Коктейль номер 8

Возьмем мой случай, мой пример и образец. Я Страж этого мира, я Хранитель, Блюститель и я же и Раб. Диссонанс? А какой еще образ вам представить как иллюстрацию к моим утверждениям? Может быть, сторожевой пес подойдет? Весом в планету, ростом с небо, в бесценном, из адамантина шипастом ошейнике, на крепкой цепи, что удержит и карьерный грейдер с пошедшим вразнос дизелем, сбивающий с ног своим рыком и свисающими слюнями на мотающихся брылах. Не по душе такой портрет сверхохранника, а может быть и по совместительству, вашего палача? Не кривитесь, лучше ликуйте и громко выкрикивайте осанну, что не Судия я ваш, другие на этой должности обретаются сущности, а то я такого насудю, тошно станет. Мне тоже мое отражение не нравиться, но у меня выбора нет, я избран без права на отставку.

Здесь вход не рубль, выход два, тут отставка просто не принимается. Оступился, свершил ошибку и все. Сущее незамедлительно берет свой любимый ластик и стирает неудачника со своего лика, словно его и не было. Выбор кандидатур на занятие освободившейся вакансии неимоверно богат и разнообразен. Жаждущие невероятного терпеливо стоят за божественным забором плотными колоннами в десятки шеренг до бесконечности горизонта и далее. Ждут и надеются, глупцы, Сущее им в помощь. Я то знаю, что критерии отбора в Сторожа мира завышены до и неимоверно и это позволяет немного побарахтаться в надежде на снисходительность к новичку. И еще есть призрачный шанс сорваться с привязи, не растворяясь бесследно в Великом Ничто. Но пока я его даже рассматриваю, робея накрыть этот лучик надежды своей мрачной тенью.

Изнутри толкнуло слабым отголоском неимоверного страдания, непомерной боли, сбивая с мыслей, вторгаясь в мой холод пылающей просьбой, неистовой мольбой о помочи. Заклинанием придти, нежно и любя взять за руку, принять на себя хоть часть, хоть долю боли и мук, что сейчас испытывает моя Мюрелл. Жажду, хочу, вожделею, крошу пальцами камень, седьмой уже зубец стены превращаю в невесомую пыль, но не могу - мне недозволенно. Прости, моя девочка, таковы сучьи правила нашего с тобой Сущего - ты должна вынести все это одна, сама. Без помощи кого или чего-либо переродиться во мне неведомое, но обязательно живое. Мертвецы Сущему в свите Хранителя не нужны, прости меня и пойми. Не в моих силах сейчас дать тебе то, что ты просишь. И я не жду от тебя прощения, нет его мне.

Брат мой Амис'снисс сочувствия не просит, хотя так же страдает, избавляясь от своей древесной трансформы. Но ему легче, он за Грань не уходил и не возвращался, выдергиваемый по воле бога смерти с Серых пределов. Мой, все также безымянный алый, Сущее не заинтересовал, оставлен как был и есть. А вот Сеточку, мое солнце, мою верную подругу и заботливую няньку, Сущее, как и Младшего, стерло. Походя и небрежно. Герой, то есть Хранитель, должен быть один. Но стерло не до конца. Не по зубам оказались космические технологии высшей сущности. Или просто отнеслась наплевательски? Не знаю. Но то, что я сейчас с вами говорю как еще человек, а не пафосно вещаю, только ее заслуга. Да и говорил бы я с вами, если не эти остатки человечности?

Глубоко во мне ее невесомый след, ее малая часть. Может быть, я и рискнул бы назвать это душой, но какая душа у нейросети, сами понимаете. Так что довольствуюсь тем, что есть и стараюсь поменьше об этом упоминать всуе, а то кто знает мою новую хозяйку? Вдруг жуткая собственница и ревнива неимоверно?

Так что я сейчас терпеливо и покорно ожидаю завершения предначертанного моей свите и предаюсь пространным размышлениям. Занимаюсь ерундой. Магистра Огранну третирую, смертных в замке пугаю, и королевскую рать держу на приличном расстоянии от замка в плену иллюзий. Им все кажется, что они просто сбиваются в пути, уже в который раз, и снова упорно движутся в 'верном' направлении, по кругу. Местные маги им помочь не в состоянии - силы не равны.

