Колчак

Рухнули в одночасье дисциплина и порядок. На улицах перемешались пьяные солдаты, матросы и рабочие. Вспыхивали пьяные драки. Китайцы деловито грабили пустые дома, накладывая добычу на подводы. Людям, всё это наблюдавшим, казалось, что наступил конец света. [364] Но это был всего лишь конец Порт-Артура.

Из этого ада удалось благополучно выскочить трём уцелевшим миноносцам, в том числе и «Сердитому». Они укрылись в нейтральных портах. Наутро буксир оттащил «Севастополь» из бухты на большую глубину. Были открыты кингстоны, немногочисленная команда пересела на шлюпку. Эссена удалось уговорить сойти с корабля чуть ли не в последнюю минуту. Броненосец опрокинулся и затонул. Бульканье было столь громким, что его слышали даже в притихшем после ночной вакханалии Порт-Артуре.

364

Мир Божий. 1905. № 10. С. 67–68.

Рано утром 20 декабря, когда Колчак и Круссер собирались начать обстрел Орлиного Гнезда, был получен приказ: первыми огня не открывать, стрелять только при наступлении японцев. Когда рассвело, за линией фронта, вплотную подошедшей к Скалистой, на вершинах сопок стало видно множество японцев. Они безбоязненно собирались на самых открытых местах, разглядывали русские позиции в бинокль и без бинокля. Кое-где слышались удары последних взрывов. Город и порт были скрыты в дыму догоравших пожаров. [365]

365

Советские архивы. 1990. № 5. С. 72.

В этот день встретились две делегации для заключения соглашения о капитуляции. Русскую делегацию возглавлял Рейс, уполномоченным от флота был капитан 1-го ранга Э. Н. Щенснович. Никто не подумал включить в делегацию городского голову, а потому о частном имуществе лиц и учреждений при подписании протокола даже не вспомнили. Всё оно потом было захвачено японцами. [366]

При встрече японцы передали русским уполномоченным условия капитуляции на английском языке. Было предложено в течение 45 минут изучить их и дать ответ. Пока разбирались с английским текстом, время истекло. Рейс был настроен принимать всё как есть. Тем более что японцы дали понять, что менять они ничего не будут: условия присланы из Токио. «Тут ничего не поделаешь, – сказал Рейс, – ведь они победители». Протокол был подписан.

366

Бубнов М. Указ. соч. С. 277.

После войны дело о сдаче Порт-Артура разбирала особая Следственная комиссия. Она пришла к заключению, что Стессель, сдавший крепость в то время, когда она ещё могла защищаться, «тем самым не исполнил своей обязанности по долгу присяги и согласно требованиям воинской чести». Рейс был признан его соучастником. Комиссия предъявила претензии к адмиралам Вирену и Григоровичу, которые не потребовали созвать военный совет, узнав о решении Стесселя сдать крепость, а наоборот, согласились включить в состав делегации Щенсновича, не дав ему чётких указаний. Претензии к Щенсновичу состояли в том, что он «не испросил точной инструкции у адмиралов относительно даваемого ему тяжкого поручения… и согласился без всякого протеста на предложение полковника Рейса подписать унизительные для достоинства России условия сдачи крепости». [367] Согласно протоколу о капитуляции нижние чины армии и флота отправлялись в плен. Офицеры могли возвратиться на родину, дав подписку (японцы переводили это слово как «присяга») о том, что они больше не будут участвовать в военных действиях в настоящей войне. Отказавшиеся дать подписку отправлялись в плен. Гражданские лица могли выехать на родину через какой-либо нейтральный порт или остаться в Порт-Артуре.

367

РГАВМФ. Ф. 763. Оп. 1. Д. 31. Л. 80–95.

Вся артиллерия, стрелковое оружие, военные сооружения и имущество передавались японцам. Портить и разрушать что-либо запрещалось. Офицерам было разрешено оставить при себе холодное оружие (по прибытии в Японию его отняли). Нижние чины могли взять с собой столько личного имущества, сколько могли унести, младшие офицеры по одному пуду, старшие – по два, генералы и адмиралы – по пять. (Впоследствии младшим офицерам разрешили взять до 60 фунтов веса – 24 килограмма). Это являлось нарушением Гаагской конвенции, которая предусматривала сохранение за военнопленными всего их имущества, кроме оружия и лошадей.

Офицеры засомневались, не противоречит ли требуемая подписка воинской присяге. Японцы согласились предоставить свой телеграф, чтобы сделать запрос на «высочайшее» имя. Вскоре была получена ответная телеграмма:

Генерал-адъютанту Стесселю.

Я разрешаю каждому офицеру воспользоваться предоставленною привилегией возвратиться в Россию, под обязательством не принимать участия в настоящей войне, или разделить участь нижних чинов. Благодарю Вас и храбрый гарнизон за доблестную защиту.

