Кокон
Шрифт:
Не дослушав, Тихомиров вскочил на ноги, кинулся за деревья, резко ушел вправо, затем влево… петлял… А выстрела не было! И, похоже, никто не гнался.
— Макси-и-им!!! — позади прозвучал женский крик.
Олеся!
Больше некому!
Достали они ее, что ли? А что же Петрович?
— Макси-им! Макс! — а это уже мужской голос. И, кажется, инженер…
Беглец высунулся из-за сосны:
— Петрович! Олеся!
— Мы здесь, здесь! Давай сюда.
Проваливаясь по пояс в сугробы, Тихомиров зашагал обратно к можжевельнику. Странно, но он совсем не чувствовал холода — может
На поляне, у кустов можжевельника, о чем-то негромко переговариваясь, беглеца поджидали четверо: Григорий Петрович, Олеся, и — Макс не поверил своим глазам! — хрупкая блондинистая девчонка, весьма знакомая, и с ней — мальчишка лет двенадцати. Оба одеты в какие-то старушечьи полушубки из собачьих шкур, в валенки, у обоих за плечами — луки и колчаны! А в спине, между лопатками упавшего в снег верзилы, торчала стрела!
— Это вы его что ли? — подойдя ближе, Максим кивнул девушке.
Та улыбнулась:
— Мы… Я то есть. Вы меня не узнаете? Я Марина.
Марина… Ах, ну да, ну да — та самая девчонка, из «новых русских», которую Максу когда-то не удалось спасти от группового изнасилования, однако вполне удалось — от самоубийства. Ну да, ну да… Она же еще потом говорила, что разрядница по стрельбе из лука. И что на сафари с отцом ездила… в Кению что ли…
— И как вам здешнее сафари, Марина?
— По второму промахнулась, жаль! — Девушка жестко сжала губы. — Хотела сначала поговорить, расспросить кое-что.
— А я бы достал! — неожиданно засмеялся пацан… Ммм… тот, детдомовский. Лешка! Значит, эта Марина его тогда и приютила… у нее же, кажется в Калиновке дом, бабушкино наследство.
— Нет, ну точно попал бы!
— Цыц! — Без лишних слов Марина отвесила парнишке подзатыльник. — Рановато еще тебе… по людям.
— Так это разве люди?
— Я кому говорю? Рановато!
— Да ла-а-адно…
— Что, не слушается? — улыбнулся Петрович.
— Да вообще-то слушается. — Марина взлохматила пареньку волосы. — Хотя воспитатель из меня вряд ли очень уж строгий. Ну что, идем? Нечего тут без нужды торчать!
— А с этим как же? — Максим кивнул на труп.
— Да никак. — Охотница пожала плечами. — Это уж не наши проблемы — их.
Пока шли, настороженно оглядываясь на оставшийся позади лес, Петрович вполголоса рассказал, как тут все произошло. Да, в общем-то, и нечего было особенно рассказывать: охотников он встретил, едва перешел шоссе, сразу же у повертки к деревне. Обоих, и Марину, и Лешку, инженер знал еще с лета, с тех пор как те поселились в старой избе покойной старушки Ефимовны, которую в Калиновке знали и уважали все.
Увидел… Рассказал, от кого бежит. Тут и Олеся нашлась, подоспела. Ну и решили посмотреть, что там с Максом.
— В Калиновке, кстати, не так уж и спокойно, — вспомнив разговор гопников, счел нужным предупредить Макс. — Там есть чужие глаза… и уши.
— Знаем. — Обернувшись, Марина кивнула, задержав на молодом человеке взгляд несколько дольше, чем требовала сложившаяся ситуация. — Правда, пока еще не вычислили — кто. Не до того. Да и по большей части разобщены все.
— По большей части? — Тихомиров быстро нагнал девушку. — Значит, кто-то
все же держится заодно. И эти «кто-то» — враждебны Миколу.— Ну ясно, враждебны. — Марина замедлила шаг. — Этот козел Микол сам же во всем и виноват — Калиновку под себя подмять хочет.
— Не только Калиновку…
— Ну, пока не до нас ему, а там… Еще посмотрим! Еще потягаемся!
Девушка сузила глаза — серые, голубые? Да нет, стальные, сверкавшие затаенной ненавистью и силой.
Максим только головой покачал — никак нельзя было сказать, что эта смелая охотница еще меньше года назад была изнеженной дочкой нувориша, которая даже хотела покончить жизнь самоубийством. Как проклятый кокон меняет людей! Кто-то становится законченной сволочью, а кто-то наоборот… Как вот Марина, Петрович, Лешка… и даже сгинувший невесть куда «авторитетный лесовик» Трушин.
В деревню пришли уже в сумерках, по совету Марины крались околицей прямо к ее — крайней — избе, обычному деревенскому дому-пятистенку. Солнце тонуло в вечернем желто-фиолетовом мареве, на небе по-прежнему не было видно ни звезд, ни луны.
На крыльце старого клуба тусовались подростки — их громкие голоса и смех разносились далеко, на всю деревню. В окнах некоторых домов трепыхались дрожащие оранжевые светлячки — жгли свечи, большинство же, похоже, предпочитало с наступлением темноты укладываться спать — делать-то все равно нечего.
— Ну, располагайтесь. — Войдя в избу, Марина первым делом зажгла лучину. — Лешка вам покажет, что тут к чему, а я пока сбегаю, кое-кого позову из наших. Будем думать, как вам помочь.
— А стрела? — быстро спросил Тихомиров. — Не боишься, что по ней тебя обнаружат?
— Стрела? — Марина и Лешка как-то странно переглянулись. — Уж по ней нас никто не вычислит… Смотрите!
Она рванула со спины колчан, высыпала на стол охапку стрел, большей частью обычных, самодельных, но штук семь явно отличались от остальных: более массивные, с ярко-красным оперением и хищным наконечником из какого-то блестящего металла.
— На поляне как-то нашли, — туманно пояснила девушка. — В хижине.
— Что за хижина? — Максим сразу насторожился. — Где?
Марина пожала плечами и снова посмотрела на Лешку:
— Обычная такая хижина, круглая, в каких дикари живут. Лешка туда случайно забрел…
Тихомиров лишь усмехнулся:
— И откуда тут дикари?
— А откуда все остальное? Этот туман проклятый, кокон?
— Ладно, ладно, не митингуйте. — Григорий Петрович уселся на лавку, к печке и кивнул на охапку хвороста: — Растопить?
Хозяйка отмахнулась:
— Лешка все сделает, он у нас ответственный, хоть и бывший беспризорник, верно, Лешенька?
— Сама ты… — Парнишка беззлобно выругался и, проводив Марину, принялся возиться с печкой.
И вот через пару минут уже загудело в трубе и в устье печи весело забилось оранжево-желтое пламя. Сразу стало теплей, и Олеся уже хотела было сбросить с себя вымокшие Снегуркины наряды, да, искоса взглянув на Лешку с Петровичем, постеснялась. Да и Максим тоже: в конце концов, не сидеть же сейчас у печи голым, скоро и Марина вернется, незачем смущать девчонку.