Когда взошло солнце

— А, так вас интересуют эти несчастные ссыльные, что жили когда-то в прериях за мили друг от друга, выращивая скот и зерно для больших компаний? Их потомков там уже нет. Когда наступила эпоха коллективизма, фермеры были освобождены от необходимости сидеть зимой в одиночестве в занесенных снегом домах… Теперь мы все ездим в прерии на сев, жатву и молотьбу, а на зиму оставляем там только наши машины.

— Так вы превратились в птиц! — рассмеялся я. — Летом на север, а осенью в теплые края… Неплохо устроились ваши фермеры.

— Вы считаете, что фермеры у нас составляют какой-то отдельный класс? Нет, мы не знаем никаких классовых различий. Все мы рабочие и все фермеры. Весь земной шар — наше большое хозяйство. Мы живем на земле, обрабатываем землю, на ней стоят наши фабрики, — теперь старушка-Земля стала настоящей матерью всего человечества.

То было нечто настолько грандиозное, что мой разум отказывался это понимать. Я лишь сознавал, что человеческое существование стало более обеспеченным, чем в мое время.

— Найду ли я работу? — нерешительно спросил я.

— Конечно. Как только выздоровеете. Не думайте об этом сейчас.

— И вы не боитесь лишнего рта в вашем обществе?

— Чего нам бояться? Наши машины способны выработать столько жизненного продукта, что мы могли бы даже принять у себя жителей других планет, если они существуют.

В дверь кто-то поскребся. Ласси побежала открывать. Вошел оставленный нами в парке медведь.

— Ой, Урсус! ты пришел обедать? — воскликнула девушка и обняла зверя за голову. Тот заурчал, отвечая на ласку.

— Чем же вы его накормите? У него-то уж точно нет рабочей карточки, — пошутил я.

— Нет, есть… Урсус играет с детьми и помогает в тяжелых работах, когда невозможно применить машины. Я его вырастила и он живет здесь у меня, как единственный член семьи, — сказала Ласси. (Позднее я узнал, что Ласси была сиротой.)

Урсус получил свой паек.

— Я ставлю опыты, изучая интеллект медведя, — стала рассказывать Ласси, когда мы закончили обед и меня прикатили в гостиную.

— Урсус, ударь три раза.

Медведь послушался.

— Теперь пять.

Медведь выбил лапой пять.

— Превосходно! — воскликнул я.

Глэдис сказала, что мне пора возвращаться в больницу для дальнейшего лечения.

Я обратил внимание на обстановку дома.

— Как вы достаете такую мебель, ковры, картины? Это же страшно дорого!..

— Обмениваем на те же рабочие карточки.

— Но как?… Сколько нужно карточек, чтобы обзавестись подобной роскошью?!

— Все, в чем мы нуждаемся, мы получаем с наших общественных складов — достаточно лишь показать обычную рабочую карточку на тот день, когда нам что-либо требуется.

Я удивленно вытаращил глаза на Глэдис.

— Что вас удивляет? Мы одинаково трудимся, изготавливая все необходимое, и одинаково получаем все нужные для жизни вещи.

После мы попрощались с Ласси; я потрепал за ухо ее медведя, и Глэдис покатила мое кресло в направлении больницы.

Солнце весело сверкало над городом…

Дети бегали по улицам, поливали цветы, пуская из колонок трещотками воду; мыли также тротуары и мостовые. Смеялись, кричали.

— Это их работа, — сказала Глэдис.

— И игра, — добавил я.

Мне показалось странным, что на улицах не попадались ни телеги, ни автомобили.

— Наши телеги вон там, — и Глэдис указала на небо.

Я запрокинул голову. Удивительное зрелище! По небу во все стороны сновали самолеты — и такие, какие были в мое время, и какие-то огромные, похожие на целые корабли. Некоторые — видимо, грузовые — подобно птицам несли под собой какие-то грузы.

— Так вот оно что! — только и сумел я произнести. — Вы стали летающим народом!

Теперь я заметил, что на всех крышах домов стояли частные самолеты. Люди прилетали и улетали с крыш (к слову, крыши эти были плоские).

— А как поступили с кораблями?

— Мы в кораблях не нуждаемся. Зачем нам бороться с ветрами и штормами, когда мы свободно и быстро летаем над океанами?

Я спросил, с какой скоростью летают современные самолеты.

— Около 250, а иногда и 500 миль в час.

— Значит, вы можете облететь всю Землю за 2–4 дня! Это чудесно!

На дверях домов я стал замечать надписи, похожие на ту, что я видел на двери дома Ласси. Одни гласили, что здесь живет такая-то или такая-то «девушка»; в других домах, согласно надписям, проживали молодые замужние женщины или «товарищи такой-то и такая-то». Я спросил об этом Глэдис и опять услышал кое-что новое. Она сказала, что все парни и девушки, достигнув возраста, соответственно, 20 и 18 лет, имеют право требовать от общины отдельный дом для проживания.

— И у вас заведена свободная любовь без всякого брака? — спросил я, а сам подумал: «Должно быть, здесь процветает высшая степень разврата».

— Конечно, любовь у нас свободна, — отвечала Глэдис, не ведая о моих мыслях.

— Ну, а как же дети? Знают ли они своих отцов? Может, у вас совершенно исчезли родственные чувства?

Я был уже готов сказать, что минувшее столетие, по крайней мере в этом отношении, стояло выше их мира.

— Я вас сперва недостаточно хорошо поняла, — отозвалась Глэдис. — Разумеется, наши дети знают своих родителей, потому что живут с ними, за исключением сирот. Бывает также, что родители расходятся, утратив чувство любви друг к другу. Но подобные случаи встречаются не так часто.

— Означает ли это, что у вас существует законный брак?

— Что это такое?.. У нас существует любовь. Люди, полюбившие друг друга, заявляют о своей помолвке и затем поселяются в доме, который выбирают себе для жизни.

— Если вы не знаете законного брака, у вас, вероятно, мужчины и женщины бросают друг друга по несколько раз в год.

— Что вы говорите! — с ужасом вскричала Глэдис. — Этого у нас никогда не бывает!..

— Как так, если у вас нет брака?

— Да, я припоминаю это понятие — «брак»… А в ваши времена, например, в Соединенных Штатах, мужья и жены разве не уходили, не разводились с десяток раз за жизнь?

— Что же связывает у вас мужчину с женщиной?

— Любовь! Нам рассказывают о любви еще в школе. В школах, на работе или на съездах молодежь знакомится между собой. Затем родители девушки или юноши берут влюбленную молодую пару к себе в дом. Там их влюбленность перерастает в вечную любовь. И тогда объявляют помолвку. А такого, как вы говорите, у нас нет.

Беседуя, мы добрались до больницы. Я попал в руки студентов медицины. Потом меня уложили спать. Оставляя меня, Глэдис напомнила, что вечером мне предстоит выступление в клубе им. Ч. Дарвина.