, понимала, что ее судьба была только в ее руках.

И никакой благородный рыцарь не появится и не протянет ей руку помощи.

И никакой добрый самаритянин не освободит ее от брачных оков.

Она была в ответе за себя — и Софи… а также, насколько это было возможно, находясь на разных континентах, за Уилла.

Глава 15

По возвращении в Графтон-Парк Элспет ежедневно часами скакала верхом на лошади по окрестным полям, изо всех сил избегая общения с мужем. Тот, готовясь к сезону скачек, обычно был занят своими конюхами и тренерами. Впрочем, каждый вечер она должна была присутствовать за ужином, превращавшимся для нее в суровое испытание, просто в пытку. Графтон зачастую напивался и становился грубым и придирчивым, а когда она по завершении ужина пыталась удалиться под каким-нибудь предлогом, требовал, чтобы она оставалась, подливала ему портвейн, развлекала его игрой на фортепьяно или просто выслушивала его разглагольствования.

Она и подумать не могла, что будет так трудно заново привыкнуть и приспособиться к прежнему существованию. Она верила, что сможет продолжать жить по-прежнему, отбросив в сторону воспоминания о Дарли, лишь изредка с нежностью вызывая в памяти отдельные сценки, словно из далекого детства. Но ничего так легко не получалось. Она не могла просто уйти и избавиться от них. На самом деле, чем больше проходило времени, тем чаще мысли о Дарли проносились у нее в голове. Как будто, однажды испытав блаженство, ее обычная неудовлетворенность и недовольство лишь обострились.

Она напоминала себе, что была лишь одной из легиона женщин, попавших под обаяние и харизму Дарли. Она не могла себе позволить питать бесполезные надежды и фантазии. Она была там, где была, в то время как маркиз вернулся в круговерть светской жизни Лондона. И чем скорее она забудет о нем, тем лучше будет для нее самой.

Софи смотрела на свою юную хозяйку с возрастающим беспокойством. После их возвращения из Ньюмаркета Элспет похудела, хотя, возможно, и ежедневные многочасовые скачки на лошади тоже были тому причиной. Но она также потеряла аппетит, и это несмотря на всяческие пирожные, печенья и прочие сладости, которыми Софи пыталась соблазнить ее, разжечь ее интерес к еде. На деле каждое утро, едва проснувшись, Элспет отбрасывала одеяло, выпивала свой шоколад, натягивала костюм для верховой езды и мчалась в стойло, словно сам дьявол гнался за ней по пятам.

И так проходило время в Графтон-Парке, распорядок дня Элспет изменялся, лишь когда лошади Графтона участвовали в каких-нибудь местных скачках. В такие дни они с Софи должны быль уже одетыми стоять у парадного входа ровно в девять, где их ждал небольшой экипаж. Гораздо больший экипаж ждал Графтона.

Лорд и леди Графтон никогда не ездили вместе. Экипаж графа вмещал его кресло на колесиках, его лакея, управляющего, его походный винный шкафчик-погребок и его самого. Старик предпочитал мужскую компанию, а приличные манеры оставлял для светских раутов.

Элспет ничего не имела против. И на скачки она ездила вовсе не для того, чтобы сидеть рядом с Графтоном в его ложе. Он требовал, чтобы она играла роль благоверной супруги, когда его кони мчались по беговой дорожке. В перерывах между забегами она пользовалась случаем повидать своих старых подруг. Ее одноклассницы по женскому колледжу мадам Причард, уже замужние и с детьми, были неиссякаемым источником местных новостей и сплетен, хотя она также открыла в себе новый, несвойственный ей ранее интерес к их детишкам. Конечно же, это увлечение было вызвано ее тоской по Дарли. Она отлично понимала трезвую реальность жизни — даже в мыслях пытаться найти, что-либо общее между Дарли и детьми было чистой воды прихотью или капризом.

По ходу той зеленой английской весны она каждую ночь заносила в дневник выигрыши на скачках, и растущая сумма давала ей мужество встречать следующее утро, еще один день и еще один нудный вечер с постылым супругом.

И так бы и протекала ее жизнь, если бы однажды в июне Элспет не получила письмо, которое круто все изменило.

Глава 16

Элспет как раз вышла из конюшни и, на ходу стаскивая перчатки, быстро поднялась по лестнице в свои апартаменты. Она не могла позволить себе опоздать к ужину. Графтон в этом отношении требовал жесткой пунктуальности.

Добравшись до верха лестницы, она вдруг увидела Софи, стоявшую у открытой двери в гостиную с пепельно-серым лицом. В голове у нее раздался тревожный сигнал колокольчика. Софи никогда не была склонна к беспричинной драматизации вещей.

— В чем дело? — воскликнула Элспет, отчаянно надеясь, что это не было связано с ее братом.

— Вам пришло письмо. — Горничная протянула ей сложенный листок бумаги, основательно потертый, а восковая печать давно потеряна.

Софи явно прочитала его.

— Скажи мне, — начала Элспет, остановившись у входа в свои покои.

— На борту корабля Уилла вспыхнула лихорадка. Она ухватилась за дверной косяк, чтобы не упасть, ее худшие опасения оправдались.

— А он… — Элспет запнулась, не в силах произнести ни слова.

— Его высадили на берег в Танжере, — пояснила Софи. — Вместе с двумя другими, которые… — Софи заколебалась.

— Могли не выжить, — тихо закончила Элспет. Два ярких пятна горели на ее щеках жутким контрастом с бледной кожей. — Когда было написано письмо? — спросила она еле слышным голосом.