Кольцо зла
Шрифт:
– Нет. Скорее, уж зарится Витовт.
– А Тохтамыш, Тимур? О них что-то давно ничего не слышно.
– Умерли, оба. Тимур в Отраре, на пути в Китай, Тохтамыша, кажется, убил Шадибек, юный сибирский царевич. Или – убьет еще…
– То есть как это – убьет?
– А, не вникай… Удачи тебе. Нифонте. Жаль, что ты стал разбойником.
– Я проливаю гораздо меньше крови, чем иные властители.
– Я видел… Ты даешь людям надежду и берешь лишь часть – ловко придумано!
– Не я придумал, немцы, – скромно признался Нифонт. – Витальеры, так их называли, слыхал, может быть?
– Слыхал. «Друзья Бога и враги всего мира».
– Вот именно. У меня здесь немало людей, ходивших на богатые ганзейские города под вольными знаменами Штертебеккера.
– Штертебеккера все же казнили… Ты хочешь его судьбы?
– Не знаю. Наверное, мне давно уже все равно…
Испросив разрешения, вошел давешний русоволосый пират, уже без панциря, доложив об окончании перегрузки. Увидев Раничева с бокалом вина, брови его удивленно полезли на лоб.
Нифонт что-то отрывисто
– Я сказал, что ты – мой давний друг, – обернувшись, пояснил пират. – Это мой помощник, Якоб фон Штрее.
Услыхав свое имя, Якоб с достоинством поклонился. Раничев тоже, встав, отвесил поклон и, тепло простившись с Нифонтом, направился к выходу.
– Не забудь прихватить своего парня, – с усмешкой напутствовал предводитель пиратов.
– Не забуду. Рад был свидеться. Надеюсь, когда-нибудь увижу тебя на рязанской земле.
Нифонт усмехнулся:
– Может быть, может быть… как любил говорить Хвостин – jacta alea est – жребий брошен!
– Да, это так, – согласно кивнул Раничев. – Но ведь tempora mutantur et nos mutamur in illis – времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.
– Вот именно, – Нифонт расхохотался. – Прощай.
Раничев с освобожденным Захарием едва успели спрыгнуть со сходней на палубу нефа, как нагруженная добычей шебека грузно отвалила прочь, и пиратские корабли скрылись за островом.
Поднялся небольшой ветерок, и капитан Карло приказал поднять паруса на оставшихся в целости мачтах. Стучали топоры – свободные от вахты матросы деловито чинили бизань.
– Вот так да! – сияя глазами, к Ивану с Захарием подбежал Аникей. – Вы вернулись, да?! А я-то не знал, что и делать.
– Ладно, – Раничев отмахнулся. – Отдыхайте пока.
По пути в свою каюту он столкнулся с капитаном.
– Великое чудо я увидел сейчас, – останавливаясь, заметил он. – Зульфагар Нифо всегда выполняет свои обещания… но только ту часть, которая не касается пленников. И чтоб вот так, вернуть…
– Зульфагар – человек слова, – уловив смысл, важно отозвался Иван. – Он не солгал и в малом, ибо не нами сказано – mendax in uno…
Глава 6
Лето 1405 г. Андалузия – Ла Манча. Дон Хуан Рамирес
Я – Альдемаро из Лерина:
Алькальд почтенный – мой отец,
Высокой чести образец,
Хоть замок наш – одна руина.
…mendax in omnibus – солгавший в одном, лжет во всем.
