Колдовская любовь

Кисловский долго молчал, но в конце концов ответил отказом.

– Вы меня с кем-то путаете, – механическим голосом повторил он. – Я ничего не знаю. Я болен. Если угодно со мной побеседовать, обращайтесь по официальным каналам. Больше мне нечего вам сказать.

– Надеюсь, потом вы не будете кусать локти, Григорий Валентинович? – заключил Гуров. – Очень неприятное занятие!

Кисловский бросил трубку. Гуров покачал головой и вышел из офиса. Онемевшая секретарша испуганно смотрела ему вслед.

Крячко долго ждать не пришлось. Уже через минуту его раздолбанный «Мерседес» вывернулся из-за угла и с шиком затормозил перед самым носом Гурова. Станислав, осунувшийся, с синяками под глазами, был сейчас тем не менее весел – должно быть, чувствовал запах пороха. Гуров обошел машину и сел на переднее сиденье.

– Кати в Грошовый переулок! – распорядился он. – Как можно быстрее – нам нужно опередить одного человека, который сейчас лихорадочно ищет ключи от серебристого «Субару».

– Он тоже туда едет? – деловито спросил Крячко, выжимая сцепление.

– Девяносто из ста, что едет! – убежденно сказал Гуров. – Вряд ли они станут полагаться в таких случаях на телефон. Если только…

Он не стал высказывать вслух свои сомнения, хотя прекрасно понимал, что все еще может элементарно сорваться. Если, например, Кисловский вообще не решится выйти сейчас из дома. Или если Жукова сменила место обитания. Или он, Гуров, допустил какой-то промах. Но интуиция подсказывала, что он не ошибся. Кисловский в панике и тоже сейчас держит путь в Грошовый переулок.

По дороге Гуров успел вкратце объяснить Крячко ситуацию. Он не вкладывал в свой отчет никаких эмоций. Крячко должен был сам оценить шансы.

– Мы, Стас, с тобой сейчас в таком положении, когда, как говорится, на аэродром уже не вернешься, – заключил Гуров. – Тут уж или садиться на чужую территорию, или падать. Если дрогнем, упадем точно.

– Не упадем, Лева! – убежденно сказал Крячко. – Сколько можно падать?

– С Палычем ухо востро держать надо, даже если даст он о себе знать. До конца я ему сразу не поверил. Однако надежда все еще остается… А больше всего меня смущает, что Терехин не звонит, – признался Гуров. – Он мне вроде искренним показался в этот раз. А все-таки на душе неспокойно. И Васильков этот… Вот уж ненадежный тип! Может быть, передумал, выкинул какой-то фортель?

– Не мучайся, Лева! – посоветовал Крячко. – Теперь к гадалкам ходить поздно. Сам говоришь, положение… Будем действовать согласно обстоятельствам. Одно меня только смущает – сам я опростоволосился, а теперь и тебя, глядишь, за собой потяну… Не дело это.

– Не бери все к сердцу, будь проще и чаще сплевывай! – ответил Гуров. – Это не ты меня. Это я тебя за собой потяну. А потом мы оба кое-кого потянем… Однако не будем загадывать – тем более, мы, кажется, уже приехали… Давай сворачивай и примерно метров через сорок остановись. По рассказам очевидцев, серебристый «Субару» всегда здесь на улице стоял – будем надеяться, что и на этот раз никаких неожиданностей не будет.

Крячко въехал в переулок и остановил машину. Гуров осмотрелся.

– Как всегда, тихо, – констатировал он. – И машин не видно. Наверное, Кисловский еще едет. Будем ждать.

И в этот момент зазвонил мобильник. Оперативники многозначительно переглянулись.

– Совпадение? – пробормотал Гуров. – Или выследили, гады?

Он поднес телефон к уху и вдруг даже подпрыгнул на сиденье.

– Надюша? – выкрикнул он. – Это ты? Что с тобой? Где ты?

