Коготь динозавра
Шрифт:
Зрители требовали артиста на сцену. Василии Григорьевич твердил:
— Замечательно! Настоящий артист!
— И всё понятно… — сказала Светка.
— Та! Артист! — закивал Церендорж.
— У него, наверное, и родители артисты, — предположил Коля.
— Нет. У него нет родных. Папа бил шофёр — погиб. Случилась беда… Мама умерла. А вырастили его доприе люди и народная власть… Талант!
Василий Григорьевич и сам рос без отца и без матери. И его тоже вырастили добрые люди и народная власть. И может быть, ещё поэтому он хотел сказать маленькому артисту что-нибудь очень хорошее,
— Сейчас пудет сцена: «Калыртэн летит со слёта», — сказал Церендорж.
Теперь Василий Григорьевич вспомнил.
Но и вспоминать было незачем. Калыртэн всё показывал сам.
Вот он раскинул руки и словно полетел вверх. И показалось, что вместе с ним все стали набирать высоту. Вот пассажиры стали жевать конфеты и ронять головы на ладони: голова — налево, голова — направо. Вот тоненькая, как струйка воздуха, прошествовала по салону стюардесса. И тогда Калыртэн встал и на цыпочках пошёл к кабине пилота смотреть, как летит самолёт.
Руки его показывали, как широко раскинулись внизу пески, как переливались барханы и поднимались горы… Как в салоне все спали. И только один человек, на груди у которого были полоски, — Калыртэн показал на Василия Григорьевича, и все в юрте, посмотрев на него, засмеялись, — только он один смотрел Калыртэну вслед хитрым пришуренным глазом…
Да! Это был прекрасный импровизатор. Он на ходу создавал целый спектакль! Но ведь импровизировать нужно было честно! И Василий Григорьевич вдруг подмигнул артисту и схватился за живот. Калыртэн захихикал и закружился волчком на сцене! Будто пошёл на посадку.
Василий Григорьевич бросился в круг. Ему хотелось поблагодарить и обнять мальчишку. Но Калыртэн выскользнул и исчез. А Церендорж объявил, что сейчас будет выступать он — моряк и журналист Василий Алейников.
Этого Василий Григорьевич совершенно не ожидал. Но, посмотрев на ребят, вдруг понял, что должен им что-то сказать! И он рассказал, как встретил в Гаване девочку, которая с пулемётом на плечах прошла с Фиделем через всю Кубу; как играл в Индии с мальчишкой, который спас от акулы друга; и как подружился в Африке с мальчуганом, который каждый кусок хлеба делил на всех своих друзей.
Он видел, как смотрят на него Светка и Вика, как внимательно слушает Бата.
— А сегодня я видел маленького пастушка, который гнал такое стадо! А вместе с вами только что видел такого артиста! Многих я видел ребят во многих странах и всегда думал: как это хорошо, что на земле такие хорошие дети. И если вы будете делать друг для друга только хорошее, то какой прекрасной будет наша земля!
Светка вдруг встала и спросила:
— Можно я спою?
— Ещё бы! — воскликнул Церендорж. — Про ласточку?
Светка пела. И так хорошо ей было оттого, что все слышат про её прекрасную землю, и что смотрит на неё добрыми глазами Василий Григорьевич и понимает всё-всё, и ей снова захотелось спеть для него его любимую песенку Шопена. Она уже хотела сама объявить об этом, но и тут снова, как в первый раз, ей помешали! Людмила Ивановна, сделав страшное лицо, крикнула:
— Господи! Генка и Калыртэн дерутся!
И вся делегация, а за
ней Церендорж, Бата и пионерский дарга бросились из юрты.ВСЕ ЭТО ЗЛЫЕ ДУХИ!
У самого входа, готовые лопнуть от натуги, хватаясь за рубахи и штаны, Генка и Калыртэн таскали друг друга из стороны в сторону. Глаза их зло посверкивали, а на подбородках и носах блестели капли пота.
Мальчишки то подпрыгивали, как орлы, то целились друг в друга лбами.
— Господи! — крикнула Людмила Ивановна и, едва не потеряв очки, вцепилась в их рубахи. — Не хватало еще международного скандала!
Но Церендорж, весело топорща волосы, крикнул:
— Стой, не надо! Пусть дерутся!
— Как? — Широко расставив остроносые туфли, Людмила Ивановна замерла в позе укротительницы.
— Очень хороший драка! — сказал Церендорж. — Монгольский национальный борьба!
Но мальчишки уже отпустили друг друга, и Калыртэн, заправляя рубаху, обиженно сказал:
— Он попросил — я показал.
Веселый начальник лагеря умиротворённо махнул рукой:
— Концерт хороший, встреча хорошая. Теперь обед хороший!
— Какой обед? Надо ехать! Время! — И Церендорж посмотрел на яркое, но остывающее небо.
— Куда ехать? — спросил начальник.
— За динозаврами! — сказал Церендорж.
А Бата махнул рукой на запад, где начинали синеть отливающие снегом верхушки далёких гор.
— Зачем так далеко?! — сказал начальник. — Вот здесь, за лагерем, — он показал на сопку, — когда-то нашли вот такие отпечатки! — Он взмахнул руками. — Шофёр нашёл. Один отпечаток, другой! Отрезали и увезли.
Это была совсем сногсшибательная новость!
Динозавры бродили когда-то по территории пионерского лагеря!
Вся экспедиция в мгновение разлетелась по окрестностям. А Бата и Церендорж, пошептавшись с начальником лагеря, двинулись куда-то своим путём.
Но скоро все возвратились. Василий Григорьевич отряхивал от пыли брюки. Вика иронически усмехалась. А Светка, Генка и Коля пожимали плечами. Кругом были клумбы. Динозавры давно ушли. Следы увезли. Отпечатков никто не нашёл.
Оставалась одна надежда на Церендоржа.
И скоро он появился из-за юрты. Изо всех сил он тянул длинную верёвку, будто на ней упирался по крайней мере средней величины тираннозавр.
— Ну пошёл! — крикнул Церендорж, и из-за юрты выбежала средней величины коза, которую подталкивал Бата.
— А где же динозавр? — съехидничала Людмила Ивановна.
— Ха! — всплеснул руками Церендорж. — Не поверишь! Злие духи. Псё злие духи. Вот, — показал он, — вел динозавра; пришёл, смотрю — сделали козу!
Это уже было плохо. В дела экспедиции начали вмешиваться злые духи!
Надо было торопиться.
В это время две девочки поднесли к юрте большую чашку с ароматным кумысом и поднос, на котором, как маленькие юрты, светились перевёрнутые пиалы.