Кольцо предназначения
Шрифт:
Глава 1
Она бежала – задыхаясь, с трудом переставляя ноги, увязая по колено в густом снегу. Спину пекло нестерпимым жаром, а лицо обжигало холодом. Оглянувшись, увидела стремительно приближающуюся стену огня – пожар! Посмотрела вперед – на нее надвигался безмерный холод: прозрачные еловые лапы, хрупкие даже на вид, остекленевшее небо. Спасения не было.
Нет, спасение есть – на ее руке, на пальце... Потемневшее от времени кольцо каким-то образом могло уберечь и от огня, и от холода, но едва она разжала кулак – кольцо скатилось с пальца капелькой ртути и ушло глубоко в снег. И сразу не стало ни неба, ни земли, ни огня, ни холода, только мутный туман, и страшнее этого тумана ничего не было.
– Холодный берег, – сказала во сне Вероника.
– Вставать пора! Вставать пора! Семь утра! Вставать пора!
Мерзкий механический голос с китайским акцентом. Хотя бог его знает, какой акцент у этих китайцев, живьем их никто не видел. Вьетнамцев на рынке полно было,
Ох ты, как тяжело подниматься, когда за окнами такая темень и холод, а ветер кидает снежинки в окно горстями, злобно так кидает и посвистывает... И кошмар этот привязался, как назло. Лес, пожар, кольцо. Сейчас бы полежать и обдумать все как следует. А нужно одеваться, и тащиться через сугробы к автобусу, и трястись в нем восемь остановок, выставлять «точку», и целый день на ногах, на сквозняке, а потом проделать все эти действия в обратном порядке! Но завтра у Вероники выходной, в автобусе трястись будет сменщица, а она останется в постели – спать до полудня. После займется постирушкой да состряпает что-нибудь долгоиграющее, вроде плова, чтобы несколько дней завтракать и ужинать разогретым, а в награду себе за хорошее поведение съест припасенное накануне пирожное, посмотрит кино по телевизору и ляжет спать пораньше... Хорошо!
Вероника чистила зубы, умывалась, причесывалась, мысли же текли своим чередом. Вот только плохо, что придется еще завтра ехать к бабушке. Зачем? Затем, что у нее валенки есть. Зимняя погода установилась только к середине декабря, снег толком так и не выпал, но уж подморозило – только держись! Сегодня Вероника еще как-нибудь простоит в сапогах, но в последний раз. Вот и валенки пригодились, выходит, правильно их бабуля хранила. Не слушала внучку, когда та забегала в гости и зудела: зачем весь этот хлам на антресолях, моль от него да пылища, фу! Упрямая старуха только губы поджимала. Непривычна была раскидываться добром.
– Вот погоди – меня выбросишь, тогда и все выбрасывай, – отвечала внучке заученно. – Да не бухти! Глядишь, и сгодится... Мало ли куда жизнь забросит, как судьба повернется...
Бабуля Вероника, Вероника Андреевна, в честь которой и назвали внучку, знала, о чем говорит. За ее строгими плечами и не по-старчески прямой спиной махрился и сурово серел изношенный плат долгих лет, десять из которых она провела в Сибири вместе с мужем. Сразу после войны и посадили. Зачем в плену был? Зачем не сражался с врагом до последней капли крови? А как ему было сражаться, если состоял дед в строительных войсках, и погнали их восстанавливать мост, а оружия не дали? Много ли навоюешь одной лопатой? Виноват, стало быть, что не погиб в плену. Так чего ж? Но ничего, потом оправдали, выпустили, дали хорошую квартиру. Оно и в Сибири можно было жить... Но холодно очень, а сама Вероника Андреевна с Астрахани родом, к холодам не привыкла, вот и напугалась на всю жизнь...
