Кол Будды
Шрифт:
Олег остался жив, но в скором поезде Смерти его место не осталось пустым. С тех пор он чувствовал, что сидит в нём не живой и не мертвый, сидит и мчится от черной земли к голубому небу. Мчится и мчится.
Год назад на шоссе его машина снесла стальной столб рекламного флажка. Снесла, на секунду превратившись в этот самый скорый поезд.
Брат, сидевший рядом, погиб мгновенно. А он даже не поцарапался. Но долго чувствовал, остро чувствовал, что Смерть везде, что она обхватила его привязными ремнями, чувствовал, что она мертво держит его за горло, и рука ее тянется из самого Олега, тянется из сердца.
Несколько
Это было в Кисловодске. Человек был бледен и до смешного костляв. Звали его Варфоломей Степанович. Он не освободил Олега от страшной хватки, но помог кое-что понять.
Оказалось, что скорый поезд, мчащийся от земли к небу – это всего лишь предчувствие Смерти. И что, она сама, скорее всего, у каждого своя. И если подопечный ее умирает, умирает и Смерть. А если умирает она – умирает подопечный. Умирает как земной человек.
Выпустив из жертвы кровь, он почувствовал себя необыкновенно живым. И тут Варфоломей Степанович, бледный, почти неживой, неожиданно воспрянул и задушил его. Нет, смерть этого шахтера задушила смерть Олега. Так ему показалось, перед тем, как он увидел себя в замкнутом темно-сером пространстве.
Темно-серым было все вокруг. Таким одинаково темно-серым, что ничего не различалось. И сам он был темно-серым. Лицо было темно-серым, руки. Все было темно-серым. Он чувствовал свои пальцы, но увидеть их на темно-сером фоне не мог.
А рядом была Она. Тоже темно-серая. Она тоже умирала. Олег пытался рассмотреть ее, свое второе Я, свою половину, пытался приблизиться, помочь. У него получилось. Не сразу, но получилось. Как только его живые еще пальцы на мгновение прикоснулись к ее мертвенно холодным перстам, появился свет.
Его включил двоюродный племянник. Обнаружив дядю в подвале, он сделал ему искусственное дыхание и отвез в реанимацию.
Если бы не он… Если бы не это прикосновение.
3.
Километрах в четырех от Архипо-Осиповки Смирнов остановился. Приютившая его щель называлась Змеиной; на левом ее борту на нескольких площадках, зависших высоко над морем, обитали среди сосен четыре амазонки возрастом от трех до семидесяти лет. Их возглавлял худощавый и степенный молодой человек – отец, муж и зять в одном лице. К пляжу и обратно они перемещались при помощи канатов (в том числе и трехлетняя девочка). Обросшего, небритого и беспалаточного новосела дикая семейка приняла настороженно, но тот этому не огорчился – мысли его были заняты Светой. Он воочию видел ее там, на архипо-осиповском пляже. Всего в часе ходьбы, всего в нескольких километрах…
Он видел ее глаза. Появится в них что-то теплое, когда он встанет перед ней? Или они недовольно сузятся?
Он видел ее руки. Нет, они не потянуться к нему. Они сожмутся в кулаки.
Он видел себя стоящим за балюстрадой и не решающимся подойти.
Наутро он побрился, оделся в чистое и пошел в поселок. Проник в него как разведчик, как партизан. Он двигался, вглядываясь в каждое лицо, в каждое тело. И увидел Свету и сына ее, Рому, оставшись ими незамеченным. Они, дочерна загорелые,
лежали на белых пластмассовых лежаках и полусонно читали. Она – Луизу Хей, известную учительницу жить легко, он – Гарри Поттера. Между ними лежала колода карт "таро".Подойти не получилось. Из-за карт. Увидев их, он услышал свой внутренний голос, нет, голос карт:
– Не суйся. На сегодня мы нагадали ей N из соседнего пансионата".
Купив в поселке вина и продуктов, он вернулся в щель. В обед, когда сидел на берегу, чиня "резинку" – рыболовную снасть – подошла старшая амазонка. Они поговорили, и Смирнов узнал, что сидеть в этой щели, сидеть ежегодно, ее семейство начало с конца сороковых годов.
Утром его вновь потянуло в поселок.
Света и Рома лежали на пластмассовых лежаках и читали. Луизу Хей – известную учительницу жить легко – и просто и Гарри Поттера. Между ними стояла бутылка "Клинского".
Он попил пива с чебуреками, купил арбуз, забыл на прилавке кошелек, вернулся за ним (отдали!), посмотрел в Интернете почту и совершенно довольный отправился в Змеиную Щель.
На следующий день, ближе к обеду, Он проходил Архипо-Осиповку в полной выкладке. Света и Рома дремали на лежаках. Между ними лежали на песке две пустые пивные бутылки.
4.
Галочка готовила "фирменный" омлет с парной телятиной и говорила по телефону с Натальей Владимировной из восьмого номера (за сто пятьдесят баксов в сутки), когда пришел Карэн. Пришел с плохой новостью, Олег это почувствовал по улыбке номер семь.
У Карэна было семь улыбок, он иногда показывал их в "своих" компаниях, и седьмая была самой нехорошей.
Они вышли на балкон покурить. Погода колебалась на грани ясно – облачно, то дул неприятный ветерок, заставлявший Олега запахивать халат с огнедышащими драконами, то выглядывало солнце, и становилось тепло, и хотелось улыбаться.
Карен закурил ментоловый "Вог". Обитатель номера с Галочкой по утрам курил легкий "Мальборо". Появившееся после первой затяжки солнце согрело его красивое лицо, и он улыбнулся.
Карэн ткнул ему пальцем в живот.
– А ты молодец!
Олег поморщился. Он не любил фамильярности.
– Почему это?
– Хорошо держишься…
– Слушай, ты что пришел? Если сказать что-то – говори, не тяни.
Поднявшийся ветерок заставил Олега запахнуть халат, неделю назад подаренный Галочкой на день рождения (вообще-то, по гороскопу он был Козерог, не Лев, но захотелось праздника, и праздновал весь отель).
– Вчера на обеде у Гриши Напалкова я видел Георгия Капанадзе. Он не верит, что ты с ним рассчитаешься тридцать первого. И пригласил всех присутствующих…
– К тебе в гостиную? Я, кажется, слышал об этом на базаре… От торговки семечками…
Карэн не улыбнулся.
– Да, пригласил. И пригласил ко мне в гостиную.
– А! Вот в чем дело… Ты боишься, что я предприму что-нибудь и тем потревожу твоих постояльцев? – сообразил Олег.
– Да, дорогой, – улыбнулся Карэн улыбкой номер шесть, уныло-грустной. – Ты хоть и болгарин по отцу, но ведь по матери наш, кавказский… Короче, я не хочу, чтобы один из твоих двоюродных или троюродных братьев подумал, что я в этом деле как-то замешан и…