Колчак
Шрифт:
Иногда в этих эшелонах находили себе временное убежище солдаты разбитых частей армии Колчака. Красные, отняв оружие и лошадей, отпускали их на все четыре стороны. Они брели по железнодорожному пути в лохмотьях, оставшихся от шинелей, в остатках сапог, ногами измеряя немыслимые сибирские расстояния. Местные крестьяне боялись их и не пускали к себе. Они набивались на ночь в нетопленые станционные здания, садились тайком на тормоза проходящих составов. Редкие, наверно, добрались до родной деревни. [1336]
1336
Левинсон А. Поездка из Петербурга в Сибирь в январе 1920 г. // АРР. Т. III. С. 204–205.
Начались военные мятежи. Первый случился во Владивостоке, где Гайда, засевший в той части станции, которая была объявлена
В ночь на 17 ноября взбунтовался батальон морских стрелков. Он присоединился к Гайде, чьи силы составили теперь около двух тысяч человек. Был выдвинут лозунг: «Довольно гражданской войны! Хотим мира!» Портовых рабочих, поддержавших мятеж, такие призывы не удовлетворили. У них были свои лозунги: «Вся власть Советам! Да здравствует РСФСР!»
Мятежникам удалось захватить здание вокзала. Но в город их не пустили японцы, перекрывшие все улицы. В распоряжении генерала Розанова, начальника края, не было других надёжных сил, кроме воспитанников местных военных училищ. Их он и двинул против Гайды, применив также и артиллерию. Вокзал на следующий день, 18 ноября, был отбит, мятеж провалился. Гайда был задержан при попытке укрыться в американскую казарму. Юнкера, безусые мальчишки, едва не расстреляли на месте «сибирского Бонапарта». Он был арестован, но чехи и союзники добились его освобождения. Вскоре он наконец выехал из России. [1337]
1337
Мельгунов С. П. Указ. соч. Ч. 3. Т. 2. С. 30–35; Сахаров К. В. Указ. соч. С. 191; Хартлинг К. Н. На страже Родины. События во Владивостоке, конец 1919 г. – начало 1920 г. Шанхай, 1935. С. 20–21, 34, 49–50, 63.
Однако обстановка во Владивостоке не стала лучше. Как вспоминал очевидец, продолжалось засилье союзников и спекулянтов, власть не пользовалась авторитетом и не ставилась населением ни в грош. Из ресторанов по-прежнему доносились пьяные голоса:
Погон российский, Мундир английский, Сапог японский — Правитель омский… [1338]Авторитет и популярность Колчака к концу осени пали так низко, как никогда за всё время его правления. И. И. Серебренников, бывший член правительства, вспоминал свой разговор в Иркутске с одной старушкой, богомольной и благочестивой.
1338
Там же. С. 86.
– Что же такое? Когда же большевики Колчака-то свалят? – спрашивала она.
– Чем же вам Колчак не угодил?
– Где уж угодить? Поди-ка на базар да спроси, что теперь четверть молока стоит. [1339]
При большевиках старушке наверняка пришлось пожалеть о Колчаке (про себя, но не вслух). Но как бы то ни было, дороговизна и пустые полки в магазинах – это очень веский аргумент против любого правителя.
Оживились давние враги Колчака. В дни омской эвакуации в Иркутске состоялось совещание представителей Всесибирского комитета партии эсеров, Бюро Сибирской организации РСДРП (меньшевиков), Центрального комитета объединений трудового крестьянства Сибири и Земского политического бюро. Участие земских представителей в таком совещании не должно удивлять. Сибирские земства – это не российские, которые занимались местным хозяйством (просвещение, здравоохранение, дороги, мелиорация), а в политику ввязывались неохотно и как бы поневоле. В своё время Столыпин задумал было ввести земства в Сибири, но, съездив туда, быстро раздумал – из опасения, что будут они слишком левыми и станут заниматься не столько хозяйством, сколько политикой. В 1917 году Временное правительство ввело земства в Сибири – и эти опасения сразу сбылись. Сибирские земства превратились в эсеровские гнёзда, местным хозяйством интересовались мало, в основном исполняли партийные директивы.
1339
Серебренников И. И. Мои воспоминания. Т. 1. Тяньцзин, 1937. С. 243.
Центральный комитет объединений трудового крестьянства Сибири – тоже эсеровская организация. Таким образом, на совещании в Иркутске доминировали эсеры. Роль меньшевиков была весьма скромной.
