Кольцо призрака

Не думать, не вспоминать. Не шевелиться. Жить теперь можно, пока не чувствуешь себя. Для этого неподвижность. Чуть качнешь память – такое навалится, никакая таблетка не берет.

– Анна, дорогая, за тебя! – Илья поднял рюмку, но чокнуться не решился.

Что ж, красивый мужчина. Ранняя седина в густых волосах. Бабы вешаются на него с разбега. Еще бы. Не опасный. Не пьет. И хвостов нет, алиментов не платит.

С кем Андрей приходил сюда? Наверное, приводил всех подряд. Удобного гостеприимства Ильи хватало на всех. И свет не бил им в глаза. Не бил в глаза… Не шевелись, не думай.

– Ты хотел показать мне… – Анна тряхнула головой, отгоняя неотвязную стаю мыслей.

– Да, конечно, конечно, – Илья вздохнул, и что-то пискнуло у него в груди. Он подошел к столу, повернул ключ, выдвинул верхний ящик. Бережно достал плотную стопку листов. Знакомый, широко разбросанный почерк, вверх и наискосок. Илья осторожно, почти любовно перекладывал хрупкие, как казалось Анне, листы бумаги. Все замерло в ней, руки шевельнулись на коленях.

– Особенно вторая глава, – оживился Илья. – Новое слово. Я уже знаю, куда понесу. Да нет, это слабо сказано. И главное, это так крупно, никто не сдерет, не присвоит… Это его… Его мышление…

Пластмассовой птичкой чирикнул звонок. Надсадные вздохи и растянутое шарканье ног, мягкие туфли ползли по паркету.

Послышался знакомый подвизгивающий голос. В открытую дверь заглянула красноглазая старуха. Пожевала трухлявыми грибными губами. На голове старухи кособоко держалась башня белых волос. Между прядями светилась розовая кроличья кожа. Старуха собралась с силами и улыбнулась. Но Анна поняла, улыбка, устроенная с таким трудом, относилась не к ней, а к тому, кто стоял за ее спиной.

– Это моя мама, познакомьтесь, – сказал Илья.

– К тебе Эдуард Иванович, – борясь за свою улыбку, прошамкала старуха. На Анну она не обратила внимания.

В дверь просунулась рука, ловко поймала прыгающий локоть старухи. Появилась странная пара. Даму катастрофически уводило в сторону. Впрочем, ее партнера это ничуть не смущало. Он не без изящества помог ей обогнуть журнальный столик, вывел на середину комнаты.

– Анна! Мальчики родимые, сколько же мы не виделись! Привет, Илья! Кажется, я некстати? – Быстрый взгляд Лаптя, летучий и веселый, пробежал по лицам.

– Здравствуй, – Илья и не старался скрыть неудовольствия.

Анна не шевельнулась. Внезапно Лапоть подпрыгнул, скакнул, схватил ее руку и поцеловал так быстро, что она не успела ее отдернуть. Кажется, в это же самое время он обнял Илью за плечи и подобрал с полу упавший журнал.

Илья стал не спеша собирать рукопись, тщательно выравнивая листы, укладывая их стопкой. Но Лапоть успел запустить глаз и туда.

– Если не ошибаюсь, бесценная рукопись Александра Степановича? – Он почтительно наклонил голову, даже руки вытянул по швам. Повернулся к Анне как к хозяйке. – Возможно ли поинтересоваться, почитать?

– Нельзя, – жестко сказала Анна.

– Пардон! Пардон! – Лапоть поднял руки, сдаваясь. – Нельзя, так нельзя.

– Эдик, не суетись! – нахмурился Илья.

Он выдвинул верхний ящик письменного стола, освободил место среди бумаг и блокнотов, положил туда рукопись. Надавил на ящик бедром. Ящик без скрипа задвинулся. Лапоть, приоткрыв рот, пристально смотрел. Неяркая искра зажглась у него в глазу и погасла.

– Постой, – недовольно поморщился Илья, – мы же с тобой договорились на завтра. Ну, точно. Да еще сперва собирались созвониться.