Тогда блестящая девочка Вероника, приезжавшая навестить бабушку, и думать не могла, что когда-нибудь понадобятся ей валенки и пуховая шаль, бережно хранимая в пятилитровой стеклянной банке – от моли, и что будет она покупать крем «Румяные щечки» – да что бы вы знали о щечках! Румяными они становятся, если легкой походкой продефилировать от лимузина до бутика, а от долгого стояния на ледяном сквозняке щечки (и нос тоже!) делаются иссиня-багровыми! Тогда еще и не думала и не знала об этом Вероника. Впереди лежала изумительная, прекрасная жизнь, наполненная цветами, и синими реками, и музыкой, и всевозможной романтикой, и новые платья в ней были, и косметика «Ланком», а не «Румяные щечки» фабрики «Новая заря», и мама была жива, и отец не получил седины в бороду, а беса, соответственно, в ребро!
Но что делать? Делать нечего. Что мы имеем, то мы имеем, как говаривал предатель Данила. Нужно одеваться и тащиться на рынок – зарабатывать хлеб насущный. Колготки теплые, носки шерстяные. Штаны простеганные, на байке. Шерстяной свитер – полинявший, зато теплый и родной! Пуховый платок взять с собой, уже на «точке» тщательно обернуть поясницу. Отвратительный зелено-лиловый пуховик. Шарф. Шапка у Вероники редкостная, сочетает удобство, тепло и красоту – ушанка на кроличьем меху. Самые стильные девчонки в таких ходят! Холодно – опусти уши, тепло – подними! Милое дело. Вероника, посмотрев в зеркало, привычно расстроилась. Во-первых, потому что она такая копна – не видно под стогом одежд девичьей фигуры, хоть ты реви! Во-вторых, потому что сглупила – оделась прежде чем обулась, теперь тяжело будет нагибаться, втискивая шерстяные лапы в сапоги. Все же справилась и с этим, кряхтя и потея. На часы взглянула – мама дорогая! Да ей же пора бежать впереди собственного визга!
А вот не копалась бы, не размышляла бы за чаем, а потом перед зеркалом в ванной – может, и удалось бы сесть в автобусе. Тут как угадаешь. Слишком рано выходить нельзя – на базар селяне едут. Раньше их колхозниками называли и теперь иногда называют по старой привычке. Селяне везут
свою снедь, что ими от трудов своих кропотливых на продажу приготовлено. Едут они до той же остановки, что и Вероника, но торгуют не в рынке, где надо деньги за места платить, а около. Там тоже надо платить, но на порядок меньше! Прямо на земле расставляют картонные коробки да всяческие жалкие приспособления для торговли. Мысленно Вероника именовала их товары довольно-таки уважительно – дарами. Да и можно ли назвать иначе, скажем, темно-рудые свекольные горки и розовые горки картошки лучшего сорта «саратовский рубин». Или загадочные банки с маринованными огурцами и восклицательным знаком перевернутого вверх тормашками зонтика укропа. Или соленые, даже на вид поскрипывающие и словно бы на стол просящиеся, подходящие, ладные-годные к любому застолью груздочки. Или связку звонко замороженных искристых судаков, от которых, как гордо заметила одна из торговок, «и душа, и уха радуются»... Неосознанно Вероника радовалась дарам. Что-то земное, глубокое и корневое заключалось в этой немудреной снеди. Даже в горьких, сиротских гроздьях калины. Даже в медовом разломе громадной тыквы, только что, кажется, примчавшейся с волшебного бала...Селяне рано едут, им надо успеть места занять – конкуренция суровая. Теперь вторая волна пошла – служащие и свои, товарки. Вот в промежуток попасть бы, тогда можно рассчитывать и на сиденье.
– Женщина, что вы раскорячились в дверях! Проходите дальше в салон!
– Да куда я пройду, там некуда проходить...
– Что ж я, не вижу? Вон сколько места свободного, а все в дверях толпятся! Кому не сейчас выходить – продвиньтесь подальше! Девушка в зеленой дубленке, я и к вам тоже обращаюсь!
