Кольцо и крест

— Я это видела, сагон показывал мне это. Боль снял. Так хорошо было, знаешь. Когда ты уже много дней ни о чем, кроме боли, не думаешь… а тут совсем ее нет. И еще этот мир, весь такой светлый, красивый. Наверное, если умираешь, то так. Сразу облегчение. А потом… потом он сказал, что я не доверяю ему до конца, и все вернулось. И тогда он стал эти иглы втыкать. И там уже совсем другое было.

— Бедная, - Айледа сочувственно погладила ее по плечу, - теперь я понимаю, почему у тебя не получается. Все эта травма… нам надо как-то избавиться от этого. Ты сама-то понимаешь, что это просто рефлекс? Что мир здесь ни при чем, просто у тебя воспоминание о боли?

— Да… понимаю.

Айледа уселась напротив нее.

— Я подумаю, что тут можно сделать.

Арнис выслушал, как всегда, внимательно. Услышав о том, как вернулась боль, он побледнел.

— Иль, честно, я не хочу, чтобы ты этим занималась.

— Да что ты?
– Ильгет взглянула на него с удивлением, - это же просто рефлекс. Воспоминание.

Он положил руку ей на плечи. Прижал к себе. Наконец сказал.

— Наверное, ты права. Просто я помню, как тебе было. Понимаешь, я видел. Со стороны. Я даже не говорю про то, что было в тюрьме. Я видел, как тебе было больно уже здесь, какие у тебя приступы были потом по ночам. Это у многих бывает после болеизлучателя. Но видеть это… - он покачал головой.

— Арнис, ну ты что? Не умеешь абстрагироваться? Ну мало ли, кому больно, и отчего, - Ильгет вдруг вспомнилась последняя акция на Анзоре, и она прикусила язык.

— Деточка, но это не кому-то. Это тебе. Это еще хуже, чем если бы мне самому. Деточка, если бы ты это могла представить, как я себя тогда чувствовал, когда ты там лежишь, губы кусаешь, кричишь, а я ничем, ничем не могу помочь… только за руки держать и ждать, пока пройдет. И еще благодарить Бога, что я хоть за руки могу держать и излучателем согревать, и хоть чем-то помочь, потому что было ведь еще хуже. Иль, я не хочу, чтобы тебе опять было больно. Все равно, отчего, - прошептал он, касаясь губами ее виска.

— Любимый, - сказала Ильгет, - какой же ты хороший у меня, Арнис… не знаю я, за что ты меня так любишь-то.

— Тебя за что? Ну и вопросы… я понимаю, я бы спросил, за что меня любить.

— Ты самый лучший. Таких, как ты, вообще не бывает.

Она гладила его по голове, целовала лицо.

— Арнис, ты только не поддавайся этому. Ты ж пойми, что я в ДС, как и ты. Не хватало нам еще начать жалеть себя. Сейчас другое важно, попробовать овладеть этими методиками, - Ильгет умолкла. Что-то эти методики не вызывали у нее доверия.

Если для того, чтобы одолеть сагона, надо стать сагоном…

— Это, конечно, важно. Ты права. Но ведь смотря какой ценой.

— Уж во всяком случае цену своей жизни я бы за это отдала. Спасение - нет, а жизнь - да. Подумай сам, Арнис, нам больше не придется убивать людей. Никогда. Только мы - и сагоны. Неужели за это не отдашь все? Хотя, конечно, - Ильгет вздохнула, - в это слабо верится.

— Ну почему слабо. У кнасторов же получается как-то.

— Я не о том. Да, получается. Может, и у меня получится. Я все-таки, Арнис, боюсь, что не от Бога все это. Что не тем я чем-то занимаюсь. Я это объяснить не могу, просто такое чувство. Понимаешь, как говорил отец Августин, как будто мы ломимся туда, где можно только просить…

— Знаешь что, Иль? А почему не попросить, собственно?

— В смысле?

Арнис явно увлекся идеей.

