Кольцо с бирюзой

Аструга бросила кусок хлеба в Хайма. Хлеб попал ему в нос, Хайм схватил его и съел.

— Ты, как и все, знаешь: если бы Лия захотела избавиться от Шейлока, нужно, чтобы старшие дали ему право избавиться от нее, — сказала Аструга. — Но давайте не будем говорить сейчас о грустном!

— А что говорится на этот счет в Писании, отец Бартоломео? — спросил отец Шейлока, Гоцан.

— В каком Писании? — спокойно спросил священник, сидящий на другом конце стола.

— В каком хочешь! — отозвался Гоцан.

— Если мне позволено будет выбирать, то ответ прост, — проговорил отец Бартоломео, мирно поедая яйца: — Они — одна плоть, пока смерть не разлучит их.

* * *

— Значит, это тот священник, которому мой отец признается в своих прегрешениях? — удивленно проговорила Лия, когда они с Шейлоком, рука об руку, поднимались по лестнице в его комнаты на Талер де Моро, рядом с мастерской его отца в густо населенной части старого еврейского квартала. — Он знает, от чего я бегу и куда я бегу. Его имя часто звучало в нашем доме, но я его никогда раньше не видела.

— Он — старый христианин, викарий в церкви. Довольно известный священник. Даже епископ Квирога уважает его, а с Квирогой, который в свое время станет архиепископом, нельзя не считаться. Это — фанатичный, рьяный сторонник насаждения христианства на всей земле. Шесть крупных городов, двести восемьдесят семь маленьких городов, четыреста девятнадцать деревень, тысяча двести пятьдесят три бенефиция [26] , сто шестьдесят четыре монастыря, пять тысяч человек и двести тысяч дукатов в год архиепископу…

26

Бенефиций — земельное владение, пожалованное вассалу в пожизненное владение на условиях несения военной или административной службы.

— Но отец Бартоломео! Расскажи мне о нем.

— Он и Хайм вместе изучают древнееврейский и Тору, хотя Бартоломео называет ее по-другому. И он хранит секрет Хайма. И все наши секреты тоже.

— По совести говоря, как он может это делать, будучи истинно христианским священником?

— Он говорит, что по совести, как истинный христианский священник, он не может поступать иначе, — сказал Шейлок, пожав плечами. — Он странный христианин.

— И мы ему доверяем?

Шейлок тепло улыбнулся ей, отметив это «мы».

— Нам приходится доверять некоторым из них, — пояснил он, — как, например, этому мальчику, Сантьяго Мендосе, который заливает тлеющие угли, и поворачивает вертел, и разносит блюда. У него нет веры, а значит, на него можно положиться.

Лия замолчала, опять пытаясь вспомнить, где же до Шаббата она могла видеть мальчика.

— Как и на тебя, — добавил Шейлок, распахивая дверь в свои скромные апартаменты. У него нет замка на наружной двери, рассказывал он ей, потому что у него нечего красть. Все ценное, что у него есть, — страницы Священного Писания, которые дал ему отец, и серебро — его он хранит в генизе, тайнике под полом. Тайник закрыт на ключ. В комнатах у него только стол, два стула и новенькая, с иголочки, кровать, которую он сделал сам.

Лия снова почувствовала, что покраснела, увидев кровать, и сердце у нее заколотилось.

— Как и на меня, — повторила она. — Что ты имеешь в виду, Шейлок Бен Гоцан?

Шейлок поднял ее, как будто она весила не больше кошки.

— Когда-то ты была христианкой. И все-таки я тебе доверяю.

Он целовал ее, развязывая ее покрывало. Оно упало на чисто выметенный пол вместе со шпильками, удерживавшими ее скрученные кольцами косы, и волосы рассыпались, закрывая плечи. Шейлок погрузил лицо в пышную массу волос и шепнул ей на ухо:

— Каждым вздохом я славлю Господа!

Глава 6

Зимой в Толедо впервые провели аутодафе [27] .