Это, несомненно, была она. Только теперь обычная самоуверенность и независимость изменили ей – Надежда почти не могла говорить. Она всхлипывала, путала слова и в отчаянии ругалась как извозчик. Прошло не меньше минуты, прежде чем она смогла что-то внятно объяснить. Наконец Гуров сумел понять, что с Надеждой все в порядке, но до этого все было очень плохо – ее держали в каком-то подвале, не давали пить и все время угрожали.

– Эти сволочи хотели знать, с кем ты разговаривал на вечеринке! – со слезами в голосе сообщила она. – Только хрен я им что сказала!

– Ты молодец, девочка! – растроганно произнес Гуров. – Но где ты сейчас?

– Они высадили меня у Казанского вокзала и уехали, – ответила Надежда. – Теперь я торчу здесь как дура. Домой ехать боюсь, а денег у меня только на метро…

– Ладно, плюнь на все и немедленно приезжай… – Гуров мгновение колебался, но все-таки продолжил: – Приезжай в Грошовый переулок. Я буду тебя ждать.

– Какого черта? Мог бы за мной сам приехать! – вскинулась Надежда, но тут же осеклась и сказала покорно: – Ладно, еду…

Глава 22

Звонок Надежды так взволновал Гурова, что он даже на какое-то время почти забыл о серебристом «Субару», и его внезапное появление едва не застало оперативников врасплох.

Роскошный автомобиль влетел в переулок со скоростью пожарной машины и, едва не зацепив правым крылом «Мерседес», финишировал аккурат напротив арки, ведущей в соседний двор.

Таким образом, «Субару» становился непреодолимым препятствием для любого транспорта, вознамерившегося выехать со двора, но это обстоятельство, кажется, нисколько не волновало его владельца. Кисловский, похоже, совсем потерял голову.

Он выскочил из автомобиля – худой, измученный, бледный – и со всех ног бросился под арку. Светло-серый костюм болтался на его плечах как на вешалке.

Гуров толкнул Крячко в бок.

– Быстро за ним! – скомандовал он. – Нужно знать, куда он пойдет. Тебе это как раз с руки – ты сейчас на бомжа похож, он на тебя и внимания не обратит. А я здесь останусь. Нужно Надежду встретить, да и вообще…

Крячко выскочил из машины и вразвалочку направился в соседний двор. Трудно сказать, был ли он в этот момент похож на бомжа, но на милиционера он точно не походил, а это было сейчас как нельзя более кстати.

Гуров остался в одиночестве. Он внимательно следил за каждым прохожим, появлявшимся в поле зрения, боясь пропустить Надежду – ведь старый «Мерседес» Стаса был ей еще незнаком.

И все-таки ее появление стало для Гурова неожиданностью. В полном соответствии со своим противоречивым и непредсказуемым характером Надежда вошла в переулок совсем не там, где ее ожидал увидеть Гуров. Она проникла туда какими-то проходными дворами и возникла перед самым носом Гурова внезапно, точно из-под земли. При этом, стоя в двух метрах от «Мерседеса», она принялась сосредоточенно и напряженно оглядывать улицу в поисках знакомого лица. Сейчас, не причесанная и без косметики, Надежда выглядела усталой и хмурой и в то же время странным образом казалась лет на пять моложе своих лет. От нетерпения она сердито притоптывала ногой и кусала губы. Гуров невольно улыбнулся и негромко окликнул Надежду через опущенное стекло.

Она вздрогнула и пораженно уставилась на ухмыляющегося всего в двух шагах от нее Гурова. На лице Надежды отразилось чувство огромной обиды. И еще на нем было написано, как она ненавидит субъектов, которые восседают на мягких сиденьях, напропалую развлекаются и насмехаются над бедными девушками, которые чудом остались в живых.

Все это Гуров без труда прочел на хорошеньком личике Надежды и понял, что единственным его спасением в данной ситуации может быть только строгость. Он стер с лица улыбку и приказал: