Кольцо Стрельца
Шрифт:
– Пожалуй, ты прав. – Но все равно Джоанна выглядела обеспокоенной. Она порылась в сумочке и протянула мне свой телефон. – Боюсь, это очень дешевая машинка. На ней даже видео нет.
Я взглянул поближе. В самом деле, просто памятник старины – по меньшей мере пятилетней давности!
– Нам понадобится модель поновее. Почему бы тебе заодно не купить «Люсивер-4500», как у меня? Я тебя научу делать на нем некоторые штуки.
Джоанна со вздохом убрала телефон обратно в сумку.
– Ты наверняка подумал, что я – безнадежная луддитка? Для меня телефон – не более чем средство связи: сказать кому-нибудь пару слов или назначить встречу, или добыть из сети пару нужных
Наконец мы приземлились (то есть зависли над самой землей) и потащились за машинкой с надписью «Следуй за мной» на место парковки. Здесь, в Тимминсе, имелся отличный маленький аэропорт с подогретым покрытием, но не наблюдалось никакого силового купола, и температура опустилась уже ниже десяти по Цельсию. Я припарковался и заказал короткую стоянку под крышей, после чего повернулся к Джоанне.
– Скажи мне честно, детка: не сомневаешься ли ты насчет нашего путешествия? Если да, я могу посадить тебя на коммерческий рейс до Торонто прямо сейчас. Будешь дома через пару часов.
– Нет. Я еду с тобой, – отрезала она. – Кстати, о свежей еде и вине: как долго мы собираемся пробыть в усадьбе?
Я не мог толком на это ответить. Кроме общих соображений безопасности, я хотел оказаться подальше от суматохи Торонто и от охотников из прессы. Мог ли я себе это позволить – могло выясниться только после телефонного звонка, который мне предстояло сделать.
– А на сколько бы ты хотела остаться? – спросил я Джоанну.
– Можно попробовать неделю, – мягко сказала она, поразмыслив не долее мига. – Я завтра позвоню к себе на факультет и попрошу о кратком отпуске – по срочным семейным делам. Это ведь более или менее правда.
– А мы с тобой… семья, Джоанна?
Она грустно улыбнулась.
– На это я не знаю ответа, Адик. Я не знаю тебя – то есть человека под твоей голубой кожей, а не инопланетного захватчика, совратившего меня с пути.
По крайней мере смеяться по-человечески я не разучился.
– Прошу прощения, профессор. Но кто тут кого соблазнил?
Она смиренно опустила глаза.
– Хорошо, признаюсь. Ты был неотразим. – Она снова помрачнела. – Но ты так сильно изменился за годы нашей разлуки. Я успела это почувствовать даже за короткое время нашей новой
встречи. То, что ты рассказывав… – Глаза ее потемнели. – Ты стал более волевым, более нетерпимым, менее ранимым. Может, это и хорошо.
Но в голосе ее не звучало убеждения.
– Я думаю, что стал еще и намного мудрее, чем был, когда бросил тебя. Тогда я совершил свою самую большую ошибку. Но я был так ошарашен происшедшим! И я не хотел твоей жалости. Она вдобавок ко всему остальному…
– Да не жалость я тогда к тебе чувствовала! Это была любовь.
Я должен был задать этот вопрос.
– А что ты чувствуешь ко мне сейчас?
– Я не знаю.
Джоанна смотрела мимо меня.
– Я люблю тебя. Тогда я был в отчаянии и не поверил тебе и поступил глупо и трусливо. Я хотел бы начать все сначала. Конечно, это чертово синее тело…
– Не в нем дело, Адик. Это мелочь, она преходяща.
– А в чем тогда дело?
Кажется, она глубоко вдохнула, прежде чем выпалить мучивший ее вопрос:
– Меня очень обеспокоили твои слова, что ты убил халукского полуклона с превеликим удовольствием. Это ведь не была самозащита. Ты в самом деле имел в виду то, что сказал?