До андалузского порта Кадис, вот уже более полутора веков пребывающего в состава кастильского королевства, путешественники добрались относительно быстро – на фелюке местного скупщика рыбы, бывшего по торговым делам в Генуе. Честно признаться, Кадис не произвел особого впечатления – какие-то грязные убогие домишки, узкие улочки, единственное, что привлекало взгляд, это многочисленные католические храмы, выстроенные с непостижимым изяществом и любовью. Католическая церковь являлась одной из вдохновительниц Реконкисты – отвоевания испанских земель от арабов – мавров, как их здесь называли, а потому пользовалась огромным влиянием. Ну улицах Кадиса частенько попадались монахи самых различных орденов – как местных (Сант-Яго), так и широко известных – доминиканцев, францисканцев, кармелитов. Кроме монахов обращали на себя внимание многочисленные вооруженные люди, в большинстве своем плохо одетые, зато такие гордые, что дальше ехать некуда. У расположенных в порту таверн то и дело вспыхивали ссоры, как правило, по какому-нибудь пустяковому поводу, нередко заканчивающиеся серьезными ранениями, а то и смертью. Кабальерос – так называли местных дворян, людей меча, посвятивших войне всю свою жизнь. Реконкиста при короле Генрихе – как и при его отце – проходила ни шатко ни валко, так, больше по инерции или для показухи. Мавры давно уже потеряли большую часть когда-то захваченных ими земель, теперь у них оставалась только лишь Гранада – благоухающий эмират на самом юге Испании. Периодически на границе происходили стычки – именно стычки, военными действиями лихие налеты слабо организованных банд кабальерос назвать было нельзя при всем желании – заканчивавшиеся вничью, впрочем, у короля Генриха Кастильского и без того хватало хлопот: Кастилия, названная так от большого количества хорошо укрепленных замков – кастельянос – вовсе не была единой: Астурия, Леон, Андалузия – всяк хотел натянуть одеяло на себя и требовал налоговых льгот, монарху приходилось лавировать как между местной знатью – грандами – так и между притязаниями кортесов – органов местного и городского самоуправления, постепенно распространявших свои властные усилия на всю страну. Кроме того, приходилось учитывать интересы могущественной корпорации дворян-овцеводов в Андалузии и Эстремадуре, эрмандады – военные союзы городов, богатые и влиятельные духовно-рыцарские ордена – Алькантара, Калатрава, Сант-Яго, и прочее, прочее, прочее… Особую опасность для государства представляла мелкая дворянская вольница – кабальерос, идальго – эти люди родились в мечом в руках и, кроме как воевать, ничего делать не умели и не хотели, а потому – ежели не было никаких стычек с маврами – с превеликим удовольствием принимали участие в мятежах и междоусобицах либо разбойничали в горах Сьерра-Морена и прочих. Все это Раничев хорошо себе представлял и учитывал, планируя маршрут
до Толедо. Древняя кастильская столица располагалась на плоскогорье Месета, отделенного от долин Андалузии цепью скалистых массивов Сьерра-Морены. Дороги, немногочисленные и узкие, вились между горных кряжей, где таились многочисленные разбойные шайки. Пускаться в такой путь в одиночку было бы настоящим безумием, а безумцем Иван пока себя не считал.Владелец фелюки, рыботорговец Хуан, посоветовал путникам добраться до протекавшей неподалеку реки Гвадалквивир, нанять лодку и подняться на ней вверх по течению до Кордовы, а уж там искать попутный купеческий караван, идущий в Ла-Манчу, то есть – в Толедо. По здравому размышлению, Раничев именно так и решил поступить.
Купив лошадей, путешественники – Иван и Захарий с Аникеем – довольно быстро достигли широкого устья Гвадалквивира у городка Сант-Лукар, в котором с выгодой продали коней. Спустившись к реке, так же легко наняли лодку, объясняясь не столько латынью, сколько мимикой и жестами.
– Кордова! Кордова! – улыбаясь, кивал Иван, подкидывая на ладони несколько дирхемов. Необычный вид монеты здесь никого не удивлял – различных денег в стране обреталось множество: каждый крупный феодал или город чеканили свои монеты. Что же касается дирхемов, то их серебряный блеск был заметен издалека, да и арабская вязь в здешних местах давно никого не удивляла.
Вместе с лодочником – улыбчивым плотным мужичком с черной курчавой бородкой и хитроватым взглядом – путники отыскали менялу – старика-еврея в высокой желтой шапке, который, ловко кинув ордынские монеты на весы, что-то сказал лодочнику. Тот кивнул и, обернувшись к Ивану, два раза махнул растопыренными ладонями.
– Ясно, – отсчитав десять дирхемов, Раничев вложил их в ладонь лодочнику – звали его Мигелем – и пояснил, как мог, что остальное он получит в Кордове.
