Кольцо златовласой ведьмы

Вика пообещала, что отсвечивать не будет.

Она закрыла за Эльвирой дверь.

Два замка и цепочка. И дверь – толстая, металлическая, но на душе у нее все равно было неспокойно. Сменила одну тюрьму на другую. Как долго ей здесь придется прятаться? И чего ждать?

Вика заглянула в запертые комнаты, убедилась, что там нет никого и ничего, кроме забытых вещей. Подняв с пола плюшевого мишку, изрядно побитого жизнью, Вика проследовала в кухню.

Просторная и яркая, аляповатая где-то… грязная, как и все в этой квартире. Здесь и правда уже давно никто не жил. Но в выключенном холодильнике осталась упаковка диетических хлебцев, на столе – бутылка сока. Морковно-тыквенного, наверняка исключительной полезности, но Вика такой терпеть не могла.

– И что дальше? – спросила она у себя и у медведя, которого усадила на барный стул. Медведь смотрел на нее уцелевшим стеклянным глазом и молчал.

А дальше, наверное, ждать… Вика догадывалась, что ожидание ее не продлится долго. И что побег – часть большой Серегиной авантюры, в которую ее втравили без спроса, но раздражения по этому поводу она не испытывала.

Главное, чтобы все, наконец, закончилось!

Эльвирину дверь открыли. Наверняка дубликат ключей сделали при оказии, и вот, пригодился.

Вика только и успела, что медведя схватить, а заодно и подумать, что, будь она действительно разумной женщиной, хваталась бы за нож или иное средство обороны. А медведем разве что в голову кинуть можно, и то оскорбление нанося.

– Здравствуйте, – сказала Вика гостям незваным. – А я вот тут… сижу… думу думаю.

– О чем?

Елизавета пришла не одна.

Ну да… вдруг Вика сопротивляться станет?

– Да так, о разном… например, как убивать меня будете?

Хорошо, если быстро и безболезненно. Вика жутко боли боится, особенно зубной.

– И кто же тебе сказал, что тебя убивать собираются? – мягко поинтересовалась Елизавета, ставя на стол пакет с соком, на сей раз – гранатовым. У охраны подсмотрела, что Вика пьет, что ли? – Мы просто побеседуем… проясним кое-какие детали.

Да что тут прояснять-то? Вика выгоднее для нее мертвая, чем живая. Самоубийство…

И послание предсмертное наверняка напечатают. Кто в век электроники от руки пишет-то? А так – формальности соблюдены. Хладнокровный убийца загнан в угол или мучился от угрызений совести. Нервы сдали. Вот он, вернее, она, и находит выход.

– Бери, – сказала Елизавета, подвигая ей пакет.

А руки – в перчатках, не хирургических, а лайковых, которые принято надевать к подобным дорожным костюмам.

– Спасибо, что-то не хочется.

– Деточка, – Елизавета убрала руку. – У тебя два варианта. Или ты пьешь сок сама, чтобы на пачке твои пальчики остались, или Стась приглашает тебя на прогулку. Исчезновение нас тоже устроит, как ты понимаешь…

…но в случае прогулки смерть Вики будет долгой и мучительной. Такой вот нехитрый выбор.

– Вообще-то, я на Семена думала, – призналась Вика, берясь за пакет с соком. – Ну, он такой… скользкий. А у тебя – мотоцикл. И говорил ты хорошо… ты мне даже нравился.

– Бывает.

Вика открыла пакет с соком и попросила:

– Мне бы кружку. Как-то привычнее, что ли…

Странно, но желание ее исполнили. Приговоренным к смерти полагаются льготы?

– Спасибо, – Вика поняла, что не будет ни признаний, ни объяснений, потому что на подобные глупости нет времени. Она или выпьет этот сок, или не выпьет.

– А знаешь, – сок пах именно соком и вид имел обыкновенный, наверное, старинные яды тем и хороши, что не меняют суть вещей. – Я все-таки поняла, что ламии существуют.

Сняв перстень с пальца, Вика протянула его Стасю:

– Отдашь Сереге.

– Отдам.

Врет: он собирается Серегу убить. Возможно, уже попытался – так сказать, последний эпизод в алогичной цепочке событий.

Но если не отдаст, будет проклят… так старуха сказала. Почему-то сейчас Вика ей верила. Глубоко вздохнув, она подняла чашку и поднесла ее к губам.

– Не стоит этого делать, леди, – мягко произнес человек, Вике незнакомый. – Успеете еще с жизнью попрощаться. Добрый день, Елизавета. Я рад, что вы решили лично проконтролировать процесс, в противном случае нам бы не хватило доказательств. Станислав, прошу вас сесть. И не пытайтесь оказать сопротивление, это бесполезно.

Стась поднял руки и сел.

– Вы рискуете, – тон Елизаветы был холодным.

– Ничуть, – возразил человек и, поклонившись, представился: – Павел Яковлевич. Глава службы безопасности…

А Вика поняла, что у нее руки дрожат. Серега… мог бы ее предупредить… хотя бы намекнуть… вчера ведь намекал, а она, дура эдакая, намеков не услышала! Сама виновата… Вот теперь и сидит, трясется.

Все закончилось, а она трясется.

И когда рядом с вежливым Павлом Яковлевичем возникают иные лица, в знакомых черных костюмах, трястись она не перестает. Ее спрашивают. Она отвечает.

Забирают сок. И тот, который в кружке, – тоже.

Что-то пытаются ей объяснить, и Вика кивает… потом все уходят, а она остается одна в чужой квартире. Ждет – чего-то или кого-то…

Лучше уж у себя… хотя у нее – ремонт. Наверное… Вика уже ни в чем не уверена, разве что во внезапно обретенной свободе. Она встает, поднимает ключи, забирает сумочку – паспорт, кошелек с мелочью и три шоколадные конфеты, которые не решается съесть. А вдруг и они тоже отравлены?

Серега сидит на лавке у подъезда и кормит голубей.

– Хочешь? – Он протягивает ей горсть семечек.

– Хочу.

– Злишься?

– Не знаю, – честно ответила Вика. – Их же не выпустят?

– Теперь точно – нет. Павел Яковлевич – человек дотошный… это он мне подсказал, что надо делать.

Использовать Вику в качестве приманки.

– Ты не нужна была им живой, – Серега сыпанул горсть семечек на асфальт. – И я не нужен.

Значит, и его тоже?

– Но я-то знал, на что иду. Извини.

Вика извиняет, только вот понятия не имеет, что ей дальше делать.

– Светка узнала про их роман… Стася и Лизки. Она бы донесла папочке. А он бы взбесился. Еще хуже все вышло бы, если бы он заподозрил, что ребенок – не от него… в общем, Светку надо было убрать. И украшения для нее заказала Лизка, вроде замирялась… поэтому Светка их и не надела. Вот только примерить не отказалась.