– Да.
– Ты не расскажешь мне об этом?
– Я бы лучше не стал. – Я ненавидел комментировать свои действия.
– Это не пустое любопытство. Я пытаюсь понять. Понять, что происходит в голове
убийцы?..– Ладно. – Я заговорил спокойно и медленно. А халукоидные черты лица послужили отличной маской, за которой удобно прятать эмоции. – Я пришел в себя в комнате вроде больничной палаты в башне Макферсона. Со мной какое-то время занимались халукские медики, потом они ушли. Я не сразу понял, что мое тело изменилось. Когда я обнаружил наконец, что со мной сделали и увидел на соседней кровати бессознательного полуклона, я понял, что халуки задумали большую подлость. Я даже знал, зачем меня оставили в живых. Меня собирались принудить обучать своего двойника, наставляя его в роли меня. Тогда я задушил его подушкой.
Джоанна медленно кивнула – без комментариев.
– Это была не месть, Джоанна, – сказал я – и тут же усомнился в своих словах. – Это была смертельная битва. Акт войны с врагом, который собирался использовать мою личность для того, чтобы вредить человечеству.
– Но войны ведь на самом деле нет!
– Халукский Великий Проект – то же самое, что война. А полуклонирование – их оружие. У меня было право и обязанность испортить это оружие, чтобы его не использовали потом против нас. Лже-Адик не имел права существовать, как не имеет его бешеная собака. Я никоим образом не мог излечить полуклона от его… состояния. Все, что я мог сделать, – это воспрепятствовать использованию его во вред Содружеству Человечества.
– Ты убил его за то, что он украл твою личность, – мягко подытожила Джоанна, – и за то, что он собирался проникнуть в «Оплот». А вовсе не потому, что ты думал о человечестве и о том, что полуклон кому-то повредит.
– Согласен, эти причины на меня тоже влияли. Но не только они. Ты не знаешь халуков, как знаю их я. Я знаю, на какие мерзости они способны. И что они собираются делать. И ты неправильно представляешь себе мое отношение к «Оплоту». Я не люблю концерн и не посвящаю ему свою жизнь, как это делает Ева. И уж тем более я никогда не стал бы за него убивать.
Но моя мотивация не столь угнетала Джоанну, как мой настрой.
– Когда ты убил полуклона, ты хоть на миг почувствовал раскаяние? – спросила она почти отчаянно.
Я знал, какого она ждет ответа, но не мог ей соврать. Она имела право знать правду.
– Единственное, что я чувствовал, – это отвращение, – честно сказал я. – И сожаление, что убийство необходимо. Но я ни на миг не чувствовал, что поступаю дурно, и уж тем более не раскаивался. Я тогда не жалел и сейчас не жалею. Помнишь, я рассказывал тебе и остальным о двух сотнях полуклонов в секретной лаборатории на Дагасатте? Я сознательно убил их, потому что в тот момент это казалось правильным решением. Потом мне несколько лет снились кошмары, и возможно, мне еще предстоит видеть во сне лже-Адика, когда мои мозги окончательно причислят инцидент к разряду прошлого. Но я убил его, потому что должен был так поступить, Джоанна. Если ты не можешь заставить себя это принять…
Она подняла руку и погладила меня по синей щеке. В глазах ее стояли слезы.
– Я попробую. Сделаю все, что могу, чтобы попытаться понять. Когда я увидела, что халуки с тобой сделали – твое бедное лицо, потерянную улыбку, которую я так любила, все твое тело, – мне стало так жаль, Адик! Я ни за что не хочу причинять тебе новую боль. – Джоанна обвила меня руками, пряча лицо у меня на груди. – Но это так трудно.
Да, трудно любить и легко жалеть.
– Ладно, оставим эту тему, – сказал я. – Просто подумай о моем предложении – хотя бы в течение этой недели. Пожалуйста, Джоанна.