Кольцо и крест

А ведь он даже не шевельнулся.

— Арнис, - сказала Иволга. Он не ответил.

— Арнис, ты меня слышишь? Привет. Это я. Перехожу на прием.

Арнис молчал. Иволга взяла его запястья и с силой отвела руки от лица.

Пьяный, конечно, в доску. Глаза мутные. Вдруг накатило воспоминание, заставившее Иволгу задохнуться - так уже было однажды. И никакое это не дежа вю. Так было. На Ярне. Он пил, сидя перед рамкой экрана. Он не имел права отвести взгляда. Но просто чудо, что сагон не атаковал его в этом состоянии. Там сагонов было полно. И вот так же Иволга сидела рядом и утешала его тогда: ну успокойся, что же делать, она же знала, на что идет, ты ее предупредил, мы все этим рискуем, что же теперь, надо закончить дело…

Только как утешить его теперь? Половины отряда нет. Меня бы кто утешил, зло подумала Иволга. Мира, кольнуло в сердце, и чуть слезы на глаза не навернулись.

— Коз-зел!
– сказал Иволга от души, - ну-ка прекрати сейчас же! Ты посмотри, на что ты похож! Ты думаешь, кому-то из нас легче?

Арнис шмыгнул носом и уставился на нее.

— Хоть немного соображать можешь? Ну погибли они, что дальше? Теперь ты и нас всех хочешь погубить? Господи, какое дерьмо эти мужчины!
– вырвалось у Иволги, - почему вы все такие слабаки… тряпки такие! Почему женщины в сто раз сильнее вас? Да будь здесь Ильгет, она бы уж себя так не вела, как ты! И не закрывай лицо, не закрывай. Соображаешь хоть что-нибудь, или совсем как свинья набрался?

— Соображаю, - тихо сказал Арнис. Он положил руки на стол и посмотрел на них с удивлением.

— Слава Богу, еще не совсем разум потерял.

— Иволга… ты все правильно говоришь, - сказал Арнис, - я свинья. И козел. Нет, я на самом деле гораздо хуже, в том-то и проблема…

Он махнул рукой.

— Погибли они. Да. У нас никогда еще такого не было, чтобы столько сразу. Одновременно. Ведь пять человек! Только… я не знаю, из-за этого или нет, я просто сломался. Ну сломался, и все… понимаешь?

Тихая, застенчивая пьяная улыбка.

— Мне это слишком… понимаешь, слишком уже. Ты права, я слабый… наверное. Ну, уйду, что же сделаешь.

— Господи, Арнис, да что такое случилось?
– воскликнула Иволга, - вроде, ты не был таким уж слабым. Что сейчас-то произошло?

— Сейчас… я убийца. Я понял это. Отец Маркус говорил, что это не грех, но это - ЭТО уже точно грех. Я убийца, Иволга, я не могу так больше.

— Ты спас кучу народа. При штурме города. Ведь это ты приказал использовать аннигилирующие…

Арнис горько усмехнулся.

— Это капля в море, Иволга. В море тех, кого я убивал.

Он умолк. Это нельзя объяснить. И рассказать нельзя. Как расскажешь про темные пятна, въевшиеся в землю? Как ноги убитых бессильно волочатся по земле? Предсмертный крик - "Да здравствует Цхарн!"

Они не были эммендарами. И даже сингами, по большому счету, не были. Потому что служили они не сагону - а Родине и тому, что считали истинным.

Пусть это какая-то неверная истина. Но чем же наша истина вернее, если во имя ее их всех пришлось перебить?

И запах горелого мяса. Я заставлял себя смотреть. Мне все время хотелось закрыть глаза, но я видел все. И стрелял - сам.