– Виноват! Виноват! Сам тороплюсь незнамо как, опаздываю. Так что ухожу, исчезаю, – Лапоть освежил улыбку и повернулся к старухе. Она забыто стояла там, где он ее оставил.

«Куда он опаздывает? – невольно вздрогнула Анна. – К нему? Да какое мне дело?»

– Супу? – встрепенувшись, прошамкала старуха.

– Чаю, несравненная Нина Ашотовна, – догадался Лапоть. Он поцеловал руку старухи. Даже издали было видно, что рука эта совсем холодная, кровь не отапливала ее. – Если, конечно, вам незатруднительно.

Все было затруднительно этому древнему фарфору. Сухие чаинки для ее дрожащей руки, наверное, имели тяжесть металлической стружки.

– Все такой же развратник! – хихикнула старуха и ударила Лаптя по руке сухими пальцами. Звук был такой, будто ударили старым трескучим веером.

– Слушай, кончай! Ты же сказал, опаздываешь, – уже не скрывая раздражения, Илья шагнул к Лаптю.

– Считай, меня уже нет. Ушел, – хихикнул Лапоть и повел Нину Ашотовну к двери. Старуха сухо и бумажно шелестела. Анна с испугом увидела, что вокруг нее беспорядочно порхает моль. Анне показалось, эта серая мелочь вылетает у нее из-под мышек. За дверью старуха опять хихикнула. Уж и впрямь, не попробовал ли Лапоть ущипнуть ее там, в коридоре?

Внезапно погас свет. Все провалилось в черноту.

– Опять пробки, – это был голос Ильи. – Мама, стой. Ты упадешь. Я отведу тебя до кресла.

Илья куда-то потопал. Анна осталась одна в кромешной тьме. Нигде даже узкой полоски света. Она уперлась ногами в пол, вжалась в спинку дивана. Углы комнаты сгладились, исчезли.

«Саше там тоже темно…» – подумала Анна. Но эта мысль оказалась ей не под силу.

Анна нащупала деревянный подлокотник. Ладонь до боли притиснула к острому углу. В темноте ожили тайные звуки. Свет мешал им, но теперь они осмелели, старались торопливо высказаться. Булькала батарея. У ног Анны, выгнувшись, щелкнула половица. Что-то тихо двигалось, шурша, задевая за стены.

– Мама, не помнишь, где свечка?

– Что, что?

Глаза не привыкали к темноте. В соседней комнате упал стул. Анне почудилось, кто-то прошел мимо нее, стараясь ничего не задеть, тихо, балансируя раскинутыми в стороны непомерно длинными руками. Вызванное этим движением колебание воздуха коснулось ее щеки.

– Кто тут? – глухо спросила Анна.

Темнота не ответила.

– Вот свечка. Где спички?

– Илюша, ты опрокинешь мою рюмочку, – где-то плаксиво проговорила Нина Ашотовна.

Между тем темная комната жила своей скрытой жизнью. Сухое дерево двинулось по дереву. Звук возник и смолк, выжидая, не выдал ли себя. Миг тишины. За окном тряхнула кузовом тяжелая машина. Тонко и фальшиво задребезжало стекло. Прячась за эти звуки, что-то снова ожило и задвигалось. Шорох бумаги. Более влажное – задержанное в груди дыхание.

Анна кашлянула, предупреждая о своем присутствии, и кто-то, уже не скрываясь, шагнул к Анне, опасно протянув к ней вылепленные из темноты руки. Это Лапоть, он, он… Но тут показался свет за полуоткрытой дверью, слепя глаза, раскачивая комнату. Теперь Анна видела все. Там, откуда шел звук, никого не было. Свет несла Нина Ашотовна. Иссохшей птичьей лапой она держала массивный подсвечник. Свеча истекала длинными желтыми слезами. Старуха несла тяжелый подсвечник с удовольствием ребенка. Может, она даже попросила: «Дайте свечечку! Хочу свечечку!»