Та, в зеленой дубленке, и ухом не ведет. Ей, к слову, под сорок, однако вредная кондукторша ее «девушкой» назвала. А ее, Веронику, – в женщины записала! Это потому, что одета она так, по-теткински. И правда – копна. От обиды внезапно защипало в носу, и в глазах стало туманно, как в давешнем сне (но ведь и что-то хорошее там было, припомнить бы). Чуть не упустила свое счастье – с сиденья рядом поднялась изящная дама в норковом полушубке. Все же удалось проскользнуть на ее место, обскакав ту, в зеленой дубленке. Немного утешилась, надышала на оконном стекле проталинку, стала смотреть. И смотреть-то особенно не на что, а все же развлечение, и мысли не так донимают... Вот проехали мимо жиденького парка, куда летом аттракционы и зверинец привозят. Деревья со снежком на ветках, в кронах – грачиные гнезда брошенные. У ограды елочный базар открывают – гринписа на вас нет! Постоим на светофоре... Внимание, товарищи! Проезжаем историческое место! Именно здесь в период с 2002 по 2004 год включительно трудилась на ниве глянцевой журналистики уже знакомая вам Вероника Юрьевна Солодкова, которая теперь ударно работает в сфере торговли! А как же так получилось? Об этом позже, мои дорогие, позже. Сейчас не надо ничего вспоминать. Маму, отца, Даньку-изменника, шефа-негодяя, ничего этого вспоминать не надо. Стоит думать о хорошем, о том, что завтра выходной, о том, что разносчица около полудня принесет обед, о том, что последние дни выручка выходила неплохая, значит, можно будет купить себе в подарок к Новому году тот пушистый голубой свитер! И вообще – скоро Новый год, а там весна, и любимая с детской поры, когда варежки еще на резиночке держались, подружка-капель, и все наверняка изменится! Веронику недаром с детства не Никой – Верой сокращенно называли. Верила она во все хорошее.
– Сенной рынок!
Хорошо, что кондукторша объявила, иначе Вера бы свою остановку проехала, это точно. Сенной рынок – серое горбатое здание, на спящего бегемота похожее. В нем два этажа и очень сложная иерархия. Второй этаж презирает первый. Первый завидует второму и презирает уличную торговлю. За три месяца Вера проделала серьезный путь – но не вверх, а вниз. Начинала она на втором престижном этаже, в отделе «Все для ванной». Так уж прямо и все! Ванны, душевые кабины, смесители, прочие сверкающие прибамбасы, и тепло, и все залито ярким светом, и пахнет свежестью. Это аэрозоль такой, «Морской бриз», а то по соседству армянское кафе, оттуда вечно жареным несет. Там Вероника ходила в форменной синей юбке, в белой блузке с синим галстучком, на тонких каблучках, и знать не знала, что бывают на свете такие ужасные стеганые штаны на байковой подкладке! И еще чем-то недовольна была, надо же! Но на первый этаж пришлось спуститься не из-за своего недовольства, а из-за недовольства хозяина. Она очень старалась, выучила наизусть глянцевые проспекты, косноязычно повествующие о достоинствах той или иной душевой кабины... Но, как выяснилось, учить нужно было скучные серые прайсы с длинными рядами цифр! Пару раз она ошибалась – не в свою пользу, но это удавалось скрывать, поправлять из собственного кармана. И что самое обидное – понизили (в буквальном смысле) ее за чужой промах. Отделом руководила племянница хозяина. Это только так говорилось, что руководила, руководить она ничем не могла. Девушка Лена была патологически ленива и интересовалась исключительно собственной внешностью. Вот это получалось у нее хорошо, так хорошо, что ни один мужчина, вошедший в отдел «Все для ванной», не оставил ее без внимания. Как-то, увлекшись любовной перестрелкой с матерым снайпером, Леночка «зевнула» дорогущий смеситель. Черт его знает, чего он был дорогой такой, платиновый, что ли? Выкладывать собственные деньги Леночка не пожелала и свалила все на известную растяпу Солодкову. А что такого? Она так или иначе проштрафится, а ей, Леночке, нельзя ронять своего авторитета перед подчиненными. К тому же где находилась Солодкова, пока ее начальница занимала покупателя беседой? В туалет пошла? А ей нужно было быть на рабочем месте, следить за товаром...