— Что тут такого особенного?
– спросила Иволга, - они же психи, Арнис. Знаешь, у нас на Терре такая болезнь была неизлечимая - бешенство. Если ею заболевала собака, ее сразу уничтожали, потому что она кидалась бессмысленно всех кусать и заражать. Вот они такие же собаки. Ты посмотри, ну ладно, то, что они таранили нас самолетами, можно понять. Но применить гравитационное оружие… это либо прямое внушение сагона, либо просто безумие. Они же могли разрушить планету - зачем? Чтобы она ни им, ни нам не досталась? Дикость. И ты хочешь, чтобы мы их не убивали? А как иначе?

Арнис кивал.

— Да, да, я все понимаю. Я знаю, что они такие. Но так-то тоже нельзя…

— Как нельзя? Да что такого особенного, Арнис? Это что, первый бой, в котором ты участвуешь? Да ты же вообще ско! Опомнись.

Он снова криво усмехнулся. Расскажи… что особенного.

Это не рассказать. Даже непонятно, с чего начинать-то… с какого-то запомнившегося лица, с голубых глаз, горящих ненавистью. Гордостью. Сознанием своей правоты. Как деловито срывают с трупа наручники, идут за следующим… а что чувствуют мои десантники? Кажется, совсем ничего. Потому что они выполняли мой приказ? Не знаю. А может быть, просто не делятся со мной переживаниями… Иволга сидит, ждет чего-то. А что я могу ей сказать?

— В Этраге, - начал он и снова замолчал, - В Этраге мы взяли триста восемьдесят человек пленных. Дэцин приказал мне ликвидировать их. Я… разделил свою декурию на пять частей, и мы… это мы долго делали. Двое выводили очередного лервенца, я задавал ему один только вопрос - не хочет ли он перейти на нашу сторону. Или хоть оставить оружие и не воевать больше. Ни один не согласился. Ни один даже не соврал. И тогда я убивал, просто в висок из бластера. Хоронили мы их в братской могиле. Имена и номера - у них ведь номера - все переписали.

Он умолк. Сейчас, когда рассказал, все это казалось бредом сумасшедшего. Но Иволга положила руку ему на запястье.

— Тебе нужно было просто пустить газ. Они бы спокойно умерли во сне. И быстро.

Арнис дернулся, как от удара.

— Иволга, я не мог! Ну не мог я. Скажи, что я слабый, что я свинья. Все, что угодно, не мог я! Так не убивают людей… они-то ведь не свиньи.

— А так ты потерял рассудок.

— Да. Вот ты сейчас все обо мне. Я рассудок потерял. А тех людей уже не вернуть. Я вернусь к Ильгет, к детям. А их жены и дети?

— У них не было детей, - зло бросила Иволга, - они сдавали их в общины с раннего возраста.

— Все равно. Я так не могу.

— В чем принципиальная разница, Арнис? В их убийстве была военная необходимость. Ты не задумался бы, убивая их в бою.

— Не знаю… есть разница.

— На самом деле разницы нет. Есть только то, что твоя психика теперь надломлена… этим многочасовым расстрелом. Ты же самому себе устроил пытку. Им тоже, впрочем, но… наверное, ты прав, я бы сама предпочла так умереть. Просто ты теперь в таком состоянии, что тебе чудится эта разница. Которой на самом деле нет.

— Знаешь, Иволга… не слишком ли много мы себе прощаем? Я вот подумал. Когда я стал ско… не думай, что мне первое убийство далось легко. Я его до сих пор помню. Там шибаг был. Мы были на равных, и даже он сильнее. Мне всего семнадцать лет, и один только плечевой бластер. Он вовремя сработал. Я был прав, и все равно я помню это как сейчас. А потом я как-то стал считать это нормальным. Подавил голос совести. Ведь совесть, она все равно есть. Хоть тебе десять священников будут твердить, что все правильно, а совесть… Потом оказалось, что и десятки людей убить - это нормально. И бомбу сбросить. И даже своими руками резать десятки, сотни - нормально. Правильно, похвально даже. Подвиг, можно сказать…