Когда выходят демоны
Шрифт:
Бывший моряк, сузив глаза, посмотрел на раннее утреннее солнце, которое медленно поднималось и освещало небо над крышами Чистилища. — Я думаю, что его слова были «как только вы её найдёте ". Вот почему я думаю, что будет хорошо провести время.
***
У кибеллера была склонность к цветам, что глаза Саутвуда почти считались оскорбительными. Слуги фестивалей, Остлэндер и Зюдвельдер носили драгоценные оттенки, которые варьировались от сапфира и рубина над топазом до изумруда и аметиста. Тальбот, с другой стороны, выглядел потрёпанным в оттенках коричневого и серого.
Один из сотрудников с невыразительным смехом засмеялся за ними, когда Шам последовала за новым охранником
Шамера немного пошла за Тальботом, схватив золотой и рубиновый подсвечник у входа в длинный, формальный актовый зал, неся его по комнате. За дверью с другой стороны она осторожно положила его на маленький столик и внутренне улыбнулась, когда лакей вздохнул с облегчением, забыв, что маленькая фигура, стоявшая на этом столе, внезапно оказалась в
её широком кармане, застряв в левом рукаве.
Фигура разрывалась зелёными драгоценными камнями. Она взяла камни из бриллиантов, а не изумрудов, из-за бликов, которые Шам наложила на них, прежде чем они исчезнут. Если она была права, фигура танцующей девушки представляла гораздо большую ценность, чем подсвечник, который кто-то просто поспешно вернул в своё первоначальное место, как она могла слышать.
Глупость отвлекла её от того факта, что в прошлый раз зал был завален трупами, многих из которых она знала. Когда они проходили мимо двери, она всё ещё могла видеть лежащего там молодого гвардейца, ленивого и слепого. Он был только немного старше её и однажды попросил её танцевать одну ночь. Он рассказал о своих мечтах, о приключениях и путешествиях.
Шам подмигнула скромной горничной, которая смотрела на оборванного молодого человека. Девушка сначала покраснела, затем подмигнула и разгладила светло-жёлтое платье мозолистыми руками.
Тальбот привёл Шаме в частное крыло фестиваля. Разница была сразу очевидна из-за отсутствия слуг, которые хвастались в коридорах. Она знала, что это часть вечеринки, и она почувствовала, что какая-то её напряжённость исчезла.
Точно так же отсутствовали художественные тканые коврики, украшавшие полы в общественных местах. Но, возможно, это было недавно изменено, чтобы позволить инвалидной коляске двигаться вперёд. Наконец, ничтожные столы не выровняли коридор, как везде; не было ничего, чтобы поймать колёса стула Фогта.
Она прикусила нижнюю губу, когда маленькая фигура в рукаве заставила её чувствовать себя всё более неудобно: старик не одобрил бы кражу. У судебного пристава было достаточно ушей; лишнее горе, что воровка, которую он заставил просить о помощи, была достаточно проницательной, чтобы украсть у себя, он не мог использовать. Она огляделась вокруг маленького столика, на котором незаметно припарковали глупость, но путь Тальбота, казалось, ограничивался извилистыми, очищенными коридорами.
Наконец, они пришли в узкий проход, который граничил с внешней стенкой фестиваля. Одна сторона состояла из полированного мрамора, преобладающего в структуре, другая из грубого высеченного белого гранита более раннего возраста. Коридор неожиданно кончился на стене с простой дверью. Тальбот остановился и слегка коснулся лодыжек.
Он поднял руку, чтобы постучать во второй раз, когда дверь тихо открылась. Был ещё один экземпляр этих слуг с выраженными выражениями, но Шам уже проявила глубокое отвращение — отвращение, усиленное танцовщицей в рукаве. Если бы это мягкое выражение лица не сказало: —
Я слуга, — тогда она никогда не взяла бы проклятую вещь вообще. Нахмурившись, она уставилась на живого человека, который держал дверь открытой.— Судья ждёт тебя, мастер Тальбот. Войдите. — Его голос был таким же мягким, как и его лицо.
Шам поддалась внутренней эмоции, которая часто вызывала её печаль в прошлом, позволяя фигуре скользить ей в руку и вручая камергинеру маленькую танцовщицу своими сверкающими зелёными глазами и украшенным драгоценностями костюмом.
— Кто-то пропустит это, — сказала она небрежно. — Может быть, вы захотите отнезти её в первую длинную комнату справа от главного входа и отдать её одному из миньонов.
Из тёмного угла комнаты раздалось краткое фырканье мужского смеха. — Диксон, отнеси эту глупость в изумрудную комнату и отдай её одному из слуг моей матери, прежде чем они смущатся от ужаса.
С небольшим, неодобрительным кивком, слуга вышел из комнаты, неся фигуру двумя пальцами, как будто она могла укусить его.
Шам позволила своим глазам бродить по комнате, которая каким-то образом переполнилась. Отчасти это было то, как мебель была организована, так, чтобы ей легко можно было найти инвалидную коляску, но это было во многом благодаря красочному набору оружия и доспехов, которые распространялись по стенам, скамьям и полкам.
— Спасибо, Тальбот. Я вижу, вы нашли её. — Так сказал судебный пристав, он повернулся на свет, который падал сквозь витражные стёкла трёх больших окон, расположенных на внешней стене. Хотя первоначальные строители планировали строительство в качестве укрепления, позднее короли Саутвуда добавили вторую стену занавеса, чтобы сочетать безопасность с комфортом и светом.
Шам была удивлена, что судебный пристав едва ли изменился. Несмотря на стул, в котором он сидел, шёлк тонкой туники обнаруживал сильные мышцы его плеч. Даже без основной почтовой рубашки, которую он носил в ночь на Гейстеббе, он был самым впечатляющим человеком. Мало что можно было сказать о его нижней части тела, потому что она была скрыта под толстым одеялом.
— Вы удовлетворили своё любопытство? — В его голосе была горечь, хотя его врождённая любезность заставила его использовать саутвудский вместо его родного языка.
Шам посмотрела ему в лицо и увидела в нём изменения, которые тело не раскрыло. Его глаза были почти чёрными от боли, и его кожа получила оттенок серого, а не предыдущий тёплый коричневый цвет. Глубокие линии, которые Шам не могла запомнить, растянулись вокруг его глаз и от носа до губ.
Он всё ещё был молодым солдатом, который, очевидно, предпочёл компанию слишком маленького ребёнка, чтобы скрыть своё любопытство, а не жалость бывших товарищей. Поэтому её ответ отличался от вежливости.
— Нет. — Её тон был уклончивым. — Ты покрываешь ноги, потому что они повреждены или холодны?
Она знала, что приняла правильное решение, когда его громкий смех утопил Тальбота над её дерзостью.
— Немного обоим, я бы сказал, — сказал Керим с удивительным юмором, из-за своей предыдущей горечи. — Проклятые вещи начали изгибаться. Поскольку мне даже неудобно смотреть на них, я не хочу, чтобы кто-то ещё ожидал зрелища.
Шам наблюдала, как он неудобно переместил свой вес в кресле и сказала: — У вас должно быть место, сложенное толще. И если вы спросите колесовратника, он скажет вам, что легче станут большие колёса. Вы можете попробовать что-то вроде колёс гоночного автомобиля. — Она пожала плечами, оседая на широком подлокотнике роскошного кресла. — Есть больше набивки и большие колёса, меняющиеся на лошадиную телегу, но это зависит от вас.