Когда явились ангелы (сборник)

– Не очень образованный, – доверительно сообщает Марадж. – Но отличный водитель.

– Скажите, Марвин, где вы взяли эту карту? – Я не помню, чтобы говорил с ним о Зале Записей.

– Я слышал, что американские докторы, один с лысиной, ищут Секретный Туннель. Я нарисовал ее вчера вечером, эту карту.

– Вы ее нарисовали?

– И велел сыну написать слова. Очень надежная секретная карта. Моя семья живет в Назлет эль-Саммане много сотен лет, передает всё, что есть знать.

Малдун говорит, что он есть знать, что Марвин хочет за нее десять фунтов.

– Десять фунтов! – восклицаю я одновременно с Джеком.

– Мне только пять, – спешит объяснить Марадж. – Еще пять моему племяннику-водителю. – Он видит нашу нерешительность и благодушно пожимает плечами. – Как хотите, мои друзья. Я не обвиняю, что вы осторожны. Но сейчас возьмем только пять – за машину, бензин, – а мои пять за карту, когда вы вернетесь довольные. Хорошо? Сейчас только пять?

Пять – видимо, стандартный задаток. Марадж улыбается мне.

– Ну, попробуем, – решаю я.

Я вынимаю из бумажника пять фунтов. Появляется рука, и бумажка исчезает в складках синей джелабии, но не настолько быстро, чтобы ускользнуть от глаз племянника. Тот подходит, кипя, и у них с Мараджем завязывается великолепный визгливый спор по-египетски.

Хоть и приземист племянник, он все же на несколько сантиметров выше дяди, и видно, что качался в АММ [107] . И все равно он дяде не соперник. Этот ясноглазый человек-ласка обкусает Хладнокровного, Но Опасного со всех сторон, оставив от него только огрызок груши.

107

Ассоциация молодых мусульман.

– Мой племянник – глупый с деньгами, – сообщает он, подводя нас к помятому «фиату». – Но очень надежный водитель, не беспокойтесь.

Он вертится вокруг машины, закрывая за нами двери, и я понимаю, что он не поедет.

– И очень скорый. Его зовут Т'рах.

– Трах? – спрашиваем мы хором с нехорошим предчувствием. – Трах?

Толстый коричневый палец жмет на кнопку стартера. Двигатель отвечает победоносным ревом. Трах газует на месте и оборачивается к нам с толстогубой торжествующей улыбкой. Карта скомкана у него в руке.

– Я не видел такой улыбки, – признается Джек, – с тех пор, как Сал Минео получил «Оскара» за «Молодого Муссолини» [108] .

Трах подворачивает зеркальце так, чтобы видеть свое отражение, откидывает с лица маслянистый локон и срывается с места – с визгом шин, с заносом вылетает с дорожки отеля на Пирамидный бульвар, вдавив педаль в то, что еще осталось от днища в «фиате».

Мы с запозданием понимаем, что находимся в обществе святой Безмозглой простоты. Как в Лас-Вегасе кристаллизовалась чистая идея Западного Материализма, так в Трахе сконцентрировалась сущность египетского автобезумия. Мигая фарами, гудя своим страшным боевым сигналом, он атакует поток машин впереди, бесстрашный, как бедуин, неистовый, как дервиш! На скорости восемьдесят километров он настигает ползущую вереницу.

108

Актер Сал Минео не снимался в роли молодого Муссолини, не получал «Оскара».

Не прикасаясь к тормозу, с креном уходит на обочину справа от вялого «фольксвагена», круто сворачивает обратно между двумя мотоциклами и вылетает на левую полосу впритирку с туристическим автобусом, пассажиры которого в ужасе смотрят на нас, – но мы успеваем увильнуть вправо, потом на другую полосу, вокруг большого трехосного бронетранспортера с орудием и солдатами наверху – то влево, то вправо, снова и снова, и каждый раз на волосок от чужой жести; наконец объезжаем всю вереницу, и впереди как будто бы свободно, и можно по-настоящему наддать — если бы не одна небольшая помеха: авария впереди и затор из трех десятков машин, стремительно приближающихся…

Трах!

Тошнотворный визг тормозов, требующих новые колодки, потом еще толчок, еще скрип, уже ручного тормоза, и наконец, в последнюю секунду, судорожная остановка юзом. Моя дверь в двух сантиметрах от кузова, заполненного индейками в клетках.

– Джек, ради бога, скажи ему, что хватит! У меня жена и дети! Малдун, скажи ему!

