Кольцо и роза, или История принца Обалду и принца Перекориля

_{Если на сердце кручина,}

_{Знай — бессильна медицина!}

Все эти поклепы и наветы не пропали даром для принцессы Анжелики; она стала холодно поглядывать на кузена, потом принялась смеяться над ним и вышучивать его глупость, а потом издеваться над его вульгарными знакомствами и так безжалостно третировать его на придворных балах, пиршествах и других праздниках, что бедняга Перекориль совсем захворал, слег в постель и послал за доктором.

У его величества короля Храбуса были, как вы знаете, свои причины не любить племянника; и если кто из читателей по наивности этого не понял, пусть прочтет (конечно, с разрешения заботливых родителей) пьесу Шекспира, где рассказано, отчего король Джон недолюбливал принца Артура. [4] Что до венценосной, но забывчивой тетки Перекориля, то ее родственные чувства определялись поговоркой: с глаз долой — из сердца вон. Покуда она могла играть в карты и принимать гостей, ее больше ничего не занимало.

4

Имеется в виду хроника Шекспира «Король Джон», в которой рассказывается, как король Джон захватил престол, по праву принадлежавший его племяннику, принцу Артуру, и подослал к нему убийцу.

Наверно, эти клеветники (не будем называть их имен) были бы рады, если бы доктор Плати-Глотай, королевский лекарь, извел Перекориля, но сколько тот ни пичкал его снадобьями, сколько ни пускал ему кровь, кончилось все лишь тем, что юноша пролежал в постели несколько месяцев и стал тощим как щепка.

Пока он лежал больной, к пафлагонскому двору прибыл знаменитый художник по имени Томазо Лоренцо, придворный живописец соседнего короля — повелителя Понтии. Томазо Лоренцо рисовал всех придворных, и все были довольны его портретами; ведь даже графиня Спускунет выглядела у него молодой, а Развороль — добродушным.

_{Живописец льстил безмерно,}

_{Сам в душе смеялся, верно!}

— Художник изрядно льстит заказчику, — говорили иные.

— Совсем нет! — возражала принцесса Анжелика. — Ну кто в силах польстить мне? По-моему, он даже не передал всей моей красоты. Терпеть не могу, когда люди не ценят талант, и надеюсь, что мой милый папенька наградит Лоренцо рыцарским Орденом Огурца.

И хотя придворные утверждали, что смешно ее высочеству у кого-то учиться живописи, — так прекрасно она рисует, — все же принцесса Анжелика решила взять урок-другой у Лоренцо, и, пока она у него занималась, ее рисунки были чудо как хороши. Часть их была напечатана в «Дамском календаре», остальные проданы по высокой цене на благотворительном базаре. Разумеется, на каждом рисунке стояла ее подпись, тем не менее я, кажется, догадываюсь, из чьих рук они вышли: того самого хитреца живописца, что явился в Пафлагонию не только затем, чтобы обучать Анжелику рисованию.

Однажды Лоренцо показал принцессе портрет белокурого юноши в доспехах, чьи прекрасные синие глаза глядели и печально и загадочно.

— Кто это, любезный синьор Лоренцо? — осведомилась принцесса.

— В жизни не видывала подобного красавца! — подхватила графиня Спускунет (вот ведь лиса!).

— Это портрет нашего юного монарха, ваше высочество, — отвечал живописец, — его высочества Обалду, наследного принца Понтии, герцога Необозримии и маркиза Дремурии, кавалера Большого Креста почетного Ордена Тыквы. Этот орден, — он блестит на его благородной груди, — его высочество получил от августейшего родителя, его величества Заграбастала Первого, за отвагу, проявленную им в битве при Тиримбумбуме, где его высочество собственноручно сразил повелителя Дылдии и еще двести одиннадцать великанов из двухсот восемнадцати, составлявших лейб-гвардию этого князя. Остальных рассеяло бесстрашное понтийское войско после отчаянной схватки, в которой наши понесли большой урон.

«Ах, что за принц! — думала Анжелика. — Как храбр, невозмутим и как молод, — настоящий герой!»

— Его ученость не уступает доблести, — продолжал придворный живописец. — Он в совершенстве знает все языки, восхитительно поет, играет на всех инструментах, сочиняет оперы, которые тысячу раз подряд идут на сцене нашего королевского театра; однажды он даже танцевал в балете перед своими августейшими родителями и был до того хорош, что от любви к нему умерла его кузина, прелестная дочь повелителя Керсии.

— Но отчего же он не женился на этой бедной принцессе? — со вздохом спросила Анжелика.

— Они состояли в очень близком родстве, ваше высочество, а церковь запрещает подобные браки, — сказал живописец. — К тому же августейшее сердце нашего молодого принца уже занято.

— Кем же? — не отставала Анжелика.

— Я не вправе назвать имя этой принцессы, — отвечал живописец.

— Тогда хоть скажите, с какой буквы оно начинается, — попросила Анжелика, и сердце ее учащенно забилось.

— Угадайте сами, ваше высочество, — предложил Лоренцо.

— С «Я»? — спросила Анжелика.

Художник ответил, что нет; тогда она назвала «Ю», потом «Э», потом «Ш» и так перебрала почти весь алфавит.

Когда она дошла до «Г» и все не могла угадать, ею овладело сильное волнение; когда назвала «В» и тоже услышала «нет», взволновалась еще пуще, а когда назвала «Б», и «Б» тоже оказалось не той буквой, она воскликнула:

— Спускунет, милая, дайте мне свой флакон с нюхательной солью!

А потом, уткнув личико в плечо ее сиятельства, еле слышно прошептала: Неужели с «А», синьор?

— Угадали. И хотя, повинуясь приказу своего юного повелителя, я не смею назвать вашему высочеству имя той принцессы, которую он любит нежно, страстно, преданно, восторженно, я могу показать вам ее портрет! возгласил лукавец.

И он подвел принцессу к золоченой раме и отдернул висевший на ней занавес.

Подумать только — перед ней было зеркало! И Анжелика увидела в нем себя.

_{Все принцессы и графини,}

_{Право, лучше на картине.}

ГЛАВА СЕДЬМАЯ, в которой Перекориль ссорится с Анжеликой

Придворный живописец его величества короля Понтии вернулся во владения своего монарха и привез с собою множество набросков, сделанных им в столице Пафлагонии (вы, конечно, знаете, мои милые, что зовется она Бломбодингой); но самым прелестным из всех его рисунков был портрет принцессы Анжелики, посмотреть на который сбежалось все понтийское дворянство. Король был так восхищен этой работой, что наградил художника Орденом Тыквы шестого класса, и отныне живописец стал сэром Томазо Лоренцо, кавалером Ордена Тыквы.