— Понимаешь, мы как-то неверно подходим к вопросу. Ты напрягаешься, делаешь эти упражнения. Ничего не получается. Айледа форсирует события. Ты поручаешь душу Богу, чтобы Он тебя защитил. А почему просто не попросить Бога об этом? Ведь мы же просим Его о чем-то другом. Когда это действительно нужно. Ну о победе, скажем. Об успехе операции. Чтобы кто-то выжил. Неужели же это нам не нужно? Ведь ты же не для своего удовольствия все это делаешь? Мы можем Его просить, чтобы он дал тебе, а потом и нам всем по возможности эти сверхъестественные способности. Чтобы Он - Он сам - сделал нас такими… чтобы мы могли противостоять сагонам реально и уничтожать их. Понимаешь?

— Да, понимаю, - медленно сказала Ильгет, - ты прав.

И добавила.

— Только когда Его просишь, то всегда имеешь в виду: если на то будет воля Твоя.

— Так с этим и невозможно спорить. Давай будем молиться об этом ежедневно. Ежедневно, скажем, малый круг на четках. Хорошо? И попросим отца Августина.

— Да, с ним в любом случае надо поговорить.

Отец Августин полностью поддержал идею Арниса.

"Господи, - сказала Ильгет мысленно, - помоги нам победить сагонов. Помоги нам научиться их побеждать. И для того, чтобы мы могли их победить и не приносить в жертву невинных людей, дай мне способности кнастора. Дай мне сравняться в силах с сагонами. Если будет на то воля Твоя".

Айледа подошла к столу, села напротив нее.

— Попробуем сегодня еще раз, Иль. Знаешь что, я поразмышяла над твоим случаем. Дело тут вот в чем. Ты должна научиться не жалеть себя. Это трудно, я понимаю. Всегда кажется, что своя боль невыносима, что хуже быть не может. Всегда хочется себя пожалеть и пощадить. Но если ты хочешь двигаться дальше, ты должна научиться не обращать на это внимания. Выкинуть эти воспоминания из головы. Ну было, надо забыть и двигаться вперед.

— Не так-то это легко, - Ильгет немного обиделась. Айледа покачала головой.

— Поверь, я знаю, о чем говорю. Я прекрасно знаю это чувство, когда хочется полностью уйти в это воспоминание о боли и жалеть себя. Но оно расслабляет и не дает действовать. Надо стараться убедить себя, что боль была не сильной, и что она в прошлом. Ведь так оно и есть, правда?

— Ну… да, - сказала Ильгет. Внутри она ощущала несогласие и даже обиду. Хотя Айледа была абсолютно права. И у нее самой были такие мысли. И она сама это знала.

И когда Арнис начинал предаваться своим страшным воспоминаниям, она жалела не себя, а его, и ей в эти моменты казалось, что и правда - и боль-то ее не была такой уж сильной… ну подумаешь… Он переживает из-за того, что не стоит переживаний. И давно ушло в прошлое.

И когда он жалел ее, ей всегда хотелось сказать: да брось ты. Мелочи какие. Она ощущала себя сильной в такие моменты. И боль для нее не существовала. И прошлое не имело значения.

Но сейчас все было наоборот. Ей хотелось сказать: ничего себе, однако, не сильной была боль! Попробовала бы ты сама такое пережить! Да хоть несколько минут на болеизлучателе. Я бы посмотрела, сколько лет ты это вспоминала бы! И как легко говорила бы потом "ах, все это в прошлом".

Ильгет устыдилась своих некрасивых мыслей. И вот так всегда у Айледы! Почему-то здесь проявляются худшие качества Ильгет. Всплыла строчка из полузнакомой песни, вроде, какого-то перевода Иволги: "Как на черном - так чистый, как на белом - рябой". Вот это про нее. Рядом с обычными людьми она себя ведет пристойно. А рядом с кристально чистой, духовно праведной Айледой становится нехорошей. Эгоистичной. Суетной. Обиды какие-то прорываются. Нет, нельзя так.

Айледа же правильные вещи говорит.

— Давай попробуем еще раз. Теперь все же ты сама… - сказала Айледа.

Но и в этот раз с медитацией ничего не получилось.

А вскоре с тренировками пришлось совсем прекратить. Ильгет снова была беременна.

Это оказался мальчик, Ильгет была безмерно счастлива. Но заниматься в этом состоянии невозможно. Иолла отбирает энергию. Выход в тонкий мир, как объяснила Айледа, и вовсе невозможен - беременность слишком привязывает к материи. Да и вредно для ребенка.