Все арестованные были испанские евреи, обращенные в христианство, и каждого хватали поодиночке, без свидетелей, так что их друзьям и семье казалось, будто они просто исчезли с лица земли. Лишь постепенно, из разговоров шепотом на рыночных площадях и во дворах старого еврейского квартала, все выяснялось. Святое Братство хватало и отдавало мужчин инквизиторам церкви. Никаких официальных объявлений об их арестах и тем более об их местонахождении не было. Но все пятеро мужчин были новообращенными, и ни один из них не любил свинину. Что с ними произошло, было понятно.

27

Аутодафе — церемония приведения в исполнение приговоров инквизиции — наказание плетьми или сожжение на костре.

Через две недели после исчезновения мужчин появилось объявление в соборе, а для неграмотных священники во время проповеди в воскресную мессу сообщили, что публичный трибунал, аутодафе, состоится в следующую субботу на площади Сокодовер. Родственники арестованных переглядывались с надеждой и страхом.

В назначенный день епископ Каспар де Квирога Толедский взошел на красный трон на верхнем ярусе платформы, воздвигнутой в дальнем конце площади, рядом с аркой в форме замочной скважины, откуда виднелась река Тахо. Он восседал под желто-оранжевым балдахином, крепко держа в руке посох с крестом. На скамьях по обе стороны от него расположилось духовенство ниже рангом, лишь кое-где здесь виднелись красные мантии и шапки. Тут же сидели монах с тонзурой и священник в черной рясе, которого называли Лопе, хотя его настоящее имя было Хайм. Он выглядел больным — лицо у него было зеленое.

Дул резкий ветер, но наблюдавших согревало тепло, исходившее от толпы. Толпящиеся на площади толедцы расступились, как волны Чермного моря [28] , пропуская донов города, правящего коррехидора, регидров более низкого уровня и, наконец, кабальеро, одетых в праздничные доспехи, сделанные из серебра, привезенного из Нового Света. Они прошли мимо нового загадочного высокого предмета, скрытого под покрывалом в центре площади.

Шейлок, вместе с Лией наблюдавший за происходящим с удобного места у южного прохода под аркой, почувствовал, как застыла его жена, и проследил за ее взглядом, когда в ряду ниже клира стали занимать места рыцари — аристократы. На скамье, обитой зеленым бархатом, он увидел Себастьяна де ла Керду, своего тестя, который смотрел мимо него, как и в тех трех случаях со дня свадьбы, когда их пути пересекались в ненавистном соборе. Не смотрел он и на Лию. Сейчас жесткий взгляд де ла Керды был направлен на что-то непонятное в центре площади. В своем наряде из зеленого шелка и в черной шляпе выглядел он сегодня величественно.

28

Чермное море — библейское название Красного моря.

Шейлок похлопал жену по плечу.

Толпа зашумела: вывели заключенных. Их было только четверо, и анусимы, тайные иудеи, ради своей безопасности рассеявшиеся в толпе, вытягивали шеи, взволнованно высматривая, кого же пятого нет среди тех, кто шел в санбенито — балахоне с нашитыми спереди и сзади крестами святого Андрея желтого цвета. Закованные в кандалы заключенные высоко держали головы под высокими желтыми колпаками, разрисованными пламенем и карикатурными изображениями пляшущих чертей. За несчастными верхом на лошадях ехали стражи Святого Братства с символами ордена, крепко сжимая в руках длинные пики.

Один за другим заключенные подходили к грязной площадке перед трибуналом. Одного за другим их допрашивал священник инквизиции: «Верите вы в то, что Иисус — Бог? Верите вы в то, что его матерью была Дева Мария? Верите вы в то, что папа — наместник Бога на земле?» Каждый соглашался, что все это правда, и признавался в своей ереси. У каждого конфисковали имущество и приказали носить санбенито три года. Жены и дети этих мужчин и их родители кинулись к ним, плача, но их увели двоих в ссылку и двоих снова в тюрьму.