Колдовской мир (Книги 4, 5, 6, 7 цикла "Колдовской мир")

— Вы не Эйлин, — сказала женщина и произнесла слова, которые я тоже знала. Но прежде, чем она закончила свои заклинания, я прервала ее.

— Я Эллис. Разве он никогда не говорил вам обо мне?

— Эллис… Эллис… — повторила Брунисенда. — Но ведь Эллис — его сестра! А ты Мужчина и так похож на моего лорда, что даже меня жестоко обманул!

— Я Эллис. Если мой брат рассказывал обо мне, ты должна знать, что я воспитывалась так же, как и он. Мы оба с детства учились владеть мечом и щитом, но наши пути разошлись. Однако связь между нами осталась, и когда я получила предупреждение, что ему грозит опасность, я приехала, так же как и он приехал бы, услышав что я в опасности.

— Но… как ты об этом узнала… как узнала, что он исчез, пропал в холмах? Отсюда не выезжал ни один гонец. Мы держали это в секрете: хуже было бы, если бы об этом узнали. — Брунисенда следила теперь за мной с той же подозрительностью, какую я замечала у других женщин. И я подумала, что хоть она и моя невестка, но придет время, когда она захочет, чтобы я поскорее ушла. Но если уж Эйлин выбрал ее, я должна быть с нею приветливой, хотя моя первая обязанность — заботиться не о ней, а о моем брате.

Пожилая женщина подошла ближе ко мне, пристально вглядываясь в мое лицо, как будто я носила на нем какой-то знак, удостоверяющий мою личность.

— По правде сказать, миледи, — сказала она, — лорд Эйлин мало что говорил, кроме того, что его мать и отец умерли, что у него есть сестра, которая живет среди народа, давшего им когда-то пристанище. Теперь я вижу, что он мог бы рассказать гораздо больше. — И она сделала некий знак, и я ответила ей и добавила еще кое-что: пусть знает, что я не ниже ее по уровню знаний. Она кивнула, как бы решив проблему.

— Значит, было дальновидение, миледи, и вы, конечно, знаете, где он теперь…

— Это колдовство Древних, — я обращалась к ней, а не к Брунисенде, — и не Белое, а Черное… Началось с того, — я прошла мимо Брунисенды, которая непонимающе смотрела на меня, к тому окну, где я видела брата. Оно было снова плотно забито, как будто он и не трудился над ним. Но когда я положила руку на нижний брус, я услышала приглушенный крик и обернулась.

Леди Брунисенда съежилась в постели, зажимая рот руками, и с бессмысленным ужасом смотрела на меня. Она вскрикнула еще раз и упала без сознания на смятые простыни.

Мудрая Женщина быстро подошла ко мне и еще раз взглянула на меня.

— Это только обморок и ей лучше не слушать, что вы скажете, потому что она боится таких вещей, боится Учения.

— Однако же вы служите ей.

— Да, ведь я ее приемная мать, и она не знает, что я делаю. Она с детства боялась проклятия, что лежит на ее семье.

— Какое проклятие?

— То, что находится там… ждет… — она указала на окно.

— Расскажите. Я в обморок не падаю. Но сначала, Мудрая Женщина, скажите мне ваше имя.

Она улыбнулась, и я улыбнулась тоже, и мы обе знали, что у нее одно имя для внешнего мира, а другое — для внутреннего.

— Нет, конечно, вы не впадете в беспамятство, что бы вам ни сказали. А что касается моего имени — здесь я дама Вирта, а также Ульрика…

«Дама»? Тут я впервые обратила внимание, что на ней нет многоцветной одежды домочадцев лорда, что она в сером и в вуали аббатства, покрывающей ее всю, кроме лица. Но я слышала, что дамы не знакомы с Древним Знанием, и что они не выходят из стен аббатства после того, как произнесет окончательные обеты.

— Дама, — повторила она. — Война все перевернула. Дом Канты Дважды Рожденной был разорен Собаками в прошлом году. Я убежала и пришла к Брунисенде, потому что я принесла обеты только после того, как она была обручена. Канта Дважды Рожденная сама имела Древнее Знание в свое время, и ее дочери мыслят не так, как в других аббатствах. Но я назвала свое имя. А у вас нет другого?

В этой даме было что-то от Эфрики, но главное было в ней самой. И я знала, что могу верить ей.

— Мое первое имя Боевид, данное мне по обычаю народа моей матери…

— Колдуньи Эсткарпа! Вам нужны теперь все их знания, если вы думаете сделать то, что привело вас сюда.

— Расскажите мне об этом проклятии, потому что оно, видимо, и взяло Эйлина.

— Есть сведения, что Первый из рода Ингарета, чьим потомком является моя леди, интересовался чуждым учением, но не имел ни терпения, ни дисциплины, чтобы следовать дорогами знания, и потому шел на такой риск, о котором осторожный человек не помыслил бы. Он ходил один в места Древних и из одного такого путешествия привел себе жену. Они спали как раз в этой комнате, но детей у них не было, и лорд забеспокоился, поскольку хотел иметь сына-наследника. Он решил доказать себе, что это не его вина, и прижил сына, а затем и дочь от женщин, которых он тайно посещал. Как можно быть таким дураком, рассчитывая скрыть подобные вещи!

Однажды он пришел ночью к своей жене и обомлел: она сидела на высоком стуле, вроде того, на котором он сидел в большом холле, когда вершил суд. Перед ней на табуретках сидели две женщины, с которыми он производил младенцев, они держали на коленях детей, смотрели прямо перед собой и выглядели какими-то пришибленными.

Он подошел к своей жене, грозно спрашивая, что она делает и почему. Она сладко улыбнулась и сказала, что она заботится о его удобствах: она привела этих женщин к нему под его кров, чтобы ему не приходилось бегать по ночам во всякую погоду ради удовлетворения желаний своего тела.

Она встала, и он обнаружил, что не может тронуться с места. Она сняла наряды, которые он подарил ей, и все драгоценности, что он навешал на нее, и все это бросила на пол. Наряды тут же превратились в лохмотья и грязь. Затем она, нагая и прекрасная в лунном свете, подошла к окну и встала на подоконник. Там она обернулась еще раз, взглянула на Ингарета и сказала то, что помнят до сих пор:

— Ты будешь желать, ты будешь искать, а найдя, пропадешь. То, что ты имел и оттолкнул, будет и через много лет звать других и они тоже будут искать, но найдя, не воспользуются.

Затем она повернулась и выпрыгнула в окно. Тогда лорд Ингарет освободился от чар, державших его, подбежал к окну и выглянул. Он не обнаружил внизу никого, как будто прыжок перенес ее в другой мир. Он тогда созвал всех людей, поднял военный щит и признал мальчика своим сыном, а дочке дал ожерелье, подготовленное дочери в его роду. Что касается их матерей, то они с этой ночи тронулись умом и не задержались на этом свете. Но сам лорд больше не женился. На десятый год он встал ночью и ушел из Ущелья Фрома, и больше его не видели.