Эльнур Лосс`арсс, Гнев Леса, старый ушастый лис, появлялся рядом с замком, но я не захотел с ним встречаться. Что я ему отвечу, что он меня спросит? Да и нужна ли мне и ему эта встреча? Достаточно того, что их Господин, Бог Во Плоти, навещал меня две ночи назад. Мы долго молчали вместе на стене, а потом он ушел, оставив мне в подарок свою трубку.

Никогда не предполагал, что боги такие заядлые курильщики! И имеют столь забавные девайсы для скрашивания своего нескончаемого досуга, как вечные трубки и неиссякаемые кувшины с вином. М-да, чувствовать нам нельзя, а ощущать вяжущий вкус вина и сладкую горечь терпкого дыма, дозволено.

Ее эльерство госпожа старшая ключница Западного Замка Аннира пребывала в расстроенных чувствах и грозном раздражении. И еще не в пропадающем предчувствии плохого. Будто жирная, с длинной щеткой усов, переваливающаяся на коротких лапках противная крыса следовала за ней по пятам. В ледник, прачечную, кухню. Таилась под кроватью, под лавками, в темноте пыльных углов и только ждала удобного момента, что бы выскочить с мерзким писком и вцепиться ей в щиколотку. Впрочем, пыльных углов в замке у госпожи ключницы не было, да и быть не могло!

Эльера Аннира самодовольно подбоченилась и обвела суровым хозяйским взглядом залу для стражи. Ага, вот и тот, кого она все утро ждала! Приперся, сапоги грязные, кольчуга вся в жире, локти свои свин, на скатерть поставил! Сальные!

– Мофус! Твоя матушка была столь приличной женщиной, что я просто диву даюсь, как у такой достойной эльеры как она, родилось столь ужасное дитя! Грязное, непочтительное со старшими и....

Именуемый Мофусом стражник замка, из отделения брюхастого и кривоногого сержанта Свалки, испуганно втянул голову в плечи, заслышав наполненный отдаленными раскатами грома голос госпожи старшей ключницы. Если бы рядом с ним, на скамье, лежал шапель, то он бы его надел и туго застегнул подбородочный ремень, да и щитом бы прикрылся. Но рядом с ним была лишь пустота, и Мофус ошибочно полагал, что его плечи отнюдь не хуже чем панцирь у черепахи. В чем он сильно просчитался. Краткий звон связки ключей и последующий за ним удар по задумавшейся голове Мофуса, разрушил все его надежды. Он громко икнул, и не пережеванная каша вылетела из его рта, неопрятной кляксой расплываясь на скатерти.

– Ах, же ты свин вонючий! Я с ним как с человеком разумным говорю, а он! Мне на скатерть плюет! Кашей! Моей кашей! Из отборного зерна!

Мофус сделал попытку сползти под стол, но был крепко ухвачен за обшитый грубым сукном воротник кольчуги.

– Ты куда собрался, сын мерзкой ехидны! Кто тебя отпускал?

– Госпожа Аннира, во имя Милостивого и Всеблагого, прошу вас, оставьте в покое несчастного. Ему и так нелегко приходится, он ведь несет службу в Белом донжоне, а ваш гнев никак не добавит бедолаге стойкости и храбрости в карауле.

– Бедолаге? Этому слюнявому выкормывшу плешивого шакала нужна стойкость? Святой отец, в уме ли вы? Да ведомо ли вам, что эта пьянь несла о бедной девочке, несчастной пленнице, этого ужасного гостя магистра? Вот вы говорите он человек, а я говорю вам - нет! Демон говорю я вам, истинно демон, что не сходит со стены ни днем, ни ночью! Никак несчастье на наш славный замок призывает и темное колдунство творит! Вы бы изгнали его, ради всех милостей, отец Спесивиус? А я бы свечей из воска да полотна чистого вам в келью бы и снесла при оказии?

– Свечи, да, свечи это хорошо. И чистое полотно, не оскверненное краской с гадов ползающих, тоже угодно Всеблагому.

Отец Спесивиус задумчиво понаблюдал, как стражник пытается ужом выскользнуть из кольчуги и когда это ему почти-почти удалось, поинтересовался у госпожи Анниры:

– А что именно говорил стражник Мофус про гостью магистра?

Мофус замер и его половина лица в вороте кольчуги посерела от ужаса.

– Ах, святой отец! Да такое он молвил! Вот вам круг святой, сказать стыжусь!