НИКОЛАЙ. [368]

368

Бубнов М. Указ. соч. С. 278, 282.

Текст поняли по-разному: одни, что можно дать подписку и ехать домой, другие – что лучше разделить участь солдат и матросов.

Вечером 20 декабря Колчак и его товарищи были извещены, что крепость сдалась. Одновременно пришёл приказ ничего больше не взрывать и не портить. Колчак записал в дневнике, что за ночь кое-что всё же уничтожили и испортили, но «взрывов никаких не устраивали». [369]

21 декабря в городе появились конные и пешие японцы. Очевидно, это были какие-то декоративные подразделения, не участвовавшие в боях. Солдаты и офицеры были аккуратно одеты – короткие меховые шубы, покрытые жёлтым сукном, на ногах – башмаки с застёжками (у пехотинцев) или сапоги (у конных). Рядом с конным офицером бежал его денщик. Русским это показалось необычно и забавно. [370]

369

Советские архивы. 1990. № 5. С. 72.

370

Нева. 1990. № 3. С. 204–205.

Насмотревшись на эту красоту, Вирен приказал, чтобы офицеры и матросы явились на сдачу в плен одетыми «по форме». Это было невыполнимо, потому что на позициях одевались не «по форме», а форма у многих сгорела вместе с кораблями. Но Вирен, как говорят, в день сдачи выходил из себя и ругался. [371]

Последняя запись в порт-артурском дневнике Колчака сделана 21 декабря. «К вечеру я снял посты и оставил только дневальных на батареях и увёл команду… в город, – писал Колчак. – Ночь тихая, и эта мёртвая тишина как-то кажется чем-то особенным, неестественным». [372] Отточие в предпоследней фразе дневника означает непрочитанное слово. Последние записи сделаны очень неразборчиво. В некоторых словах буквы сливаются в одну линию со слабыми изгибами, как на затухающей кардиограмме. Колчак в эти дни был очень болен и едва держался на ногах. Кроме лёгкого ранения, у него разыгрался суставный ревматизм. [373] Не исключено, что начиналась цинга.

371

Тимирёв С. Н. Воспоминания морского офицера. СПб., 1998. С. 63.

372

Советские архивы. 1990. № 5. С. 72.

373

АРР. Т. Х. С. 191.

22 декабря гарнизон сдавшейся крепости был выведен на сборную площадь. Начался приём пленных, растянувшийся на три или четыре дня. По японским данным, было зарегистрировано более 23 тысяч человек. Из них в боеспособном состоянии находилось не более 15 тысяч. Остальные – легко раненые, выздоравливающие, цинготные (в начальной стадии). Тяжело раненые и больные остались в госпиталях. После капитуляции иностранным корреспондентам удалось, наконец, выудить у японцев данные о численности их армии под Порт-Артуром. По сведениям Э. Ашмед-Бартлета, крепость осаждало 97 тысяч человек, а 20 тысяч находилось в резерве в Дальнем. [374] До самого последнего дня Порт-Артур сковывал огромные силы. Откуда взялись у Стесселя данные о 12 тысячах, остаётся неизвестным. Потери японцев под Порт-Артуром составили около 70 тысяч убитыми и ранеными. [375] Ноги положил под Порт-Артуром целую армию.

374

Ашмед-Бартлет Э. Указ. соч. С. 292–293; РГАВМФ. Ф. 763. Оп. 1. Д. 219. Л. 37 об.

375

Джемс Д. Указ. соч. С. 103.

По мере приёма на сборном пункте формировались партии пленных, отправлявшихся в Дальний. У всех, кто прошёл этот путь, остались о нём самые плохие воспоминания. «…Мы целых пять дней тащились пешком до станции железной дороги, ночуя то в грязных китайских хижинах, то в полуразрушенных казармах, в лучшем случае в летних палатках, а команда – прямо под открытым небом, и это при холодном северном ветре и морозе, – писал Н. О. Эссен жене. – Вещи пришлось побросать, так как багаж был ограничен. Не было сделано никакой разницы между стариками-командирами и молодёжью. Пища давалась матросская, есть приходилось по-свински, так как ничего с собой не было… Вообще гадость, мерзость…» [376] Также, только более подробно, описывает этот 35-верстный переход и Тимирёв.

376

Отечественные архивы. 1996. № 3. С. 67.

На железнодорожной станции пленных посадили в товарный поезд и доставили в Дальний, где разместили в недостроенных зданиях женской гимназии и реального училища. В Артуре требуемую подписку дали 20 процентов офицеров, а в Дальнем, после перехода, число подписавшихся дошло до половины [377] (среди них были и некоторые старшие начальники). Но Вирен, Эссен и ряд других высших офицеров флота отказались давать подписку. Из Дальнего пленные переправлялись в Японию, где и происходило отделение подписавшихся от неподписавшихся.

377

РГАВМФ. Ф. 763. On. 1. Д. 219. Л. 40.