Бесполезно: оба переводчика онемели от испуга. Да Трах и не услышал бы: он вовсю давит на сигнал, а голову высунул из окна, выясняет, по какой такой причине эти разбитые машины задерживают нас. Он чуть подает вперед, чтобы и мы увидели. Это два хлипких такси-«фиата», в точности как наш, сошлись лоб в лоб и соединились в одно целое, как две скомканные обертки от жвачки. Ни полицейских, ни санитарных машин, ни толпы зевак; только первый из тощих уличных шакалов принюхивается к капели, и, видимо, уцелевший таксист ошалело стоит на разделительной линии, прижав к окровавленному уху зеленый ситцевый платок, а свободной рукой машет, пропуская мимо транспорт.

Трах кричит, пока не добивается ответа. Тогда он убирает голову из окна и передает нам информацию, таким при этом будничным тоном, что Джеки выходит из транса и начинает переводить.

– Он говорит, что это его родственник по материнской линии. Мертвый таксист тоже родственник. Был хорошим родственником, но не очень хорошим водителем – не амин, не надежный.

– Скажи ему, что у меня сердце ненадежное!

Поздно – Трах углядел, как ему показалось, возможную лазейку и рванул мимо водителя-конкурента – зеленый платок с узором «огурцами» висит на поврежденном ухе сам по себе, таксист возмущенно трясет обоими кулаками нам вслед. Трах не обращает внимания – всё под контролем, – кладет мятую карту на приборную доску, чтобы смотреть на нее, одновременно оглядывая дорогу и свое лицо в зеркале, беспрерывно сигналит, выезжает на встречную полосу, прямо навстречу желтому фургончику-«доджу», набитому мебелью вплоть до ветрового стекла, с латунной кроватью, привязанной к радиатору пружинами вверх и… {Здесь страница дневника смазана.}

20 октября. Двадцатое воскресенье после Пятидесятницы, до завтрака, только что взошло солнце… в шезлонге, позади моей купальной кабинки.

Вчера вечером Джеки пошел к администратору и устроил дауша из-за того, что его не соединили с редакцией и нам до сих пор не дали отдельные номера. Он был настолько убедителен, что нас сразу перевели из хорошего номера в две купальные кабинки у бассейна – бетонные чуланы, предназначенные для переодевания, а не для житья, – без окон, без горячей воды, с жесткой койкой, и каждая по цене нашего номера. Но Джеки уже осатанел от моих ночных хождений под действием турецкого кофе и пакистанского гашиша…

Я оттащил шезлонг от бассейна, чтобы смотреть на Большую пирамиду. В утреннем небе клубятся грозовые облака. Воздух так тих, что слышу крики воронов, кружащих около вершины, – штук десять черных пятнышек толкутся там, сражаясь за царский насест – высокий деревянный столб, показывающий, где была бы макушка пирамиды, если бы она сохранилась. Каркая и кружа, они отлично проводят время. Это, наверное, получше турецкого кофе. На кирлиановских фотографиях маленьких моделей пирамид видно, как электрические силы бьют прямо вверх из вершины, словно это какой-то вулкан, извергающий чистую энергию [109] . Есть масса историй о всяких таинственных явлениях на вершине Большой пирамиды: компасы сходят с ума, винные бурдюки искрятся, фосфоресцирующая краска в часах слетает с циферблата и шуршит под стеклышком, как зеленый песок. Надо проверить до того, как поеду домой…

109

Кирлиановское свечение – плазменное свечение электроразряда на поверхности тел в высокочастотном электрическом поле. Эффект открыт краснодарским физиотерапевтом С. Д. Кирлианом в 1939 г. Свечение можно фотографировать в темноте.

За ту неделю, что мы живем в Каире, вчера мы первый раз не поехали к пирамиде. Я решил сосредоточиться на районе Гизы и воздержаться от ошибки туристов, пытающихся «увидеть всё».

Но, несмотря на мое решение, вчера нас привезли к одному из этого «всего», и чертовски близко к гибели при этом. Трах оказался таким же надежным и полезным, как карта Мараджа, а в смысле надувательства даже более грязным. Когда мы с хорошей пробуксовкой отъехали от «Мена-хауса», он начисто отказался понимать английский, а потом, сообразив наконец, что Джеки и Малдун выкрикивают арабские фразы не от восхищения его ювелирной ездой в этих изумительных пробках, он погрузился в такой мрак, что даже они не могли до него достучаться. На каждую просьбу уменьшить скорость, он отвечал: «Миш фахим абадан».