Спрятав монеты в объемистый черный жилет, накинутый поверх белой рубахи, Мигель сдвинул на затылок широкополую шляпу, ухмыльнулся и призывно махнул рукой – пошли, мол.
Лодка Мигеля оказалось вполне добротной и крепкой – кроме двух пар весел, имелась и мачта с парусом, который лодочник вскоре и поднял, пользуясь попутным ветром. Сам Мигель сидел на корме, за веслами же расположился круглолицый веселый мальчишка, очень похожий на лодочника, видимо – сын. По обеим сторонам реки расстилалась долины, лишь на горизонте виднелись далекие синие горы. Оливковые рощи сменялись дубравами и желтыми зарослями дрока, на заливных лугах паслись овцы, кое-где попадались рисовые поля – наследие изгнанных мавров, среди апельсиновых деревьев виднелись симпатичные деревеньки с беленными известью домиками, покрытыми красными черепичными крышами. В каждой деревне обязательно была церковь с высокой колокольней, частенько переделанной из мавританского минарета. Было жарко, но вдоль реки дул легкий ветерок, Захарий и Аникей спали, Раничев же с удовольствием любовался проплывавшими мимо красотами и размышлял о том, как отыскать сеньора Клавихо. Спрашивать об этом у лодочника было пустым делом – откуда простой мужик мог знать пути знатного гранда? Двор короля Энрико – Генриха – находился в Толедо, значит, там и нужно было расспрашивать, уж наверняка в столице немало людей хорошо знало латынь. Правда, до Толедо еще нужно было добраться, и в этом плане Ивана тревожили не столько разбойники Сьерра-Морены, сколько приближающееся со страшной силой безденежье. До Толедо оставшегося серебра должно было вполне хватить, но ведь предстоял еще и обратный путь! Раничев вздохнул, но, по здравому размышлению, решил пока не придавать этому обстоятельству особого значения, а решать проблемы по мере их поступления. Пока деньги были, а прежде, чем думать о возвращении домой, нужно было отыскать перстень.
На ночь встали у берега и, наскоро перекусив овечьим сыром с вином и лепешками, тут же, в лодке, улеглись спать. Совсем рядом слышался плеск рыбы, а где-то на берегу, в невидимой отсюда деревне, долго пели песни.
Утром продолжили путь еще до восхода – уже развиднелось и не стоило дожидаться жары. По пути все чаще попадались лодки и даже целые суда, чувствовалось, что впереди какой-то большой город, и тем не менее Иван вздрогнул, увидев, как из-за излучины реки показались высокие каменные стены и зубчатые башни, а затем разглядел и дома, и церкви, и разноцветную, собравшуюся на пристани, толпу.
– Севилья! – с гордостью произнес лодочник и, отчаянно жестикулируя, добавил еще несколько фраз, из которых Раничев понял одно – от Севильи до Кордовы река малосудоходна, крупные суда там не ходят, только маленькие лодки.
В Севилье долго не задержались – хотя при других обстоятельствах Иван с большим удовольствием побродил бы по улицам столь прекрасного города, но сейчас следовало спешить, ведь в период осенних штормов вернуться домой будет весьма затруднительно. Прикупив на пристани кувшин вина и жареную курицу с лепешками и сыром, путники вновь уселись в лодку и поплыли дальше. Парило. Течение реки постепенно становилось сильнее, пришлось навалиться на весла – гребли по очереди: сначала Мигель с сыном, потом Захарий с Аникеем. Раничев, естественно, не греб, хоть и не прочь был развеяться, однако честь прежде всего – как бы он выглядел перед слугами с веслами в руках, словно бы не боярин, а простой мужик? Да и одет Иван был, как кабальеро – добротные сапоги, синий, с позолотою, плащ поверх прикупленной в Кадисе короткой кожаной куртки – колета, на поясе – тяжелая сабля в красных сафьяновых ножнах. Конечно, в целях конспирации лучше было бы заменить саблю на узкий меч, но уж больно жалко было Ивану расставаться с этим надежным и мощным оружием. Да и как-никак подарок Тимура. Ну, дай бог, не пригодится.