Совещание приняло решение о начале активной борьбы против Колчака, за создание
«демократической» сибирской власти, примирение с большевиками и окончание Гражданской войны. Для руководства борьбой был образован Политический центр. Мятеж Гайды во Владивостоке – это в основном дело рук самого Гайды. Все остальные восстания в городах были организованы Политцентром. [1340]1340
Процесс над колчаковскими министрами. С. 451, 653.
Первое из них вспыхнуло в Новониколаевске, где стояла одна из дивизий 1-й армии. За несколько дней до этого Колчак, поезд которого стоял на станции, узнал, что в гарнизоне происходит что-то неладное. Сахаров вызвал к себе командира дивизии А. В. Ивакина. 26-летний полковник, подтянутый и молодцеватый, подкупил начальство своей искренностью.
– Правда, что в вашей армии есть сочувствующие эсерам? – спросил командующий.
– Так точно, иначе быть не может, – бойко отрапортовал Ивакин, – наша армия Сибирская, а вся Сибирь – эсеры.
Сначала Сахаров с Ивановым-Риновым, а потом и сам Колчак провели с юным полковником воспитательные беседы, поверили его обещаниям не пускать больше в гарнизон штатских лиц и не лезть в политику – и отпустили. А потом уехали в своих поездах дальше на восток. Избавившись от воспитателей, молодой человек 6 декабря учинил мятеж, попытался арестовать командующего 2-й армией Войцеховского, захватил город, создал там «Комитет спасения родины» и объявил о прекращении войны с Советами. Мятеж вскоре был подавлен частями польской дивизии.
Ивакин попал под арест и, как говорят, был застрелен при попытке к бегству. [1341]
В отличие от первых мятежей Гайды и Ивакина, справиться со всеми последующими было уже гораздо труднее.
В октябре, когда в тайге уже лежал снег, был выслан новый отряд из русских и итальянцев, чтобы взять наконец Тасеево, которое стало прибежищем для всех недобитых партизан. После невероятных трудностей и лишений отряд добрался до повстанческой твердыни. Но взять её опять-таки не смог. Артиллерии у отряда не было. Мятежники же, ожидая гостей, усердно поливали водой склоны холмов, на которых расположено село. Вскоре все подступы к нему так обледенели, что по ним невозможно было подняться ни конному, ни пешему – да ещё под огнём.
1341
Сахаров К. В. Указ. соч. С. 188–189, 197; Мельгунов С. П. Трагедия Адмирала Колчака. Ч. 3. Т. 2. С. 88.
Тогда послали третий отряд – более значительный, с пушками, которые пришлось везти на санях в разобранном виде. Тасеево окружили со всех сторон и стреляли по нему до тех пор, пока оно не сдалось. [1342]
Но эта победа принесла властям, наверно, только моральное удовлетворение. Потому что как раз в октябре-ноябре произошёл новый подъём партизанского движения. Едва из какого-либо села, откуда только что были выбиты мятежники, уходил воинский отряд, как они возвращались и чинили расправу над всеми, кто вольно или невольно содействовал этому отряду, а также над теми, кто им просто не нравился. Тогда стали оставлять в некоторых сёлах небольшие гарнизоны. Но в обстановке начавшегося хаоса это тоже не помогло. Отряд либо истреблялся превосходящими силами партизан, либо разбегался. А иногда выходил из повиновения и сам начинал партизанить. Возникали также банды из сельских милиционеров, железнодорожников. Между ними случались боевые столкновения из-за дележа спорной территории. [1343]
1342
ГАРФ. Ф. 5960. Оп. 1. Д. 8 а. Л. 164–165.
1343
ГАРФ. Ф. 6219. Оп. 1. Д. 19. Л. 39, 82; РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 55. Л. 55.
После оставления Омска правительство фактически прекратило мобилизации. Теперь этим занимались только партизаны – и очень усердно. Если деревня отказывалась дать рекрутов, партизанские вожаки грозили её сжечь. Или же прибегали к массовым поркам – не хуже «официальных» карателей. Кроме того, производились реквизиции лошадей, саней, лыж и тёплой одежды. Нестор Каландаришвили (анархист, потом большевик), командовавший крупным отрядом в Иркутской губернии, имел обыкновение отбирать по дороге у всех встречных лошадей и тёплую одежду. [1344]
1344
ГАРФ. Ф. 6219. Оп. 1. Д. 19. Л. 28, 39, 47, 87 об.; РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 55. Л. 73 об.