Колдунья моя
Шрифт:
— Я — леди Мэйрин из Эльфлиа, — представилась Мэйрин. Мальчик быстро поставил кубок и вспыхнул от смущения: ведь он проявил ужасную невоспитанность, не представившись при входе в дом. Он поднялся и произнес:
— Прошу прощения, миледи. Я — Робер де Иервиль, паж милорда Вильгельма.
— Что ж, добро пожаловать, Робер де Иервиль, — с улыбкой ответила Мэйрин. — Вы прибыли из Винчестера?
— Да, миледи.
Повисла долгая тишина. Мальчик стал неловко переминаться с ноги на ногу, и наконец Мэйрин сказала;
— Мой муж скоро вернется.
И Жосслен, к ее большому облегчению, действительно появился, не успела она договорить этих
— Робер де Иервиль! Как же ты вырос, малыш! Ты скоро доберешься до шести футов! — воскликнул Жосслен вместо приветствия.
— Всего дюйма не хватает, милорд, — ответил мальчик, широко улыбнувшись. Он, очевидно, был весьма доволен, что хозяин Эльфлиа обратил внимание на его рост. Но тут же лицо его посерьезнело. — Я привез вам письмо от короля, — сказал он, доставая из складок туники свернутый в трубку пергамент и вручая его Жосслену.
Жосслен сломал печать на письме, развернул его и разложил на столе.
— Королева вот-вот приедет в Англию, — сообщил он вслух. — На Пятидесятницу она будет короноваться в Вестминстере. Нас с тобой приглашают, Мэйрин. И Иду тоже, если она захочет поехать.
— Нет уж, благодарю, — заявила Ида, только что вошедшая в зал и услышавшая слова Жосслена. — Передайте королю мои извинения, Жосслен. Хватит с меня путешествий! Кроме того, коронация королевы наверняка будет более торжественной и пышной, чем коронация короля. Мэйрин понадобится новое, красивое платье, чтобы не посрамить себя. А до праздника остается не больше месяца. Мы не успеем сшить два платья, так что я лучше останусь в Эльфлиа.
— О, мама, так нельзя! Подумай сама, разве тебя так уж часто приглашают на коронации? — возмутилась Мэйрин.
— Мэйрин, я уже решила. На сей раз тебя ждет встреча не с горсткой усталых от войны мужчин, для которых просто взглянуть на женщину — уже удовольствие. Ты окажешься среди великолепных придворных короля Вильгельма. Там будут и женщины, и наверняка в роскошных нарядах. Ты не должна нас посрамить. От твоего внешнего вида и поведения во многом зависит судьба Жосслена. Ты ведь хочешь, чтобы Жосслен и впредь пользовался расположением короля?
— Ну почему ты всегда оказываешься права?! — с шутливым негодованием воскликнула Мэйрин.
— Потому что я — твоя мать, — спокойно ответила Ида, но ее голубые глаза лучились весельем.
Робер де Иервиль переночевал в Эльфлиа, а затем направился в Вустер, передавать королевские приглашения другим дворянам. Вильгельм обожал свою умную, волевую супругу и хотел превратить ее коронацию в грандиозное торжество.
— Зря я беспокоилась, что мы не успеем употребить в дело все эти чудесные византийские ткани, прежде чем они истлеют от времени, — заметила Ида. — Мне приятно думать, что ты будешь блистать среди придворных Вильгельма, Мэйрин. Я уверена, что твой отец сейчас бы очень гордился.
Женщины принялись за работу, чтобы подготовить для Мэйрин приличествующий случаю гардероб. Жосслен решил, что они пробудут в Лондоне несколько дней, так что Ида вознамерилась сшить своей дочери дюжину нарядов. Но Мэйрин возразила:
— Я не хочу привлекать внимания, мама. Иначе нам начнут завидовать.
— Но чем ты хуже нормандских леди? — удивилась Ида. — Ведь ты была византийской принцессой!
— Это осталось в прошлом, мама. Теперь я — жена простого рыцаря, и мне это по душе. Если все как следует рассчитать, я смогу надевать туники и юбки в разных сочетаниях, так что покажется, будто у меня больше нарядов, чем есть на самом
деле. Кроме того, большой гардероб тяжело везти с собой.Жосслен согласился с женой. Благоразумнее не демонстрировать богатства лишний раз и не привлекать к Эльфлиа любопытства. Решили, что Мэйрин возьмет с собой всего пять туник: две парчовые — фиолетовую и светло-серую, расшитые золотыми нитями. Две туники шелковые — темно-синюю с серебряной вышивкой у горла, на манжетах и вдоль подола, и ярко-желтую, без всякой вышивки. Последняя туника — из бирюзовой камки.
К туникам Мэйрин собиралась взять столько же юбок: одну — из золотой парчи, другую — из серебряной; две — из тафты, черную и голубую; а последнюю — из пурпурной камки; в Византии одежду такого цвета запрещали носить простым смертным, поскольку она предназначалась лишь для императоров. Но в качестве прощального дара Мэйрин получила отрез этой великолепной ткани от самой императрицы.
Наблюдая за лихорадочной деятельностью, которую развили женщины, Жосслен не удержался от искушения поддразнить их.
— А как насчет моего гардероба? — спросил он. — Или новую одежду получит только Мэйрин? Я-то думал, что обычно петух красуется в разноцветных перьях, а серая курочка скромно сидит на насесте!
— Разве мы с мамой не сшили для тебя наряды прошлой зимой? — возмутилась Мэйрин. — Ты еще не успел поносить и половины из них, а они все на редкость хороши. И потом, на мужчин все равно никто не смотрит. — На них смотрят женщины, — серьезно возразил Жосслен.
— Ну уж нет, милорд, лучше пускай они на тебя не смотрят! Наверное, ты оставил в Нормандии не один десяток безмозглых куриц, которые до сих пор надеются на твое внимание. Ничего, скоро они поймут, как заблуждались!
Жосслен на мгновение вспомнил Бланш де Сен-Бриек, но тут же выкинул эту мысль из головы. Бланш в Бретани. Она никогда не имела доступа ко двору, да и не может его добиться. Жосслену не хотелось расстраивать Мэйрин, пробуждая в ней печальные воспоминания о далеком прошлом.
— Успокойся, колдунья моя, — проговорил он. — Никто и никогда не сможет украсть меня у тебя. Я тебя люблю.
— Значит, на тебя не набросятся толпы прежних любовниц? — спросила Мэйрин, чуточку разочарованная. Жосслен покачал головой.
— Нет, — ответил он.
— От мужчин никогда не добьешься правды, — проворчала Мэйрин.
— Рассказывать правду о таких вещах недостойно чести рыцаря, — заметил Жосслен.
— Значит, кто-то все же был! — воскликнула Мэйрин и, накинувшись на мужа, заколотила кулаками по его широкой груди.
Жосслен поймал ее запястья, прежде чем она успела его ушибить, и со смехом произнес:
— Если я признаюсь, что у меня были любовницы прежде, ты меня побьешь, а если скажу, что никого не было, — разочаруешься! Как же так? — Он сжал ее в объятиях и, заглянув в лицо, проговорил:
— Я люблю тебя, Мэйрин из Эльфлиа! Я не стану ни в чем признаваться и не стану ничего отрицать. Что бы ни было в моей жизни, все осталось в прошлом. Ты — это все, что имеет для меня значение.
Сердце Мэйрин забилось быстрее, когда она услышала страстное признание; губы ее мягко приоткрылись навстречу губам Жосслена. Поцелуй был пылким и долгим. Оба забыли про Иду, которая, улыбнувшись своим воспоминаниям, отвернулась и снова взялась за шитье. Мэйрин едва почувствовала, что муж подхватил ее на руки и понес вверх по лестнице в спальню. Она уронила голову ему на плечо и тихо вздохнула от блаженства.